Читаем без скачивания Василий Шуйский - Вячеслав Козляков

Московские воеводы встали на Ходынке, но какое-то время они не предпринимали активных действий. В столице продолжались переговоры о перемирии с послами короля Сигизмунда III, и оставалась надежда уговорить отойти польско-литовское войско Лжедмитрия II от Москвы миром. Сами посланники Станислав Витовский и князь Ян Соколинский, объединившись с прежними послами Николаем Олесницким и Александром Госевским и воеводой Юрием Мнишком, долго препирались с московскими дипломатами по поводу того, что они не имеют никакого влияния на собравшиеся под Москвой хоругви, отказываясь называть их «изменниками». Представители Речи Посполитой настаивали: «Те люди вошли в землю государя вашего без ведома короля». Однако обещали полное содействие, как только будут отпущены из Московского государства. В итоге в запись о перемирии под давлением московской стороны был включен пункт о том, что «ныне в нашем государстве ваши князь Роман Ружинский, да князь Адам Вишневецкий и иные паны и ротмистры со многими полскими и литовскими людми, вшодчи в великие государства наши, водят с собою вора, называючи его тем же именем, как прежней убитой вор рострига называл царевичем Дмитреем Углетцким, и, сложась, те ваши люди с воры с нашими с изменники нашу землю пустошат и кровь хрестьянскую проливают». Король Сигизмунд III был обязан «тех людей… из наших государств вывести вскоре»[331].

Польские дипломаты понимали, что у них, как и у короля, было мало шансов повлиять на тех, кто воевал вместе с Лжедмитрием II. Московские бояре на переговорах упоминали, кроме гетмана самозванца князя Ружинского и князя Адама Вишневецкого, еще про Лисовского, «потому что он много зла в государя нашего земле починил». Тот, действительно, весной 1608 года прошел рейдом по рязанским землям через Ряжск и Михайлов. Отряд Лисовского взял и разграбил также два города, имевшие каменные укрепления, — Зарайск и Коломну[332]. В Коломне им были взяты в плен епископ Иосиф и царский боярин князь Владимир Тимофеевич Долгорукий. Но имя Лисовского не попало в окончательный документ о заключении перемирия: «И послы говорили: „А Лисовского мы для того не написали, что он из земли государя нашего выволанец, и чести он своей отсужен, и в котором городе в нашем его поймают, и его там казнят; и имянно нам его писати непригоже“»[333].

В июне 1608 года, перед приходом войска Лжедмитрия II в Тушино, послы Речи Посполитой действительно послали от себя уговаривать польско-литовское войско Петра Борковского, встретившегося с «рыцарством» под командованием гетмана князя Романа Ружинского в Звенигороде. Но из этого ничего не воспоследовало. Гонцу ответили: «Москвитяне прислали вас к нам не по доброй воле, и мы, коли уж сюда пришли, не намерены слушать ничьих уговоров. Надеемся с Божией помощью посадить в столице того, с кем пришли»[334]. Когда отряды Лжедмитрия II окончательно обосновались в Тушине, переговоры и увещевания продолжились, но в них стало еще меньше смысла. Хотя какое-то время в Москве тешили себя иллюзией, что заключенное перемирие и отпуск на родину послов Николая Олесницкого, Александра Госевского, а также сандомирского воеводы Юрия Мнишка с бывшей царицей Мариной заставят «литовских людей» уйти из-под Москвы.

Гетман князь Роман Ружинский подыгрывал московской стороне и делал вид, что вступает в переговоры с посольскими гонцами в Тушине, которыми были весьма известные ротмистр Матвей Домарацкий и секретарь первого царя Дмитрия Ян Бучинский[335]. Позднее дипломаты и советники царя Василия Шуйского поняли, насколько они заблуждались. Отголоски обид слышны в известии «Нового летописца» о самом заметном после прихода Лжедмитрия II в Тушино сражении на Ходынке. «Прислаша же ко царю Василью к Москве ис Тушина от етмана от Ружинсково посланники о послах, кои засажены на Москве, — писал летописец. — Они же злодеи приходиша не для послов, но розсматривати, как рать стоит на Ходынке, и быша на Москве и поидоша опять в Тушино мимо московских полков». Интересно, что в таком же обмане обвиняли русских и в стане гетмана князя Романа Ружинского: «Москвитяне хотели напасть на нас, пока мы были заняты переговорами, решив, что мы ни о чем не подозреваем»[336].

«Ходынский бой» на день Петра и Февронии Муромских 25 июня 1608 года долго потом поминали участвовавшие в нем служилые люди. «Московские люди» потерпели серьезное поражение, что окончательно позволило самозванцу укрепиться под Москвой. Князь Роман Ружинский применил хитрость и ударил на царских воевод тогда, когда они меньше всего ожидали. Основное войско продолжало стоять в Ваганькове, а на Ходынку пришел отряд под командованием известного воеводы князя Василия Федоровича Мосальского. В летописи говорилось, что после тревоги первых дней пришло известие, «будто с посланники литовскими помирихомся». Это якобы и стало причиной того, что «начата нощи тое спати просто, а стражи пооплошахусь». О том, что битва началась «перед утреннюю зорею», когда литовские люди и «воры» пришли «скрадом», сообщали также разрядные книги. Русские и польские источники совпадают в деталях описания Ходынского сражения. Действительно, еще 24 июня шли переговоры, но гетман князь Ружинский начал готовить внезапное ночное нападение на русское войско на Ходынке. Разгром оказался очень серьезным, одних членов Государева двора было убито около 100 человек, а общий счет потерь шел на тысячи. В разрядах записали об этом дне: «Грех ради наших мьногих дворан добрых и боярскую братью и детей побили, князей и детей боярских и стрельцов вьсяких чинов людей; и с тово дела отъехал воевода Болшаго полку князь Василей Федорович Литвинов Масалской»[337]. День Ходынского сражения оказался длинным; о том, что «еще не вечер», гетман князь Ружинский и его войско узнали, как только бежавшие с поля боя царские полки оказались под Москвой и соединились со свежими силами. Тогда московское войско ударило на увлекшиеся погоней польско-литовские хоругви и погнало их обратно к Ходынке и в Тушино. Обратный удар был столь силен, что «побиваху их на пятинатцати врестах, едва в таборах устояху». Это не похвальба летописца — Николай Мархоцкий тоже написал, что многие уже были готовы бежать из Тушина, видя перед собою смерть: «Как будто нам только и оставалось взывать: „Господи помилуй!“» Но поляки выстояли да к тому же получили огромную добычу, которую делили несколько дней под похоронный плач, долетавший из Москвы. А еще Ходынка научила тому, что выиграть в начавшейся войне сможет тот, кто будет лучше укреплен и готов к отражению внезапного нападения. Поэтому Тушинский лагерь стремительно стал приобретать черты города: туда свозили из близлежащих деревень избы, начали строить ограду, проездные башни и ворота.