Читаем без скачивания Чужой. Сердитый. Горячий (СИ) - Тиган Линетт

Он взорвался и это очень мягко сказано.

— Прости, — ошеломленно прошептала я, ощущая в груди тяжесть и странную обиду, которая гложет мои чувства. Мне кажется, что даже он слышит, как я тяжело сглатываю. На глаза так быстро накатывают слезы, и единственное, что я могу — ниже опустить голову, чтобы он не увидел моей слабости.

Когда я слышу его шаги, отворачиваюсь к стене, отодвигаясь к ней поближе, прикрывая глаза от своей слабости, которую я не могу держать в узде. Раньше я бы и бровью не повела, разве что вопросительно, в ответ могла бы уколоть острым словечком, и непросто задеть, а приложить на лопатки… А сейчас что со мной происходит? Я могу открыть рот, только когда эмоционально не выдерживаю, но в другом случае…

Господи, как же я ненавижу себя за то, что со мной произошло по моей же вине. Это ведь я сама зашла в вольер с диким животным, и назад выхода не было больше полугода. Я была слишком долго сама не своя, вечно в напряжении, в страхе и ожидания худшего. Я была рядом с НИМ так долго, что теперь последствие сказываются на мне не самым добрым образом.

Когда старенькая и весьма скрипучая кровать прогибается под весом парня, я не выдерживаю и жалко всхлипываю, а скулы и горло сводит от напряжения.

— Я не хотел тебя обидеть… Снова. Я бываю несколько… Вспыльчивым, учитывая обстоятельства и столько взвалившегося на наши плечи забот и ответственность. Если хочешь, давай посмотрим кино? Думаю, у меня есть несколько фильмов на планшете, — он касается моей спины, и я вздрагиваю, подняв голову.

Его пытливый взгляд пронизывает, кажется, каждую текущую на моих щеках слезинку.

— Яра… Я правда говорю глупости и совсем ненужные вещи. Ты ни в чем не виновата, и я это знаю. Обещаю, что больше не стану так делать и говорить такие вещи. И ты не должна… О, нет, только не это! — с каждым его словом мне хочется рыдать все больше, и я всхлипываю, задыхаясь новыми рыданиями, — иди ко мне, — он садится еще ближе и крепко меня обнимает, а я не отказываюсь, ощущая поддержку.

Действительно ее ощущаю, а не слушаю.

Не понимаю, что со мной происходит. Когда я была рядом с Гордеевым, я выдерживала почти все его выходки стойко: любая пощечина воспринималась мной уже не так болезненно, его унижения иногда задевали все живое, но и тогда я не лила такие горькие слезы от обиды, скорее это было от страха и эмоционального срыва… Гордеев делал мне в сотни раз больнее.

А что сейчас? Я ведь услышала адекватный ответ парня, который не выдержал моей наглости. Вадим прав — он не должен меня развлекать, не должен со мной нянчиться, не должен вот так сидеть и утешать, как ребенка. А я не должна была лезть в его личную жизнь в этом чертовом телефоне. Я все это знаю! Но все равно рыдаю, как ребенок.

Но неожиданно для меня, рядом с ним становится легче дышать. Слезы постепенно высыхают, когда он молчит и просто сидит рядом, утешающе поглаживая мою спину, притулившись подбородком к моей макушке. Я поняла, что непросто слабая рядом с ним, а мне хочется быть слабой после всего, что было за последние долгие месяцы.

— У тебя снова поднимается температура, — у него уставший голос. Он расстроен, обессилен ровно так же, как и я сама. — Нужно принять лекарство, — Вадим говорит это и вроде как хочет уйти за таблетками и микстурой, но ни он, ни я не можем выпустить друг друга из затянувшихся крепких объятий.

И только когда я начинаю чувствовать смущение, сама опускаю руки с его спины и осторожно откланиваюсь в сторону. Вадим всего на мгновение ловит мой взгляд и подбадривающее улыбается, а после быстро начинает выдавать порцию лекарств, готовит чай в большую кружку и бережно за мной ухаживает.

В его глазах нет брезгливости или недовольства, и я верю ему, что взорвался он только по причине тяжелых будней, которые отнимают и без того последние силы у нас двоих.

Следователь берет свой планшет, залезает в кровать и включает мне комедию, ссылаясь на то, что мне нужно поднять настроение и думать только о хорошем. Фильм оказывается дурацким, но смешным, а под мягкий смех Вадима сон поглотил меня уже на половине фильма.

***

Несколько дней мы оба стараемся избавиться от моей температуры и кашля, и на четвертый день, нам это удается. С самого вечера до следующего вечера я чувствую себя так хорошо насколько это возможно.

Вадим, увидев мое настроение и не ощутив температуры, вывел на улицу, и мы прошлись вдоль поселка и обратно, подышали свежим воздухом всего лишь полчаса, размяли ноги и вернулись в дом. Следователь старался уделять мне время на редкие, но стоящие диалоги, когда не занимался разработкой плана. А вечерами, когда время уже близилось к полуночи, приезжал Эльдар. Они вместе продумывали план и исключали все возможные неудачи.

Я предлагала им свою помощь, но раз за разом, что полковник, что следователь лишь скупо улыбались на мое предложение и использовали мою инициативу совсем в другом русле. Я готовила еду, складывала их бумаги, убирала за ними стол каждое утро после ночных заседаний и просто не лезла туда, куда меня мягко не просили лезть.

— Мы сделаем это сегодня, — констатирует факт следователь, когда я допиваю чай и доедаю последние наши сладости. Оставшийся кусочек пирожного я неохотно откладываю на блюдечко, нахмурившись.

— Вы уже готовы к этому… — не то спрашиваю, не то утверждаю я.

Вадим уверенно кивает, пристально за мной наблюдая.

Конечно, я слышала часть их плана, как именно Вадим планировал провернуть такое грандиозное шоу на публике с крутыми спецэффектами, но слышать это и применять на практике — разные вещи.

Мне уже страшно выходить из этого дома.

— Тебе не о чем беспокоиться. Ты набралась сил, готова слушать меня и делать как нужно. Будет сложно, опасно и… Он все время будет рядом с нами. Но ты должна мне довериться и делать так, как я говорю. Тогда все пройдет хорошо. Договорились?

Я не могу кивнуть, меня практически парализовало понимание некоторых нюансов плана следователя. Об этом речь не шла, и я не думала, что Вадим готов рисковать до такой степени безрассудства.

— Он? — растерянно переспросила я.

— Да. Именно Он должен поверить в нашу смерть, а для этого его нужно заверить в том, что мы в ловушке и нам некуда деваться. Это будет настоящим ударом. А у нас будут всего лишь сутки, чтобы добраться до аэропорта, где нас будет ждать частный самолет.

— Как тебе удалось получить частный самолет? — удивилась я.

— Это не моя заслуга, а твоего отца, — отвечает парень, и он не прекращает выбивать почву из-под моих ног.

— М-моего о-отца? — снова переспросила я, волнительно сглатывая.

— Да. Эльдар с ним беседовал на днях, и мы приняли решение, что нам нужен самолет и как ты понимаешь, это тоже небезопасно. По последним новостям от полковника — все города с аэропортом контролируются, особенно неизвестные и новые рейсы, а все, что взлетает в воздух, даже простой вертолет, подвергается проверке. Поэтому мы должны нанести ему такой удар, который бы потряс его в душе, и он отстранил своих людей. Иначе куда бы мы ни полетели — он будет нас преследовать.

Я ему верю.

— Мой отец что-то еще говорил? — поинтересовалась я, ощущая, как быстро забилось сердце в груди.

— Прости, но я не связывался с ним напрямую. Такими делами занимается полковник.

Киваю, задумавшись. На самом деле я все время думала, что мой отец после всех моих выходок либо задавит меня морально, либо вообще откажется от такой неправильной дочери. Он всегда был строг ко мне, даже больше, чем к брату, и настолько же бдителен, отслеживая не только каждый шаг, но и неосторожно брошенное слово.

Это будет самая тяжелая и долгожданная встреча с родными за всю мою жизнь…

Часть 10.2

— Если ты не против, я бы хотела помыться и собраться, — говорю я.

— Да, конечно, вода уже нагрелась, — он перемещает взгляд на печку с большой кастрюлей воды. — Я пока пройдусь. У тебя есть один час, мы скоро выезжаем.