Читаем без скачивания Маски. Карнавал судеб - Фреда Брайт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он праздновал свою вновь обретенную свободу тем, что не опускал крышку унитаза, разбрасывал в гостиной газеты и повсюду оставлял за собой крошки от еды, которую выбирал по своему вкусу и без ограничений.
Так было и в то воскресное утро: он валялся в кровати, жевал пончики с вареньем, не обращая ни малейшего внимания на то, куда летят крошки, просматривал «Таймс» и одним глазом поглядывал в телеящик, когда имя Тонио Дюмена дошло до его сознания.
Питер подпрыгнул как от удара: значит, кто-то все-таки разделался с этим ублюдком! Давно пора… Мгновенно он подумал о Кимберли и ее маленькой собачке. Динг-Линг… Что ж, теперь щенок может жить спокойно. Как и его хозяйка.
На экране появились ступени здания следственной тюрьмы, и голос за кадром торопливо рассказывал о последних событиях.
Питер не отрываясь смотрел.
Костюмированный бал — ну-ну… Тот самый, на который он пару месяцев назад получил приглашение. Место преступления — появилась фотография огромного особняка в итальянском стиле, переданная по телетайпу. «Подозреваемая в убийстве», как выразился комментатор, — стройная фигура с прикрытой полицейским плащом головой, спешащая по ступеням вслед за адвокатом. Названо ее имя, ничего не говорившее Питеру.
Стараясь уловить смысл происходящего, он слушал с таким напряжением, что даже уши заболели.
«…соседка жертвы Миранда Ви… мотив пока неясен… хорошо известна в международных финансовых кругах… занимается филантропической деятельностью в округе… основательница компании „МираКо"…»
«МираКо»! — выдохнул Питер. Слово отдалось в его голове гулом стопудового колокола.
Корпорация «МираКо»! Это должно быть простым совпадением! Ничего другого и быть не может!
Любое другое объяснение слишком невероятно…
«МираКо» — хозяйка этой компании была без ума от писательского таланта Питера. Это она вытащила его, пьяного, из бара «У Смитти» однажды вечером… Нет, надо быть точным, одернул себя Питер: она отвела его от края пропасти, в которую он уже хотел скатиться, и дала ему возможность начать новую жизнь в Калифорнии. Иногда он считал, что с ним случилось обыкновенное чудо. Но, оказывается, никакого чуда не было!
Кровь бросилась ему в голову.
С пересохшим ртом он неотрывно глядел, как женщина в полицейском плаще шагнула к поджидающей ее машине. Отмахиваясь от репортеров, она обернулась. Вспышки блицев.
Но Питер Мэйнвэринг мог бы обойтись и без них, потому что в ту же самую секунду головоломка, которой была вся его жизнь, разрешилась.
— Боже мой, это она!!
Ему показалось, что он сейчас упадет в обморок, но он взял себя в руки и в течение последующего получаса сидел на телефоне.
Но номер домашнего телефона мисс Миранды Ви не был зарегистрирован, а на операторов в нью-йоркском филиале «МираКо» не действовали ни его мольбы, ни его угрозы.
Питер изо всех сил напрягал память. Как же, черт побери, фамилия того парня, который выкурил его тогда из бара, рассказав какую-то нелепую историю о своей нелегкой личной жизни… Блондин. Южанин. Он узнает через него, как связаться с «Мирандой»: она должна безоговорочно доверять ему, раз поручила провернуть такое дело с Питером!
Кусто? Бистро? Какое-то похожее на французское слово… Оно прямо вертелось у Питера на кончике языка. Бизе? Биссе?
Биссо!
Он вытер вспотевшие от волнения руки и бросился к телефону.
Через несколько минут он уже говорил с Джимом Биссо, а еще через полчаса — с самой Мирандой.
— Ты приедешь ко мне? — спросила она своим низким голосом, который он так безумно любил.
— Ты не смогла бы удержать меня от этого!
В первые дни они никак не могли наговориться, заполняя пропасть в общении друг с другом, образовавшуюся за долгие годы. Питер рассказал ей все: и как он любил ее во время ее пребывания в «Маривале», и как решил уехать оттуда после ее отъезда. Рассказал и об Энни, но она, разумеется, и сама об этом знала и радовалась, что он был с ней счастлив в те годы.
Иногда они вообще ни о чем не разговаривали — им было достаточно одних прикосновений друг к другу: ласковых, нежных, испытующих. Они умирали от счастья и упивались им осторожно, не торопясь, маленькими, освежающими глоточками — как томимые жаждой путники, после долгого блуждания по пустыне припавшие, наконец, к живительной влаге источника…
Ранним утром Питер частенько выгуливал собак Миранды по дороге, ведущей к вилле «Фиорентина». У ворот всегда стояла охрана, а Питер никогда и не искал возможности проникнуть внутрь. Несмотря на недавнюю трагедию, территория поддерживалась в идеальном порядке, опавшие листья сгребались в кучи, деревья и кустарники аккуратно подстригались. И все же дом был окутан атмосферой заброшенности… а может, печали. Питер смотрел на многочисленные окна и размышлял о судьбе Кимберли Вест-Дюмен. После смерти мужа она стала настоящей затворницей, и Питер уважал ее уединение. Он просто останавливался на дороге на минутку-другую, а потом свистом подзывал собак, и они шли домой.
По понятным причинам, Миранда никогда не прогуливалась в том направлении: она отнюдь не горела желанием вновь посетить место преступления…
Вилла «Фиорентина»
Репортеры давно уже перестали дежурить у ворот особняка, «ближайшие друзья» Дюменов разъехались в поисках новых впечатлений. Вилла погрузилась в спячку.
Уилт Остин, дневной охранник, коротал время, слушая по радио легкий рок. Жизнь стала однообразной и скучной после «большой стрельбы», как он называл минувшие события.
Он затосковал по старым временам, когда вереница лимузинов выстраивалась в очередь у контрольного пункта; когда, придя вечером домой с дежурства, можно было расхвастаться перед женой, каких гостей пришлось ему пропускать сегодня, — скажем, Вэйна Ньютона, или Криса Эверта, или Киссинджеров.
Теперь же по дороге, ведущей к вилле, проезжало совсем мало машин, и их пассажирами в основном были подростки да дамочки средних лет. Они припарковывались неподалеку от входа, чтобы поглазеть на место преступления. Но никто, за исключением обслуживающего персонала, врачей и горстки торговых агентов, не мог проникнуть за ворота виллы…
Однажды хмурым зимним утром к воротам подкатило городское такси, из которого высадился мужчина в нейлоновой ветровке и линялых джинсах. На вид ему было лет тридцать, светлые волосы обрамляли обветренное лицо, руки говорили о привычке к физическому труду. Осмотревшись вокруг, он с сомнением переспросил водителя:
