Читаем без скачивания Маски. Карнавал судеб - Фреда Брайт

— Это здесь? — Получив утвердительный ответ, расплатился с ним, отсчитав несколько бумажек из тощей пачки денежных купюр. — Думаю, лучше меня не ждать. Я могу вернуться и на попутке.

Уилт Остин просмотрел свои списки, чтобы выяснить, не вызывали ли на сегодня какого-нибудь монтера, но кроме посыльного из зеленной лавки никого не обнаружил.

— Чем могу помочь, мистер? — недружелюбно обратился он к незнакомцу. Посторонним на территории виллы делать было нечего, если только они не замышляли что-нибудь недоброе: кругом полно террористов и разъяренных граждан Сан-Мигеля, готовых с радостью пустить пулю в лоб любому, кто имеет несчастье носить фамилию «Дюмен».

Хозяйка дома уже отправила детей за границу — по слухам, во Францию или Швейцарию — под чужой фамилией: то ли «Смит», то ли «Браун», то ли какой-то другой, столь же маловыразительной, — и сама собиралась сделать то же самое. Что ж, кто сможет осудить ее за это? Нельзя быть излишне осторожной, когда дело касается собственных детей…

А теперь еще здесь появился этот парень!

Уилт машинально положил руку на свой «узи», хотя, откровенно говоря, незнакомец больше смахивал на бродягу, ищущего возможности подработать. К тому же довольно косноязычного.

— Говори, чего надо, или убирайся! — потребовал охранник.

— Да, сэр. — Парень откашлялся. — Я хотел бы повидать миссис Кимберли Дюмен.

— Мадам Дюмен. И можешь отправляться обратно в ту же самую дыру, откуда вылез, потому что мадам Дюмен никого не принимает, тем более разных бездельников. Леди в трауре. Так что почему бы тебе не…

— Не могу, пока не увижусь с ней. Я проделал довольно длинный путь. — Он смущенно опустил глаза. — Дело в том, что я, э-э-э… видите ли, я ее брат.

— А я — Арнольд Шварценеггер, так что давай убирайся!

Но, посмотрев на нахала повнимательнее, он заморгал, сдвинул густые вислые брови и потянулся к внутреннему переговорному устройству.

— Стой здесь! — приказал он. — Сейчас выясню.

И пустился в долгий приглушенный разговор с кем-то в доме, потом кивнул, пробурчал что-то невнятное и снова обратился к парню — на сей раз с ноткой уважения в голосе:

— Ваше имя, сэр?

Незнакомец произнес его по буквам.

— Через два «л», но я не думаю, что это имеет какое-то значение.

Уилт повторил фамилию в микрофон, потом вышел из своей будки и обыскал посетителя с ног до головы.

— Извините, мистер Келли, такие правила. Теперь проходите.

У парадного входа в дом гостя задержал высокий худощавый англичанин, который проверил его радиолокационным устройством.

— Вы носите контактные линзы? — поинтересовался он.

Келли покачал головой:

— Зачем?

— Тому есть миллион причин, — последовал ответ. — А теперь пройдемте со мной…

Англичанин повел его через холл, затем вверх по лестнице к массивной двойной двери на втором этаже. Келли то и дело приостанавливался, рассматривая широко распахнутыми глазами картины на стенах или заглядывая в комнаты, мимо которых они проходили. Один раз он даже не удержался и присвистнул.

— Идемте же, мистер Келли! — поторопил его провожатый.

— Да-да! О! Вот это местечко! — выдавил он тихим извиняющимся тоном: он не привык к тому, чтобы его называли «мистер». — Прямо как музей или что-то вроде.

В доме стояла зловещая тишина. Он подозревал, что в конце концов произошла какая-то ошибка, несмотря на все сказанное ему в Батон-Руже. Таким парням, как он, нечего делать в подобном месте.

— Может, мне заглянуть в следующий раз… Я сам доберусь в город.

Вместо ответа англичанин протянул ему расческу.

— Прежде чем вы войдете, хочу кое о чем предупредить вас. Мадам Дюмен была очень потрясена смертью мужа. Собственно, мы все были потрясены… С тех пор мадам живет в уединении. К вашему сведению, в лучшие времена я был личным секретарем Его превосходительства…

Келли провел расческой по волосам и пожалел, что не догадался надеть галстук.

— Я нормально выгляжу? — робко спросил он.

— У вас все впереди. В отношении предстоящей вам встречи могу лишь посоветовать, с вашего позволения, не начинать разговор, пока к вам не обратятся, и не делать резких движений. Мадам глубоко переживает происшедшую трагедию, и, надеюсь, вы проявите уважение к ее чувствам. Она очень… — он помедлил, подбирая подходящее слово, — очень ранима.

Секретарь открыл дверь и провел его внутрь.

— Мистер Келли! — доложил он.

Несмотря на дневное время, шторы были опущены, и оттого в помещении стояла некоторая духота. Единственным источником света была мощная электролампа, подвешенная над единственным в комнате креслом. Всю остальную часть комнаты скрывал полумрак.

За пределами круга, очерченного светом лампы, на низком диванчике сидела Кимберли Дюмен, одетая в черное траурное платье. Ее лицо покрывала густая вуаль. В этом зловещем полумраке ее фигура была еле различима, как и приглушенный голос, которым она заговорила:

— Пожалуйста, присядьте. Нет-нет! — Ее быстрый шепот стал тревожным, потому что незнакомец двинулся через комнату прямо к ней. — Вернитесь! Сядьте вон туда, под лампу! Так… Теперь дайте мне рассмотреть вас.

Он повиновался, заморгав на свету, — словно олень, попавший в лучи автомобильных фар.

Ким тоже замигала: она вообще отвыкла от света. Оба некоторое время сидели молча; наконец, глубоко вздохнув, она заговорила:

— Это правда? Глазам не верю!

Возможно ли, что это ее брат? Но как может быть иначе — ведь у сидящего перед ней человека ее лицо! Правда, не точно такое, какое было у нее в лучшие времена… Оно вообще отличалось от тех лиц, которые ей делали на протяжении всей жизни, и уж конечно, от того, какое было у нее сейчас. И все же, вне всякого сомнения, у этого человека ее настоящее, подлинное лицо! Если отбросить изменения, совершенные искусными руками доктора Фрэнкла.

Таким оно было у нее в четырнадцать лет. Вернее, стало бы таким, если бы время беспрепятственно откладывало на нем свой отпечаток.

Хорошее лицо, хотя и нельзя назвать его божественно красивым. Привлекательное, но не приковывающее всеобщее внимание. Нос, правда, великоват, а губы чуть-чуть тонковаты. (Она попыталась вспомнить, какие губы были у нее до инъекций коллагена и каким носом наделила ее природа от рождения. Из нее выросла бы просто хорошенькая женщина, и ничего больше). У Ким было странное ощущение: будто она смотрится в кривое зеркало в комнате смеха, в котором отражается вроде бы она и в то же время не совсем она…