Читаем без скачивания Певец во стане русских воинов: Стихотворения. Баллады. Поэмы - Василий Жуковский

Тюльпанное дерево

Однажды жил, не знаю где, богатыйИ добрый человек. Он был женатИ всей душой любил свою жену;Но не было у них детей; и этоИх сокрушало, и они молились,Чтобы господь благословил их брак;И к господу молитва их достигла.Был сад кругом их дома; на полянеТам дерево тюльпанное росло.Под этим деревом однажды (этоСлучилось в зимний день) жена сиделаИ с яблока румяного ножомСнимала кожу; вдруг ей острый ножЛегонько палец оцарапал; кровьПурпурной каплею на белый снегУпала; тяжело вздохнув, онаПодумала: «О! если б бог нам далДитя, румяное, как эта кровь,И белое, как этот чистый снег!»И только что она сказала это, в сердцеЕе как будто что зашевелилось,Как будто из него утешный голосШепнул ей: «Сбудется». Пошла в раздумьеДомой. Проходит месяц – снег растаял;Другой проходит – все в лугах и рощахЗазеленело; третий месяц миновался —Цветы покрыли землю, как ковер;Пропал четвертый – все в лесу деревьяСрослись в один зеленый свод, и птицыВ густых ветвях запели голосисто,И с ними весь широкий лес запел.Когда же пятый месяц был в исходе —Под дерево тюльпанное онаПришла; оно так сладко, так свежоБлагоухало, что ее душаГлубокою, неведомой тоскоюБыла проникнута; когда шестойСвершился месяц – стали наливатьсяПлоды и созревать; она же сталаЗадумчивей и тише; наступаетСедьмой – и часто, часто под своимТюльпанным деревом она однаСидит и плачет, и ее томитПредчувствие тяжелое; насталОсьмой – она в конце его больнаяСлегла в постелю и сказала мужуВ слезах: «Когда умру, похорониМеня под деревом тюльпанным»; месяцДевятый кончился – и родилсяУ ней сынок, как кровь румяный, белыйКак снег; она ж обрадовалась так,Что умерла. И муж похоронилЕе в саду, под деревом тюльпанным.И горько плакал он об ней; и целыйПроплакал год; и начала печальВ нем утихать; и наконец утихлаСовсем; и он женился на другойЖене и скоро с нею прижил дочь.Но не была ничем жена втораяНа первую похожа; в дом егоНе принесла она с собою счастья.Когда она на дочь свою роднуюСмотрела, в ней смеялася душа;Когда ж глаза на сироту, на сынаДругой жены, невольно обращала,В ней сердце злилось: он как будто ейИ жить мешал; а хитрый искусительПротив него нашептывал всечасноЕй злые замыслы. В слезах и в гореСиротка рос, и ни одной минутыВеселой в доме не было ему.Однажды мать была в своей каморке,И перед ней стоял сундук открытыйС тяжелой, кованной железом кровлейИ с острым нутряным замком: сундукБыл полон яблок. Тут сказала ейМарлиночка (так называли дочь):«Дай яблочко, родная, мне». – «Возьми», —Ей отвечала мать. «И братцу дай», —Прибавила Марлиночка. СначалаНахмурилася мать; но враг лукавыйВдруг что-то ей шепнул; она сказала:«Марлиночка, поди теперь отсюда;Обоим вам по яблочку я дам,Когда твой брат воротится домой».(А из окна уж видела она,Что мальчик шел, и чудилося ей,Что будто на нее с ним вместе злоеШло искушенье.) Кованый сундукЗакрыв, она глаза на двери дикоУставила; когда ж их отворилМалютка и вошел, ее лицоБелее стало полотна; поспешноОна ему дрожащим и глухимСказала голосом: «Вынь для себяИ для Марлиночки из сундукаДва яблока». При этом слове ейПочудилось, что кто-то подле громкоЗахохотал; а мальчик, на нееВзглянув, спросил: «Зачем ты на меняТак страшно смотришь?» – «Выбирай скорее!» —Она, поднявши кровлю сундука,Ему сказала, и ее глазаСверкнули острым блеском. Мальчик робкоЗа яблоком нагнулся головойВ сундук; тут ей лукавый враг шепнул:«Скорей!» И кровлею она тяжелойЗахлопнула сундук, и головаМалютки, как ножом, была железнымОтрезана замком и, отскочивши,Упала в яблоки. Холодной дрожьюЗлодейку обдало. «Что делать мне?» —Подумала она, смотря на страшныйЗахлопнутый сундук. И вот онаИз шкапа шелковый платок досталаИ, голову отрезанную к шееПриставив, тем платком их обвилаТак плотно, что приметить ничегоНе можно было, и потом онаПеред дверями мертвого на стул(Дав в руки яблоко ему и к стенкеЕго спиной придвинув) посадила;И наконец, как будто не былаНи в чем, пошла на кухню стряпать. ВдругМарлиночка в испуге прибежалаИ шепчет: «Посмотри туда; там братецСидит в дверях на стуле; он так белИ держит яблоко в руке; но самНе ест; когда ж его я попросила,Чтоб дал мне яблоко, не отвечалНи слова, не взглянул; мне стало страшно».На то сказала мать: «Поди к немуИ попроси в другой раз; если ж онОпять ни слова отвечать не будетИ на тебя не взглянет, подериЕго покрепче за ухо: он спит».Марлиночка пошла и видит: братецСидит в дверях на стуле, бел как снег;Не шевелится, не глядит и держит,Как прежде, яблоко в руках, но самЕго не ест. Марлиночка подходитИ говорит: «Дай яблочко мне, братец».Ответа нет. Тут за ухо онаТихонько братца дернула; и вдругОт плеч его отпала головаИ покатилась. С криком прибежалаМарлиночка на кухню: «Ах! родная,Беда, беда! Я братца моегоУбила! Голову оторвалаЯ братцу!» И бедняжка заливаласьСлезами и кричала криком. ЕйСказала мать: «Марлиночка, уж горюНе пособить; нам надобно скорейЕго прибрать, пока не воротилсяДомой отец; возьми и отнесиЕго покуда в сад и спрячь там; завтраЕго сама в овраг я брошу; волкиЕго съедят, и косточек никтоНе сыщет; перестань же плакать; делай,Что я велю». Марлиночка пошла;Она, широкой белой простынеюОбвивши тело, отнесла его,Рыдая, в сад и там его тихонькоПод деревом тюльпанным положилаНа свежий дерн, который покрывалМогилку матери его… И что же?Могилка вдруг раскрылася и телоВзяла, и снова дерн зазеленелНа ней, и расцвели на ней цветы,И из цветов вдруг выпорхнула птичка,И весело запела, и взвиласьПод облака, и в облаках пропала.Марлиночка сперва оторопела;Потом (как будто кто в ее душеПечаль заговорил) ей стало вдругЛегко – пошла домой и никомуО бывшем с нею не сказала. СкороПришел домой отец. Не видя сына,Спросил он с беспокойством: «Где он?» Мать,Вся помертвев, поспешно отвечала:«Ранехонько ушел он со двораИ все еще не возвращался». БылоУж за полдень; была пора обедать,И накрывать на стол хозяйка стала.Марлиночка ж сидела в уголку,Не шевелясь и молча; день был светлый;Ни облачка на небе не бродило,И тихо блеск полуденного солнцаЛежал на зелени дерев, и былоПовсюду все спокойно. Той пороюСпорхнувшая с могилы братца птичкаЛетала да летала; вот онаНа кустик села под окошком дома,Где золотых дел мастер жил. Она,Расправив крылышки, запела громко:«Зла мачеха зарезала меня;Отец родной не ведает о том;Сестрица же Марлиночка меняБлиз матушки родной моей в садуПод деревом тюльпанным погребла».Услышав это, золотых дел мастерВ окошко выглянул; он так пленилсяПрекрасною птичкою, что закричал:«Пропой еще раз, милая пичужка!»«Я даром дважды петь не стану, – птичкаСказала, – подари цепочку мне,И запою». Услышав это, мастерБогатую ей бросил из окнаЦепочку. Правой лапкою схватившиЦепочку ту, свою запела песнюЗвучней, чем прежде, птичка и, допевши,Спорхнула с кустика с своей добычей,И полетела далее, и скороНа кровле домика, где жил башмачник,Спустилася и там опять запела:«Зла мачеха зарезала меня;Отец родной не ведает о том;Сестрица же Марлиночка меняБлиз матушки родной моей в садуПод деревом тюльпанным погребла».Башмачник в это время у окнаШил башмаки; услышав песню, онРаботу бросил, выбежал во дворИ видит, что сидит на кровле птичкаЧудесной красоты. «Ах! птичка, птичка, —Сказал башмачник, – как же ты прекрасноПоешь. Нельзя ль еще раз ту же песнюПропеть?» – «Я даром дважды не пою, —Сказала птичка, – дай мне пару детскихСафьянных башмаков». Башмачник тотчасЕй вынес башмаки. И, левой лапкойИх взяв, свою опять запела песнюЗвучней, чем прежде, птичка и, допевши,Спорхнула с кровли с новою добычей,И полетела далее, и скороНа мельницу, которая стоялаНад быстрой речкою во глубинеПрохладныя долины, прилетела.Был стук и шум от мельничных колес,И с громом в ней молол огромный жернов;И в воротах ее рубили двадцатьРаботников дрова. На ветку липы,Которая у мельничных воротРосла, спустилась птичка и запела:«Зла мачеха зарезала меня»;Один работник, то услышав, поднялГлаза и перестал рубить дрова.«Отец родной не ведает о том»;Оставили еще работу двое.«Сестрица же Марлиночка меня»;Тут пятеро еще, глаза на липуОборотив, работать перестали.«Близ матушки родной моей в саду»;Еще тут восемь вслушалися в песню;Остолбеневши, топоры ониНа землю бросили и на певицуУставили глаза; когда ж онаУмолкнула, последнее пропев:«Под деревом тюльпанным погребла»;Все двадцать разом кинулися к липеИ закричали: «Птичка, птичка, спой намЕще раз песенку твою». На этоСказала птичка: «Дважды петь не стануЯ даром; если же вы этот жерновДадите мне, я запою». – «Дадим,Дадим!» – в один все голос закричали.С трудом великим общей силой жерновПодняв с земли, они его наделиНа шею птичке; и она, как будтоВ жемчужном ожерелье, отряхнувшисьИ крылышки расправивши, запелаЗвучней, чем прежде, и, допев, спорхнулаС зеленой ветви и умчалась быстро,На шее жернов, в правой лапке цепьИ в левой башмаки. И так онаНа дерево тюльпанное в садуСпустилась. Той порой отец сиделПеред окном; по-прежнему в углуМарлиночка; а мать на стол сбирала.«Как мне легко! – сказал отец. – Как светелИ тепел майский день!» – «А мне, – сказалаЖена, – так тяжело, так душно!Как будто бы сбирается гроза».Марлиночка ж, прижавшись в уголок,Не шевелилася, сидела молчаИ плакала. А птичка той порой,На дереве тюльпанном отдохнувши,Полетом тихим к дому полетела.«Как на душе моей легко! – опятьСказал отец. – Как будто бы когоРодного мне увидеть». – «Мне ж, – сказалаЖена, – так страшно! Все во мне дрожит;И кровь по жилам льется как огонь».Марлиночка ж ни слова; в уголкуСидит, не шевелясь, и тихо плачет.Вдруг птичка, к дому подлетев, запела:«Зла мачеха зарезала меня»;Услышав это, мать в оцепененьеЗажмурила глаза, заткнула уши,Чтоб не видать и не слыхать; но в ушиГудело ей, как будто шум грозы,В зажмуренных глазах ее сверкало,Как молния, и пот смертельный телоЕе, как змей холодный, обвивал.«Отец родной не ведает о том».«Жена, – сказал отец, – смотри, какаяТам птичка! Как поет! А день так тих,Так ясен и такой повсюду запах,Что скажешь: вся земля в цветы оделась.Пойду и посмотрю на эту птичку».«Останься, не ходи, – сказала в страхеЖена. – Мне чудится, что весь наш домВ огне». Но он пошел. А птичка пела:«Близ матушки родной моей в садуПод деревом тюльпанным погребла».И в этот миг цепочка золотаяУпала перед ним. «Смотрите, – онСказал, – какой подарок дорогойМне птичка бросила». Тут не моглаЖена от страха устоять на местеИ начала как в исступленье бегатьПо горнице. Опять запела птичка:«Зла мачеха зарезала меня».А мачеха бледнела и шептала:«О! если б на меня упали горы,Лишь только б этой песни не слыхать!»«Отец родной не ведает о том»;Тут повалилася она на землю,Как мертвая, как труп окостенелый.«Сестрица же Марлиночка меня…»Марлиночка, вскочив при этом с места,Сказала: «Побегу, не даст ли птичкаЧего и мне». И, выбежав, глазамиОна искала птички. Вдруг упалиЕй в руки башмаки; она в ладошиОт радости захлопала. «Мне былоДо этих пор так грустно, а теперьТак стало весело, так живо!»«Нет, – простонала мать, – я не могуЗдесь оставаться; я задохнусь; сердцеГотово лопнуть». И она вскочила;На голове ее стояли дыбом,Как пламень, волосы, и ей казалось,Что все кругом ее валилось. В двериОна в безумье кинулась… Но толькоСтупила за порог, тяжелый жерновБух!.. и ее как будто не бывало;На месте же, где казнь над ней свершилась,Столбом огонь поднялся из земли.Когда ж исчез огонь, живой явилсяТам братец; и Марлиночка к немуНа шею кинулась. Отец же долгоИскал жены глазами; но ееОн не нашел. Потом все трое сели;Усердно богу помолясь, за стол;Но за столом никто не ел, и всеМолчали; и у всех на сердце былоСпокойно, как бывает всякий раз,Когда оно почувствует живейПрисутствие невидимого бога.

Басни