Читаем без скачивания Унесенные ветром. Том 2 - Маргарет Митчелл

— Сам архангел Гавриил не мог бы о ней лучше заботиться, — стремясь успокоить его, сказала Скарлетт. — Мы бы просто пропали без тебя.

— Да уж, мэм, премного благодарен вам, мэм. Я-то это знаю, и вы знаете, а вот янки не знают и знать не хотят. Ну, чего они нос в наши дела-то суют, мисс Скарлетт? Они же не понимают нас, конфедератов. Скарлетт промолчала, ибо ею все еще владел гнев, который она не смогла излить на женщин-янки. Так, в молчании, они, и поехали дальше домой. Питер перестал шмыгать носом, зато его нижняя губа начала вытягиваться, пока не опустилась чуть не до подбородка. Теперь, когда первая обида немного поутихла, в нем стало нарастать возмущение.

А Скарлетт подумала: какие чертовски странные люди эти янки! Те женщины, видно, считали, что раз дядюшка Питер черный, значит, у него нет ушей, чтобы слышать, и нет чувств, столь же легко ранимых, как у них самих. ЯнКи не знают, что с неграми надо обращаться мягко, как с детьми, надо наставлять их, хвалить, баловать, журить. Не понимают они негров, как не понимают и отношений между неграми и их бывшими хозяевами. А ведь они вели войну за то, чтобы освободить негров. Теперь же, освободив, не желают иметь с ними ничего общего — разве что используют их, чтобы держать в страхе южан. Они не любят негров, не верят им, не понимают их, и, однако же, именно они кричат о том, что южане не умеют с ними обращаться.

Не доверять черным! Да Скарлетт доверяла им куда больше, чем многим белым, и, уж конечно, больше, чем любому янки. У негров столько преданности, столько бескорыстия, столько любви — никаким кнутом этого из них не выбьешь, никакими деньгами не купишь. Скарлетт вспомнила о горстке верных слуг, которые остались с ней в Таре, когда в любую минуту могли нагрянуть янки, хотя никто не мешал им удрать или присоединиться к войскам и вести привольную жизнь. Но они остались с ней.

Скарлетт вспомнила о Дилси, собиравшей хлопок в полях вместе с ней; о Порке, рисковавшем жизнью, залезая в соседские курятники, чтобы накормить их семью; о Мамушке, ездившей с ней в Атланту, чтобы уберечь ее от беды. Она вспомнила о слугах своих соседей, которые оставались дома, оберегая своих хозяек, пока мужчины сражались на фронте, и как они бежали с хозяевами, терпя все ужасы войны, выхаживали раненых, хоронили мертвых, утешали пострадавших, трудились, клянчили, воровали, чтобы в господском доме на столе всегда была еда. Даже сейчас, несмотря на все чудеса, обещанные Бюро вольных людей, они не уходили от своих хозяев и трудились куда больше, чем когда-либо во времена рабства. Но янки не понимают этого и никогда не поймут.

— А ведь именно они сделали тебя свободным, — громко произнесла она.

— Нет, мэм! Они меня свободным не сделали. Я бы в жизни не позволил этакой падали делать меня свободным, — возмущенно произнес Питер. — Все равно я принадлежу мисс Питти, и, когда помру, она похоронит меня на семейном кладбище Гамильтонов, где у меня есть место… Да уж, моя мисс крепко рассердится, когда я расскажу ей, как вы позволили этим женам янок оскорблять меня.

— Ничего я им не позволяла! — от удивления невольно повысила голос Скарлетт.

— Нет, позволили, мисс Скарлетт, — сказал Питер, еще дальше выпячивая губу. — Ни вам, ни мне нечего было останавливаться с этими янками, чтобы они оскорбляли меня. Не беседовали бы вы с ними, они и не назвали бы меня мулом или африканцем. И не защищали вы меня тоже.

— Как это не защищала! — воскликнула Скарлетт, глубоко уязвленная его словами. — Разве я не сказала им, что ты — член нашей семьи?

— Какая же это защита? Вы просто сказали правду, — заявил Питер. — Мисс Скарлетт, не должны вы иметь дело с янками, нечего вам с ними знаться. Никакая другая леди так себя не ведет. Мисс Питти, к примеру, даже своих маленьких туфелек об такую падаль не вытерла бы. Нет, не понравится ей, когда я расскажу, что они про меня говорили.

Осуждение Питера Скарлетт восприняла болезненнее, чем все, что говорили Фрэнк, или тетя Питти, или соседи, — ей это было настолько неприятно, что захотелось схватить старого негра и трясти до тех пор, пока его беззубые десны не застучат друг о друга. Питер сказал правду, но ей неприятно было слышать это от негра, да к тому же от своего, домашнего. Когда уж и слуги недостаточно высокого о тебе мнения — большего оскорбления для южанина нельзя и придумать.

— Старый пес! — буркнул Питер. — Я так думаю, мисс Питти больше не захочет, чтобы я после этого вас возил. Нет, мэм!

— Тетя Питти захочет, чтобы ты возил меня по-прежнему, — решительно заявила Скарлетт, — так что давай не будем больше об этом говорить.

— Со спиной у меня худо, — мрачно предупредил ее Питер. — Так она как раз сейчас болит, что я едва сижу. Л моя мисс не захочет, чтоб я разъезжал по городу, когда мне так худо… Мисс Скарлетт, ничего хорошего не будет, ежели вы с янками и со всякой белой нечистью поладите, а близкие от вас отвернутся.

Вывод был очень точный, и Скарлетт, хоть все еще и кипела от ярости, умолкла. Да, победители одобряли ее и ее семью, а соседи — нет. Она знала все, что говорили о ней в городе. А теперь вот и Питер ее не одобряет — даже не хочет, чтоб его видели с ней. Это уж была последняя капля.

До сих пор ей было безразлично общественное мнение, она не обращала на него внимания и даже относилась к нему с легким презрением. Но слова Питера разожгли в ее душе горькую обиду, вызвали желание обороняться, породили неприязнь к соседям — совсем как к янки.

«Ну, что им до того, как я поступаю? — подумала она. — Они, должно быть, думают, что мне нравится общаться с янки и работать, как рабыне. Мне и так тяжело, а они делают для меня жизнь еще тяжелее. Но мне плевать на то, что они думают. Я не позволю себе обращать на это внимание. Я просто не могу сейчас обращать на это внимание. Но наступит день, наступит день…» Да, такой день наступит! И тогда ее мир перестанет быть зыбким, тогда она сядет, сложит ручки на коленях и будет вести себя как настоящая леди, какой была Эллин. Она снова станет беспомощной и нуждающейся в защите, как и положено быть леди, и тогда все будут ее одобрять. Ах, какою леди до кончиков ногтей она станет, когда у нее опять появятся деньги! Тогда она сможет быть доброй и мягкой, какой была Эллин, и будет печься о других и думать о соблюдении приличий. И страх не будет преследовать ее день и ночь, и жизнь потечет мирно, неспешно. И у нее будет время играть с детьми и проверять, как они отвечают уроки. Будут долгие теплые вечера, когда к ней будут приезжать другие дамы, и под шуршание нижних юбок из тафты и ритмичное потрескивание вееров из пальмовых листьев им будут подавать чай, и вкусные сандвичи, и пироги, и они часами будут неторопливо вести беседу. И она будет доброй ко всем несчастным, будет носить корзинки с едой беднякам, суп и желе — больным и «прогуливать» обделенных судьбой в своей красивой коляске. Она станет леди по всем законам Юга — такой, какой была ее мать. И тогда все будут любить ее, как любили Эллин, и будут говорить, какая она самоотверженная, и будут называть ее «Благодетельница»!