Читаем без скачивания Коукс и Бакстер - Дэниел Коул
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Симмонс направился в совещательную комнату, подошел к замусоленной доске и вписал в нее поступившие за выходные сведения:
1. (ГОЛОВА) Нагиб Халид, «Киллер-Крематор»
2. (ТУЛОВИЩЕ) — ? — Мадлен Эйерс, защищала его в ходе судебного процесса.
3. (ЛЕВАЯ РУКА) — платиновое кольцо, юридическая фирма? — Майкл Гейб-Коллинз — почему?
4. (ПРАВАЯ РУКА) — лакированный ноготь? — Мишель Гейли — (женщина-полицейский, осуществлявшая за Халидом надзор как за условно осужденным)
5. (ЛЕВАЯ НОГА) — ?
6. (ПРАВАЯ НОГА) — Детектив Бенджамин Чемберс — почему?
A — Рэймонд Тернбл (Мэр)
B — Виджей Рэна Халид (брат/бухгалтер) не был ни на одном судебном заседании
C — Джерред Гэрланд (журналист)
D — Эндрю Форд (охранник/пьяница/заноза в заднице) — Дежурный охранник у скамьи подсудимых
E — Эшли Локлен (официантка) или (девятилетняя девочка)
F — Волк
Собираясь утром на работу, Эдмундс напрочь забыл о том, что в их семье пополнение. Но котенок сам напомнил ему о себе, причем самым суровым образом — детектив споткнулся о спящий в прихожей пушистый комочек и со всего маху треснулся физиономией об дверь.
Тиа, конечно же, села рядом с Бернаром и велела Эдмундсу прекратить пугать котеночка своим разбитым в кровь носом.
Глава 22
Понедельник, 7 июля 2014 года
11 часов 29 минут утра
Когда надпись «Внимание, эфир!» погасла, Андреа сняла микрофон, поспешно покинула студию и направилась в редакционную комнату. Элайджа назначил ей встречу на половину двенадцатого утра, и она, поднимаясь по лестнице в его кабинет, понятия не имела, что ответит, если он предложит работу, которая была мечтой всей ее жизни.
Согласившись Бакстер помочь, женщина решила уйти из этой жестокой профессии, но ложная попытка искупления самым неожиданным образом вознесла ее славу и влияние в журналистском мире до новых, невиданных высот. Так или иначе, стремясь отмыться от грязи, она закопала себя еще глубже.
Завидев Андреа, Элайджа впервые за все время сам открыл ей дверь, не дожидаясь, когда она постучит, и тем самым отнял несколько драгоценных секунд, в которых журналистка так отчаянно нуждалась, чтобы собраться с мыслями. От босса пахло потом, под мышками проступили темные пятна. На нем была приталенная рубашка небесно-голубого цвета, готовая расползтись по швам при малейшем усилии, и черные узенькие брючки, подчеркивавшие его абсурдно непропорциональную фигуру.
Элайджа предложил ей чашечку отвратительного эспрессо собственного приготовления, от которого Андреа отказалась, и произнес скучную речь. Суть ее сводилась к тому, что журналистка, к его изумлению, проявила потрясающее чутье, которого он от нее никак не ожидал. Он нажал кнопку, вывел с помощью проектора на стену за своей спиной какой-то график и, даже не глядя на него, пошел сыпать цифрами. Андреа подавила смешок, потому как половина урезанной схемы пришлась на окно кабинета и потерялась, и босс это обязательно заметил бы, если бы не был так самонадеян и повернул голову.
Журналистка рассеянно выслушала его поздравления с блестящим освещением смерти Гэрланда, будто речь шла о банальном прямом эфире, который она срежиссировала и с успехом провела. В определенном смысле так оно и было, каким бы отвратительным это ни казалось. Когда перед ее мысленным взором возник образ корчившегося в агонии Гэрланда, Элайджа наконец перешел к главному:
— …нашу новую ведущую главных вечерних новостей!
Андреа промолчала, и это его неприятно задело.
— Ты слышала, что я сказал? — спросил он.
— Да, слышала, — тихо ответила она.
Элайджа откинулся в кресле, сунул в рот пластинку жевательной резинки и с понимающим видом кивнул. А когда заговорил вновь, подсознательно тыча в нее пальцем, Андреа захотелось послать его к чертовой матери.
— Проблема, я так понимаю, в Волке, — изрек он, чавкая жевачкой. — Ты сейчас сидишь и недоумеваешь, как мне могло в голову прийти, что ты как ни в чем не бывало сядешь перед камерой и сообщишь о смерти бывшего мужа, так?
Женщина ненавидела, когда начальник вкладывал в ее уста свои собственные слова, но в данном случае он попал в самую точку, поэтому она согласно кивнула.
— Так вот, моя дорогая, все это полное дерьмо, — повысил он голос. — Интрига на том и строится! Ну подумай сама — кто станет смотреть скучное Би-Би-Си, если мы покажем, как горячо любимая жена Волка узнает о его кончине в прямом эфире? Разве такое можно пропустить?
Андреа горько усмехнулась и встала, чтобы уйти.
— Вы сами хоть понимаете, что говорите?
— Я реалист. Тебе ведь все равно придется через это пройти, так почему не сделать это на камеру, попутно превратившись в звезду? Кстати! Тебе же ничего не стоит убедить его дать накануне интервью. Какое душераздирающее будет зрелище! Прощание в прямом эфире!
Андреа опрометью выскочила из кабинета, с силой хлопнув дверью.
— Подумай! — крикнул он ей вслед. — К выходным жду от тебя ответа — либо «да», либо «нет»!
Через двадцать минут Андреа снова нужно было выходить в эфир. Она спокойно прошла в женский туалет, убедилась, что в кабинках никого нет, и дала волю слезам.
Эдмундс громко зевнул. Дожидаясь в лаборатории экспертов-криминалистов Джо, он устроился в тесном углу между холодильником и мусорным бачком, подальше от морозильника для трупов, на который молодой детектив то и дело поглядывал, царапая что-то в своем блокноте.
Накануне он допоздна засиделся, изучая бумаги, припрятанные на кухонном шкафу, и спать лег лишь в четвертом часу ночи. Хотя у Тиа с ее ростом не было никаких шансов их найти, ее новый любимчик все же добрался до них по занавеске и, конечно же, нагадил на очень важные свидетельские показания. Хотя до обеда еще было далеко, Эдмундс чувствовал себя совершенно разбитым. Как бы там ни было, его усилия не пропали зря — он наткнулся на дело, которое гарантированно поможет им продвинуться в расследовании.
— Боже мой! Что с тобой, черт возьми, случилось? — спросил Джо, переступая порог лаборатории.
— Ерунда, — ответил молодой полицейский, выбираясь из своего угла и подсознательно трогая разбитый нос.
— Да, это определенно он, — заявил Джо, — все три снимка сделаны одной и той же камерой.
— Только не говорите, что кровь ничего не дала.
— Хотел бы, да не могу. По нашей базе он не проходит.
— Значит, раньше
