Читаем без скачивания Звонок другу - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уик-энд был посвящен лечебно-оздоровительным процедурам.
Хорошо провел выходные и Лелик. Они с братанами выехали за город, на дачу к Самураю, где их уже ждали и банька, и шашлычки под водочку, и купание в речке — в общем, весь джентльменский набор удовольствий после многотрудной недели. Хорошее настроение коллектива было, кроме прочего, обусловлено и тем, что воскресным вечером капитал четверки должен был существенно вырасти. Три тонны баксов полагалось Лелику, это его личные деньги, остальное — поровну на всю команду. Неплохо!
Вечером, перед возвращением в город, решено было позвонить Скотниковой и забить стрелку. Курица должна уже собрать сумму. Что делать с пленником — не обсуждалось. И так ясно.
Однако, когда Лелик набрал номер, трубку снял мужчина.
— Але? — услышал Лелик знакомый голос.
Он так оторопел, что молча слушал, как Скотников «алекал», пока тот не бросил трубку.
— Я не понял, это что же такое? Он что, паскуда, выбрался? Что за непонятки такие? — взревел Базаров.
Машина рванула в город. Сначала в гараж. Увидев отсутствие замка, Лелик озверел еще больше.
— Он что, мудила, делает? Он шутки со мной шутить вздумал? Это баба его вытащила! Наняла кого-то, паскуда! Не, шалишь, от нас не уйдешь! Главное, и не боятся! Сидят дома, как будто их оттуда не достать! Они что, мудилы, не поняли, с кем дело имеют? Да я их сейчас в клочья порву!
«Мерседес» с боевой четверкой на борту рванул к Скотниковым, на Северный бульвар.
Воцарившийся было покой семейства Скотниковых был грубо нарушен воскресным вечером. В квартиру позвонили.
— Не открывай! — взвизгнул Скотников, ругавший себя за то, что снял телефонную трубку. Молчание на другом конце провода было слишком зловещим.
Звонки, однако, не прекращались. Скотникова, не выдержав напряжения, прокралась в прихожую. За ней — супруг.
— Открывай! — раздался из-за двери грубый, в буквальном смысле до боли знакомый голос.
У Скотникова подкосились ноги. Гуся схватилась за сердце.
— Открывай по-хорошему! — опять рявкнули с лестничной площадки.
Первой, как это обычно и бывает, взяла себя в руки женщина.
— Я немедленно вызываю милицию! — крикнула она в дверь.
С той стороны баррикады задумались.
— Ладно, швабра! Только учти, ты теперь из дома не выйдешь. Ни ты, ни таракан твой. Я у вашей хаты устанавливаю пост номер один. Будете переживать блокаду. Посмотрим, сколько вы там протянете. Я теперь рассердился, в натуре. Так что отвечать будете оба, по полной программе!
Больше никакой информации не поступало. Супруги едва доползли до кухни.
— У нас выпить есть что-нибудь? — хрипло спросил муж.
— Спирт с работы, — ответила жена.
— Давай!
Они пили теплый, наскоро разведенный спирт, закусывая хлебом с солью — привыкали, видимо, к осадному положению. Когда сивушные масла ударили в голову, Скотников разразился истерикой.
— Это все ты, со своей патологической жадностью! Даже на «глазок» в дверь денег пожалела!
— Зачем же вставлять «глазок» в трухлявую дверь? Я думала, мы закажем новую, металлическую, тогда уже и «глазок».
— Ты думала? В доме никогда куска лишнего нет! Что у тебя в холодильнике? Ни хрена!
— Ты… Ты что? — взревела супруга. — Я два дня с ума сходила, деньги по всему городу собирала, я вообще обо всем забыла, кроме тебя! И ты мне? Гаденыш!
— Стерва!
— Мерзавец!
— Жаба!
— Импонент!
И так далее. Как в конкурсе госпожи Третьяковой: кто полнее охарактеризует партнера по бизнесу. Победила, разумеется, Скотникова. Обессилев в словесной баталии, супруги замолчали.
— Может, все-таки позвонить в милицию? — проговорила Скотникова.
— Ты с ума сошла! Сама же говорила, что за мной из ментовки приходили! Хочешь, чтобы меня в камеру засунули к таким же вот бандюганам?
— Завтра утром нужно заставить Третьякову обеспечить нас защитой!
— Да! Да!! Она не имеет права! Я столько сделал лично для нее! Пусть попробует отказать! У меня тоже есть козыри! — переключился на патронессу Скотников.
Таким образом они просидели за кухонным столом до утра, чутко прислушиваясь к тому, что происходило за дверью. Ключ был вставлен в замок изнутри, пару раз с другой стороны кто-то пытался его вытолкнуть. Гуся подходила к двери и грозилась вызвать милицию.
Так прошла ночь.
Третьякова была разбужена в девять утра. Понедельник — время паствы, тут никуда не денешься. Хотя раньше одиннадцати беспокоить ее не дозволялось. Кто это? Что за нахальство?
— Госпожа Третьякова? — прокричал нервный мужской голос.
— Да.
— Это Скотников!
— Господин Скотников? Добрый день. Вы откуда? — пытаясь стряхнуть остатки сна, проговорила женщина.
— Я из квартиры! Пока из квартиры!
— Вас же похитили?
— Да! Да, меня похитили!
— Так откуда вы звоните?
— Я из квартиры.
— Из чьей?
Третьякова все не могла взять в толк, что там происходит с этим Тараканом.
— Из своей! Ваш господин Михайлов…
— Какой Михайлов?
— Которого вы послали моей жене в качестве…
— Я никого ни в каком качестве не посылала! Что у вас с голосом? Вы пьяны, что ли?
— Я?! Я в двух шагах от смерти! И моя жена тоже! Нас под дверью караулят бандиты! А вы запретили Гусе звонить в милицию! Но я не собираюсь подыхать здесь от голода и страха! Мы сейчас же и позвоним!
— Прекратите истерику! Это не я вам бандитов прислала. Это вы так работаете, что к вам бандиты заявились. К другим почему-то не приходят! — отчеканила Третьякова.
— Ах вот как?! — завизжал Скотников. — Когда нужно было Филиппову ликвидировать, вы со мной не так разговаривали! Я буду вынужден сообщить…
— Так, а ну-ка тихо! — ровным голосом произнесла фюрерша.
И Скотников, как по команде, затих.
— Успокойтесь и ждите моего звонка.
Третьякова отключила трубку и посмотрела на мужа.
— Ты слышал?
Коробов кивнул.
— Что за Михайлов? Что это еще такое?
— Не знаю, что за Михайлов, это мы будем выяснять, а вот что делать с этой парочкой — уже ясно.
Он защелкал кнопками телефона. И через пятнадцать минут Третьякова перезвонила подчиненным.
— Господин Скотников! Сейчас к вам приедут из милиции. Это наши люди, они обеспечат вашу безопасность. Сначала расскажете все, что касается похищения, а потом вас с женой отвезут на конспиративную квартиру. Кто может описать Михайлова?
— Гуся может. Но я не уверен, что это тот же человек, который забрал меня из гаража. Я его лица не видел.
— Ладно, ладно, это детали. Ждите наряд.
— Подождите! Дело в том, что мы не видим, кто за дверью. Пусть они назовут какой-нибудь пароль.
«Придурки!» — сказала про себя Третьякова.
— Хорошо. Какой пароль? — с ангельским терпением спросила она.
— Ну… Я не знаю…
— У вас не продается славянский шкаф? — усмехнулась Третьякова.
— Ну… Это глупо как-то.
«А что у вас умно?» — про себя ответила Ольга и произнесла:
— Хорошо, ваш вариант?
— Пусть они скажут: главное — не сдуваться!
— Замечательный пароль, — похвалила начальница. — Приводите себя в порядок и ждите. Они приедут в течение часа.
— Ты слышал? — хохотнула она в сторону Коробова. — Что значит волшебная сила искусства! Кроме моих установок в башке Таракана нет ни одной фразы, не то что мысли!
Скотников победно бросил трубку на рычаг, взглянул на жену.
— Вот! Ты слышала? Я поставил ее на место! Я заставил ее считаться с нами!
— Ты у меня просто умница! — воскликнула Скотникова. — Быстро собираемся!
Они принялись за сборы.
Глава 44
ФИНИТА ЛЯ КОМЕДИА
Мужчина неприметной наружности прошелся вдоль дома по Северному бульвару, мимоходом оглядывая двор. Кроме обязательных в каждом дворе бабушек и мамаш с детьми на одной из лавочек определялись две специфические личности.
Один из них, здоровенный, похожий на гориллу детина, щелкал семечки, рассказывая что-то второму, с наголо бритой головой. Самое смешное, что между гражданами стояла шахматная доска с расположившимися в два ряда фигурами. Фигуры стояли как вкопанные.
Мужчина прошел в дом напротив, замаячил в окне между этажами. Проговорил в воротник куртки:
— Все сходится. Их пасут. Двое.
Через полчаса возле подъезда Скотниковых остановился милицейский «уазик». Из машины вышли двое, — капитан и сержант, — и исчезли в парадном.
Супруги были в полной боевой готовности, когда в квартиру позвонили.
— Кто? — строго произнес Скотников.
— Это из милиции, — скучным голосом ответили из-за двери.
Скотников почувствовал все-таки дрожь в коленях, но не позволил себе «сдуться».