Читаем без скачивания Шекспир. Жизнь и произведения - Георг Брандес

И Шекспир, никогда не упоминающий о церковной музыке, которая, по-видимому, не производила на него никакого впечатления, влагает в уста далеко не мечтательного Лоренцо несколько восторженно-мечтательных стихов о музыке сфер в духе эпохи Возрождения:

Сядь, Джессика! Смотри, как свод небесныйВесь выложен мильонами кружковИз золота блестящего. Меж нимиНет самого малейшего кружка,Который бы не пел, как ангел, вторяВ движении размеренном своемБожественным аккордам херувимов.Такою же гармонией душиБессмертные исполнены; но мыДо той поры ее не можем слышать,Пока душа бессмертная живетПод грубою и тленною одеждой.

Итак, гармония сфер и гармония души, но не колокольный звон и не церковное пение, — вот для Шекспира наивысшая музыка. Через всю пьесу проходит эта восторженная любовь к музыке, которую он в последнем действии облек в такие роскошные стихи. Когда Бассанио приступает к выбору между ящиками, Порция восклицает (III, 4):

…Пусть оркестрГремит, меж тем как выбирать он будет!Тогда, коли не угадает он,То кончит так, как умирает лебедьПри музыке…Но может он и выиграть. Тогда жеЧем будут звуки музыки? ТогдаТе звуки будут трубным ликованьем,С которым верноподданный народПеред своим царем нововенчаннымСклоняется.

Словно Шекспир хотел здесь, в «Венецианском купце», выразить впервые всю глубокую музыкальность своей природы. Он влагает в уста ветреной Джессики следующие глубокомысленные слова:

Становится мне грустно всякий раз,Как музыку хорошую услышу, —

и Лоренцо объясняет ей, что это происходит оттого, что к звукам музыки душа прислушивается с напряженным вниманием.

Трубный звук укрощает лихой табун молодых коней. Орфей увлекал, по словам легенды, деревья, волны и утесы.

Нет на земле живого существаСтоль жесткого, крутого, адски злого,Чтоб не могла хотя на час одинВ нем музыка свершить переворота.Кто музыки не носит сам в себе,Кто холоден к гармонии прелестной,Тот может быть изменником, лгуном,Грабителем: души его движеньяТемны, как ночь, и как Эреб чернаЕго приязнь. Такому человекуНе доверяй. Послушаем оркестр.

Конечно, эти слова не следует понимать в буквальном смысле. Но обратите внимание на все немузыкальные натуры у Шекспира. В данном случае это Шейлок, который ненавидит «мерзкий писк искривленной трубы», затем героический, совсем не культурный Готспер, далее упрямый Бенедикт, политический фанатик Кассий, африканец-варвар Отелло и, наконец, существа вроде Калибана, но и эти последние покоряются чарам музыки. Зато все более мягкие натуры музыкальны. Так, например, в первой части «Генриха IV» Мортимер и его жена, уроженка Уэльса, не понимающие друг друга, говорят между собой:

О милая моя, поверь, что скороЯ буду в состояньи говоритьС тобою на твоем же языке,В твоих устах он так же мне приятен,Как пение прекрасной королевы,В саду, сопровождаемое лютней.

Музыкальны далее трогательно-нежные женские натуры вроде Офелии или Дездемоны или мужские фигуры, как Жак в комедии «Как вам угодно» и герцог в «Двенадцатой ночи». Последняя пьеса вся проникнута любовью к музыке. Уже в первой реплике она раздается первым аккордом.

Когда музыка пища для любвиИграйте далее! Насытьте душу!Пусть пресыщенное желанье звуковОт полноты их изнеможет и умрет.Еще раз тот напев! Он словно замер!Он обольстил мой слух, как ветерка дыханье,Что веет над фиалковой грядой,Уносит и приносит ароматы.

Здесь Шекспир высказал также свою любовь к простонародным мелодиям. Герцог восклицает (II, 4):

Цезарио мой добрый, сделай милость,Спой ту старинную, простую песньВчерашней ночи. Грусть мою как будтоОна отвеяла и дальше, и свежее,Чем красные слова воздушных арий,Пленяющих наш пестрый век.

Эта жажда звуков и любовь к музыке, которые отличают здесь герцога, а в «Венецианском купце» — Лоренцо, наполняли душу Шекспира в тот короткий, счастливый период, когда он, не порабощенный еще меланхолией, коренившейся в нем, как во всех глубоких натурах, в потенциальном виде, чувствовал, как с каждым днем растут и крепнут его способности, как его жизнь становится богаче и значительнее, и как все его внутреннее существо дышит гармонией и творческой силой. Заключительная симфония в «Венецианском купце» является как бы символическим изображением того духовного богатства, которое Шекспир ощущал в себе, и того духовного равновесия, которого он теперь достиг.

Глава 20

«Эдуард III» и «Арден Февершем». — Дикция Шекспира. — Первая часть «Генриха IV». — Введение в историческую драму личного жизненного опыта. — Чем мог заинтересовать его сюжет? — Трактирная жизнь. — Кружок Шекспира. — Джон Фальстаф. — Сопоставление его с gracioso испанской комедии. — Рабле и Шекспир. — Панург и Фальстаф

К 1596 г. относится драма «Царствование короля Эдуарда III», «игранная в разное время в городе Лондоне». Английские критики и знатоки Шекспира приписывают ее частью Шекспиру. По их мнению, Шекспир заметно ретушировал лучшие места этой пьесы.

Существует достаточно причин присоединиться к этому взгляду. Правда, упомянутая драма похожа на шекспировские столько же, сколько многие другие пьесы елизаветинской эпохи; правда также, что Суинберн приписывает ее одному из подражателей Марло, однако в высшей степени вероятно, что Шекспир принимал некоторое участие в создании «Эдуарда III». Замечательны следующие стихи из одной реплики Уоррика: «Я мог бы, дочь моя, еще расширить поле моих сопоставлений между величием короля и твоим позором. Яд, поднесенный в золотом сосуде, кажется еще противнее; вспышка молнии, сверкнувшей во мраке, заставляет ночь казаться еще темнее. Лилия, подвергшаяся разложению, пахнет хуже сорной травы, а если добрая слава клонится к греху, то позор принимает втрое большие размеры» (III, 2).

Напечатанные курсивом слова «подвергшаяся разложению лилия пахнет хуже сорной травы» являются заключительным стихом 94-го шекспировского сонета. Нет никакого основания предполагать, что этот сонет, намекающий, как будет показано ниже, на более поздние события в жизни поэта, был уже в то время написан. По-видимому, Шекспир воспользовался для этого сонета одним стихом, сочиненным им для упомянутой драмы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});