Читаем без скачивания Империя, не ведавшая поражений - Кук Глен Чарльз

Позади седла Моуфика свисала убитая антилопа, нанизанные на шнурок перепела, связка зайцев и даже водяная черепаха.

— Отличная охота, Лисичка. Такого не было еще никогда. Даже Шукри сумел что-то добыть.

У Шукри никогда ничего толком не получалось. Вероятно, именно за него Нариман должна была выйти замуж, поскольку она была дочерью своей матери.

Ее отец был настолько доволен, что она не стала упоминать про незнакомца. Другие охотники услышали о нем от стариков, и суровые взгляды обратились в сторону Моуфика. Нариман даже испугалась за него, пока не почувствовала, что им его скорее жаль. Многие кивали — визит чужака подтвердил их сомнения.

Моуфик остановился у входа в шатер.

— Лисичка, сегодня мы не будем много спать. Надеюсь, ты набрала много дров?

В голосе его слышалась усталость. Ему приходилось трудиться больше, чем другим. У него не было женщины, которая ехала бы следом и разделывала добычу, не было женщины, которая помогала бы по дому. Лишь старая Фарида, сестра его матери, иногда предлагала помощь.

Нариман разложила на циновке перепелов и зайцев, разожгла огонь и принялась за работу.

Солнце опустилось за горизонт на западе, чуть южнее. Между горными вершинами возник огненный палец, вонзившись в сухое русло реки и разогнав тени. Моуфик поднял взгляд.

Побледнев, он открыл рот, снова его закрыл и, наконец, хрипло проговорил:

— Что?

Она рассказала ему про всадника.

Он сидел, низко опустив голову.

— О нет. Только не моя Лисичка. — И добавил, словно отвечая на ранее заданный вопрос: — Он из тех, кому даже Каркур не осмеливается причинить вреда. Этот всадник служит тому, кто намного более велик. Но, — задумчиво продолжил он, — возможно, он дал нам намек. Не просто так дичь шла прямо под стрелу охотника. — Поднявшись, он вышел в темноту, глядя на внушавшие ужас горы, куда не осмеливался отправиться никто из племени, и, помолчав, сказал: — Приготовь только то мясо, которое может испортиться до того, как мы его закоптим.

— Объясни мне, что все это значит, отец?

— Полагаю, ты уже достаточно взрослая. Ты стала Избранной. Повелители посылают его, чтобы он оставил их знак. Прошло немало времени с тех пор, как шагун приходил в последний раз. Тогда еще была жива моя мать.

Моуфик был на севере и жил среди чужаков. Он мог представить себе то, чего не мог никто другой, и вполне мог бросить вызов Повелителям. Он потратил часть своих военных трофеев, чтобы купить у Макрама осла. Погрузив все свое имущество на двух животных, он ушел, оглянувшись лишь однажды.

— Мне не следовало сюда возвращаться.

Они шли на север по звериным тропам, через высокие каменистые холмы, избегая встречи с другими племенами. В холмах они провели двенадцать дней, прежде чем спуститься в большой оазис. Впервые Нариман увидела людей, живших в домах. Они казались ей чужими, и она все время держалась рядом с Моуфиком.

— Там, на востоке — Эль-Асвад, крепость Валига. — Нариман увидела большой каменный шатер, венчавший бесплодный холм. — А там, в четырех днях пути — Себиль-эль-Селиб, выход к морю, — он показал на северо-восток, затем на запад. — Там — огромное песчаное море под названием Хаммад-аль-Накир.

Над Пустыней смерти покачивалось жаркое марево. На мгновение Нариман показалось, что она видит волшебные башни погибшего Ильказара, но то была лишь игра воображения, порожденная рассказами, которые Моуфик привез из своих приключений. Ильказар уже четыре столетия как превратился в руины.

— Здесь мы наберем воды, пересечем дюну и обоснуемся там. Шагун никогда нас не найдет.

Потребовалось восемь дней, некоторые из которых оказались потрачены впустую, чтобы добраться до Вади-эль-Куфа, единственного оазиса посреди пустыни. Еще две недели ушло на то, чтобы завершить путь и найти место для нового жилья.

Нариман не сразу привыкла к новой жизни. Люди здесь говорили на том же языке, но обычаи их были совершенно другими. Нариман думала, что сойдет с ума, прежде чем сумеет их понять, но ей это все же удалось. Дочь Моуфика была отважной девочкой, которая могла поставить под сомнение что угодно и верила лишь в то, что ее устраивало. Они с отцом оставались чужими, но в меньшей степени, чем среди своего собственного народа. Нариман здешние жители нравились больше. Ей не хватало лишь старой Фариды и Каркура, но Моуфик утверждал, что Каркур душой остается с ними.

Нариман было двенадцать, когда всадник появился снова.

Она была в поле вместе со своими друзьями Фериал и Ферасом. Отец Фериал купил каменистое, высохшее поле по дешевке, предложив Моуфику четверть дохода, если тот поможет его возделать. В то утро, пока дети выкапывали камни и складывали их в виде стены, Моуфик и его партнер куда-то уехали. Ферас все утро притворялся больным, подвергаясь насмешкам Нариман и собственной сестры. Именно он первым увидел всадника.

Его едва было видно на фоне темных камней и теней. Большой валун скрывал все, кроме головы его коня. Но он был там, просто наблюдая за ними. Нариман вздрогнула. Как он их нашел?

Он служил Повелителям — великим некромантам. Со стороны Моуфика глупо было полагать, что им удастся скрыться.

— Кто это? — спросила Фериал. — Почему ты его боишься?

— Я не боюсь, — солгала Нариман. — Это шагун. — Здесь, на севере, у некоторых господ имелись собственные шагуны. Пришлось добавить: — Он служит Повелителям Джебала.

Фериал рассмеялась.

— Ты бы поверила, если бы жила в тени Джебала, — сказала Нариман.

— Лисичка еще большая лгунья, чем ее тезка, — заметил Ферас.

Нариман сплюнула ему под ноги.

— Ты такой смелый, да?

— Я его не боюсь.

— Тогда пойдем со мной, спросим, что ему нужно.

Ферас посмотрел на Нариман, на Фериал и снова на Нариман. Мужская гордость не позволяла ему отступить.

У Нариман тоже имелась собственная гордость.

«Далеко не пойду, — подумала она. Просто чтобы припугнуть Фераса. А к всаднику даже приближаться не стану».

Сердце ее затрепетало. Ферас побежал следом за ней.

— Вернись, Ферас! — крикнула Фериал. — Я расскажу отцу!

Ферас застонал. Нариман рассмеялась бы, не будь ей самой страшно. Ферас оказался в ловушке, разрываясь между уязвленной гордостью и наказанием.

Неминуемость наказания лишь придала ему решимости. Даже если его выпорют, оно будет того стоить. Никакая девчонка не могла превзойти его в смелости.

Они прошли семьдесят ярдов, когда Ферас бросился бежать. Нариман ощутила жесткий взгляд шагуна. Еще несколько шагов, просто чтобы закрепить свою победу над Ферасом…

Пройдя пять шагов, она остановилась и подняла взгляд. Шагун все так же не двигался с места. Его конь тряхнул головой, отгоняя мух. Конь был другим, но человек тот же… Она встретилась с ним взглядом.

Ей показалось, будто кто-то накинул уздечку на ее душу. Шагун ласково поманил ее, и ноги понесли ее сами собой. Пятьдесят ярдов. Двадцать пять. Десять. Ей становилось все страшнее. Шагун спешился, не сводя с нее взгляда. Взяв Нариман за руку, он увлек ее в тень валуна, мягко толкнув спиной на камень.

— Что тебе нужно?

Он снял повязку, закрывавшую его лицо.

Это оказался всего лишь мужчина! Молодой, не старше двадцати. На губах его играла легкая улыбка, и его нельзя было назвать несимпатичным, но взгляд его был холоден и безжалостен.

Протянув руку, он отвел в сторону чадру, которую она начала носить всего несколько месяцев назад. Она вздрогнула, словно пойманная птица.

— Да, — прошептал он. — Именно такую красавицу мне и обещали.

Он коснулся ее щеки.

Она не могла никуда скрыться от его взгляда. Очень мягко и нежно он потянул тут, развязал там, приподнял еще где-то, и она осталась в чем мать родила.

Нариман мысленно призвала на помощь Каркура, но уши Каркура были каменными. Она вздрогнула, вспомнив слова Моуфика о том, что есть силы, перед которыми вынужден склоняться даже Каркур.