Читаем без скачивания Иуды в погонах - Олег Смыслов

Правда, почему-то соврал он и о могиле Ларка. Ведь на самом деле его безымянно кремировали, а прах из морга никто не забирал!

Но продолжим… «Неожиданная кончина “Ларка”, из которого мы надеялись вытрясти полезную информацию о местонахождении других предателей, смешала наши карты. Не предвидя такого финала, мы строили планы обработки “Ларка”, с тем чтобы позже выставить его на международной пресс-конференции с покаянием и рассказом о чудовищных провокациях, организуемых ЦРУ. Теперь всё прошло прахом, и мы несколько приуныли.

Но Москва недолго горевала о происшедшем. Через пару месяцев, когда шум немного улёгся, Крючков пригласил меня и без предисловий, в лоб спросил: “Какой вам дать орден — Октябрьской революции или боевое Красное Знамя?” Я растерянно замолчал, не зная, как реагировать. “Ну что же вы стесняетесь, какой вам больше нравится? Я уже договорился с Андроповым. Выбор за вами”. Я промямлил, что дело руководства решать, что я заслужил.

Крючков махнул рукой. Последовавшим вскоре Указом Президиума Верховного Совета СССР я был награждён орденом Красного Знамени…»

Александр Александрович Соколов, проанализировав те оперативные дела, которые Калугин описал в своей книге «Первое главное управление», вышедшей в Нью-Йорке в 1994 году, убеждён, что тот сам предложил свои услуги ФБР ещё в 19S8 или в 1959 годах в Нью-Йорке, будучи офицером советской разведки под «крышей» студента-стажёра Колумбийского университета, обучающегося но программе культурного обмена между СССР и США. С этого времени он и действовал как шпион против своего Отечества.

Во время той самой стажировки в Колумбийском университете с молодым Калугиным познакомился Анатолий Котлобай, эмигрант с Украины, во время войны добровольно уехавший в Германию, затем в США. На тот момент он работал в одной из химических корпораций над созданием твердого ракетного топлива. Встреча, как выясняется теперь, была неслучайной. Центр даст разрешение на вербовку Котлобая и тут же включает в агентурную сеть, присвоив псевдоним Кук. А на следующей встрече Кук передает Калугину подробное описание технологии изготовления твердого ракетного топлива, да еще в придачу с образцом и с детальным анализом состояния советской химической промышленности.

Калугин за эту вербовку получает орден «Знак Почета», а его карьера стремительно идёт вверх. Вот только в будущем ущерб от «работы» Кука составит более 60 миллионов тех настоящих рублей, а ученые, получившие эту информацию, зайдут в тупик.

На КГБ Кук «работал» до 1964 года, после чего «бежит» в Москву (якобы попав под расследование ФБР, он тайно вылетел в Париж, не поставив резидентуру в известность, нарушив все писаные правила), где ему предоставляют квартиру и дают работу сначала на одном из химических заводов, а потом из-за череды конфликтов с дирекцией в Институте мировой экономики и международных отношений.

Также выяснится, что перед «спасением от ареста и побегом» Кук продаст квартиру, переправляет в Москву особо цепные вещи и картины. Снимает со счетов все свои накопления… И еще… подозрение Кука как двойного агента подтвердится не единожды.

Во-первых, в самые первые его донесения была включена хорошо подготовленная дезинформация. Во-вторых, в 1978 году Московское управление заводит на него дело по обвинению в валютных операциях.

Калугин, возглавив контрразведку во внешней разводке и используя своё высокое положение, пытался вытащить его оттуда. Его же активность в этом деле не была не замечена. В-третьих, председатель КГБ Андропов, ознакомившийся с выводами по Куку, поручает допрос именно Калугину, который в самом его начале сделал знак — «Ничего не говори о нас, я с тобой». Это было зафиксировано системой видеонаблюдения, установленной в камере в Лефортове.

К сожалению, получить доказательства о принадлежности Кука к агентуре ЦРУ в процессе следствия не удалось. А с поличным его взяли при продаже привезенной им из США картины Кандинского. Он обменивал доллары на рубли на «черном рынке», за что в итоге и был осужден.

В-четвертых, Кука могли выводить в Москву исключительно для прикрытия Калугина.

«Калугин где-то в 1958 году, — пишет А.А. Соколов, — обратился по собственной инициативе в нью-йоркский контрразведывательный отдел ФБР и предложил стать его агентом, выдав, естественно, всю известную ему информацию о нью-йоркской резидентуре и Центре. Для быстрой карьеры в советской разведке ему нужны оперативные достижения».

Как считает Александр Александрович, с одной стороны, «Олег Данилович Калугин — личность не совсем ординарная. Действительно, заняв в 1970 году в возрасте тридцати пяти лет должность заместителя начальника Службы внешней контрразведки ПГУ, а в 1973 году став уже ее начальником, он оказался самым молодым руководителем в советской внешней разведке.

До этого около десяти лет Калугин довольно активно работал в США по линии ПР — политической разведки. Свободное владение английским языком и другие личные качества позволяли ему легко налаживать контакты в журналистских кругах, среди дипломатов третьих стран, американцев различного социального положения, подчас не брезгуя и сомнительными личностями, в том числе женского пола. Несомненно, он хорошо знал Америку, обладал способностью вживания в незнакомую среду. Все это позволяло получать интересующую советскую разведку политическую информацию».

С другой, «Калугин… занимаясь политической разведкой, не имел опыта контрразведывательной работы ни на территории Союза, ни за границей. В силу этого для многих профессионалов было очевидно, что он вряд ли сможет успешно руководить такой специфической службой…»

Более того, «реальная жизнь подтвердила справедливость подобного мнения. В период работы Калугина начальником Управления “К” не было вскрыто ни одного агента главного противника — американских спецслужб, если не считать сомнительного дела сотрудника МИД СССР Александра Огородника, американского агента, известного в СМИ под кличкой “Трианон” или “Тритон”. Зато имели место провалы ценной агентуры, неоправданные срывы вербовок сотрудников ЦРУ, предательства некоторых оперативных работников ПГУ, ряд разработок но шпионажу велись по ложному пути. Агентурный аппарат Управления пополнялся в основном за счёт вербовок источников в третьих странах.

После отстранения к концу 1979 года Калугина от работы во внешней контрразведке и в ПГУ в целом, уже с начала 80-х годов стала постепенно вскрываться обширная агентурная сеть иностранных разведок в Советском Союзе. Были разоблачены многие десятки западных агентов, в том числе и среди сотрудников наших спецслужб, завербованных от года и до тридцати лет. Многие из них продолжали действовать, некоторые находились на пенсии, другие полностью деградировали или ушли из жизни».

В книге «Первое Главное управление» Калугин сам говорит про вербовку Кука: «Это было моё единственное и самое удачное вербовочное мероприятие за всё время работы в ПГУ».

А вот мнение А.А. Соколова: «Действительно, в книге, являющейся фактически воспоминаниями о тридцати двух годах работы Калугина в КГБ, он не указывает ни одной вербовки агента — их не было у него ни на территории Союза, ни за границей».

Таким образом, только в 1979 году для руководства КГБ и ПГУ стало ясно, что Калугин — агент американской разведки!

8

В том же 1979 году сорокапятилетний генерал был приглашен Крючковым на площадь Дзержинского на разбор комиссии под председательством зама по кадрам Лежепёкова.

Разбиралась ситуация, произошедшая в сауне с молодыми женщинами, где Калугин хвастался своими знаниями кремлёвской жизни и политики, а также критически отзывался о Брежневе и других.

И если за сауну Калугина «пожурили», то не обошлось и без вопросов по Куку. Тогда от него хотели добиться хотя бы устного согласия, что Кук мог быть агентом спецслужб США и, возможно, был ими подставлен…

Ответы Калугина тогда были односложными и несуразными. Они больше всего возмутили начальника московского Управления КГБ генерала Алидина. Возникла перебранка.

В итоге Калугина после отпуска переводят на работу в ленинградское Управление КГБ. Предлог был один — сауна и пятно на честь мундира. Главная инициатива исходила от самого Андронова. Калугина было необходимо убрать из Москвы. В Ленинграде он должен был находиться под наблюдением и уже не имел допуска к основным функциональным отделам: разведывательному и контрразведывательному.

В Ленинграде у Калугина сразу же начались проблемы с начальником управления генерал-полковником Носыревым. Новый начальник обвинил Калугина в несанкционированных поездках в Москву и в самовольном занятии конспиративной квартиры для проживания.