Читаем без скачивания Певец во стане русских воинов - Василий Жуковский

Оно на свадьбе ее зажжены; а рыцарь из звеньев

Цепи своей золотой отделил два кольца, чтоб с невестой

Было чем обручиться. Все устроив, священник

Брачные свечи зажег и сказал жениху и невесте:

«Дайте руку друг другу». Ундина, как будто проснувшись,

Робко взглянула на рыцаря, вся покраснела и, руку

Давши ему, стыдливо и трепетно стала с ним рядом.

Кончив венчальный обряд, новобрачных отец их духовный

Перекрестил; старики ж молодую жену и Гульбранда

Обняли с чувством родительским, громко рыдая. Но в этот

Миг священник сказал: «Вы странные люди! не сами ль

Вы говорили, что этот остров безлюден, что, кроме

Вас четверых, не живет никого здесь? А я в продолженье

Службы все видел, что кто-то в это окошко, в широком

Белом платье, седой и длинный, глядел; за дверями,

Верно, стоит и теперь он и ждет, чтоб впустили», – «Спаси нас

Дева пречистая, божия матерь», – сказала старушка;

Молча рыбак покачал головою; а рыцарь к окошку

Бросился: не было там никого; но что-то в потемках,

Видел он, белой струею мелькнуло и скрылось. «Отец мой,

Ты ошибся», – сказал он священнику. Все беззаботно

С этим словом кругом огонька по-прежнему сели.

Глава VII

О том, что случилось в свадебный вечер

Смирно стояла Ундина во все продолженье обряда;

Но, лишь только он кончился, вдруг, как будто волшебной

Силой какой, что ни было в ней причуд и беспутных

Выдумок, все забродило и вспенилось; вдруг принялася

Всех тормошить, старика, старушку и рыцаря, не был

Даже и сам священник оставлен в покое. Суровым

Словом хотела хозяйка шалунью унять, как бывало; но рыцарь

С значащим взглядом назвал ее своею женою;

Та замолчала. И сам он, однако, таким поведеньем

Не был доволен; но тут ни его увещанья, ни ласки,

Ниже упреки, ничто помочь не могло. Унималась,

Правда, она на минуту, когда замечала досаду

Рыцаря: нежно тогда к нему прижимаясь, ручонкой

Милой своею трепала его по щеке и шептала

На ухо слово любви с небесной улыбкой; но снова

С первою взбалмошной мыслию то ж начиналось, и пуще,

Нежели прежде. Священник сказал напоследок: «Ундина,

Резвость такая забавна, но в эту минуту приличней

Было бы вам, новобрачной, подумать о том, как с душою

Данного богом супруга свою сочетать христиански

Душу». – «Душу? – смеясь, закричала Ундина. – Такое

Слово приятно звучит; но много ли в этом приятном

Звуке смысла? А если кому души не досталось,

Что тому делать? Еще сама я не знаю, была ли,

Есть ли душа у меня?» Оскорбленный глубоко священник,

Строго взглянув на нее, замолчал; испугавшись, Ундина

С детским смиреньем к нему подошла и шепнула: Послушай,

Добрый отец, не сердися, мне это так грустно, так грустно,

Что и сказать не могу я; не будь же со мною, незлобным,

Робким созданьем, так строг; напротив того, с снисхождением

Выслушай то, что хочу исповедать искренним сердцем».

Видно было, что тяжкая тайна лежала на сердце Ундины;

Что-то хотела сказать, но вдруг побледнела и горько,

Горько заплакала. Все на нее с любопытством смотрели;

Что творилося с нею, не ведал никто. Напоследок

Слезы обтерла она и священнику, в сильном волненье

Сжавши руки, сказала: «Отец мой, не правда ль, ужасно

Душу живую иметь? И не лучше ль, скажи мне, не лучше ль

Вечно пробыть без души?..» Она замолчала, уставив

Острый, расстроенный взор на священника. Все поднялися

С мест, как будто дичася ее; не дождавшись ответа,

С тяжким вздохом она продолжала: «Великое бремя,

Страшное бремя душа! при одном уж ее ожиданье

Грусть и тоска терзают меня; а доныне мне было

Так легко, так свободно». Она опять зарыдала,

Скрыла в ладони лицо и, свою наклонивши головку,

Плакала горько, а светлые кудри, скатясь на прекрасный

Лоб и на жаркие щеки, повисли густым покрывалом.

С строгим лицом подошел к ней священник. «Ундина, – сказал он, —

Именем господа бога тебе говорю: исповедуй

Душу свою перед нами, и если таится в ней злое,

Бог милосерд, он помилует». Тихим, покорным младенцем

Стала она перед ним на колена, и, руки сложивши,

Набожно к небу глаза подняла, и крестилась, и, имя

Божие славя, твердила, что не было зла никакого

В сердце ее. Священник сказал, обратяся к Гульбранду:

«Рыцарь, вам поверяю я ту, с которою ныне

Сам сочетал вас: душою она беспорочна, но много

Чудного в ней. Примите мой добрый совет: осторожность,

Твердость, любовь; остальное на власть милосердого бога

С верой оставьте». Сказав, новобрачных священник

Перекрестил и вышел; за ним рыбак и старушка,

Также крестясь и молитву читая, вышли. Ундина

Все еще на коленах стояла в молчанье; когда же

Все удалились, она потихоньку лицом обернулась

К рыцарю, кудри раздвинула, мало-помалу, как будто

В чувство входя, головку свою подняла и уныло

Очи лазурные, полные слез, на него устремила.

«Милый, ты, верно, также покинешь меня, – прошептала

Робко она, – но чем же я, бедная, чем виновата?»

Руки ее так призывно, так жарко к нему поднялися,

Взоры ее так похожи на небо прекрасное стали,

Голос ее так глубоко из сердца раздался, что рыцарь

Все позабыл и в порыве любви протянул к ней объятья;

Вскрикнула, вспрыгнула, кинулась к милому в руки Ундина,

Грудью прильнула ко груди его и на ней онемела.

Глава VIII

О том, что случилось на другой день свадьбы

Свежий утренний луч разбудил новобрачных; блаженством

Ясные очи Ундины горели; а рыцарь в глубокой

Думе молчал про себя; всю ночь он видел какой-то

Странный, мучительный сон: все снилось ему, что хотели

Бесы его обольстить под видом красавиц, что в змеев

Адских красавицы все перед ним обращались. Проснувшись

В страхе, он начал смотреть недоверчиво: тут ли Ундина?!

Нет ли в ней какой перемены?.. Но было все тихо,

Буря кончилась; полный месяц светил, и Ундина

Сном глубоким спала, положивши горячую щеку

На руку; вольно дышала она, и сквозь сон, как журчанье,

Шепот невнятный бродил по жарко раскрывшимся губкам.

Видом таким успокоенный, рыцарь заснул, но в другой раз