Читаем без скачивания Сильвия и Бруно - Льюис Кэрролл

— Не совсем, — отвечал Артур. — Я имел в виду куда более серьезные вещи.

Она поспешно взглянула на него, но затем справилась с волнением и умолкла.

— Давайте для начала вернемся назад, — продолжал он. — Представьте себе другого человека, примерно тех же лет, как и этот бедняга. Вспомните, в какое время прошло их детство, прежде чем они научились различать Добро и Зло. Как вы думаете, тогда они были равны в очах Божьих?

Леди кивнула.

— Итак, перед нами две различные эпохи, в которые проходили жизни сравниваемых нами людей. В первую эпоху они, по крайней мере с точки зрения моральной ответственности, были практически равны, ибо еще не могли различать Добро и Зло. А во вторую один из них — я беру для контраста экстремальный случай — снискал любовь и уважение окружающих. Его поведение безупречно, а имя его всегда упоминается с уважением. Жизнь другого стала непрерывной чередой ужасных преступлений, и по суровым законам этой страны он был приговорен к смертной казни. А теперь скажите, каковы были объективные причины, по которым оба этих человека во вторую эпоху своей жизни стали тем, кем стали? Один из них руководствовался внутренними мотивами, другой — внешними факторами. Эти два вида деятельности надо рассмотреть отдельно, но… я боюсь утомить вас столь прозаическими рассуждениями.

— Напротив, — отвечала леди Мюриэл, — мне очень нравится, когда обсуждаются подобные вопросы, когда они подвергаются анализу и разбору, чтобы каждый мог понять их. Некоторые книги, в которых тоже затрагиваются подобные темы, на мой взгляд, невыносимо скучны — просто потому, что идеи, излагаемые в них, носят совершенно случайный характер, нечто вроде «пришел, увидел, написал».

— Вы меня окрыляете, — с явным удовольствием заметил Артур. — Внутренние мотивы, определяющие поведение человека в каждое мгновение его жизни, представляют собой последовательные действия его воли, то есть акт выбора между добром и злом.

— А как насчет Свободы Воли? Ты признаешь ее? — спросил я, чтобы прояснить этот непростой вопрос.

— Если бы я не признавал ее, — последовал краткий ответ, — то cadit quaestio,[26] и не о чем было бы и говорить.

— Мы тоже! — провозгласили остальные слушатели (я бы даже сказал — большинство), принимая точку зрения Артура. Он продолжал:

— Внешние причины поступков порождены окружением, тем самым, которое Герберт Спенсер называет средой. Но я хотел бы отметить, что человек несет ответственность за акт выбора, тогда как за среду он отвечать не может. Следовательно, если два человека, оказавшись в одинаковой ситуации и подвергаясь одинаковому нажиму, проявляют одинаковое стремление противостоять ему и выбирают добро, они будут равны в очах Божьих. Ибо если Он принял одного, то примет и другого, а если отверг одного, то отвергнет и другого.

— Бесспорно. Совершенно согласна с этим, — отозвалась леди Мюриэл.

— А если все сведется к различию условий среды, то один из них может одержать победу над соблазнами, тогда как другой сорвется в темную бездну грехопадения.

— Значит, в этом случае вы не скажете, что оба они одинаково виновны в очах Божьих?

— Если я скажу это, — отвечал Артур, — мне придется отречься от веры в правосудие Божие. А теперь позвольте привести другой пример, иллюстрирующий мою позицию еще более наглядно. Допустим, один занимает в обществе высокое положение, а другой — обыкновенный вор. Предположим, один из них стоит перед соблазном совершить какой-нибудь банальный нечестный поступок — причем он может совершить его в полной уверенности, что об этом никто никогда не узнает, и в то же время вполне может удержаться от совершения подобного поступка, сознавая, что это — несомненный грех. А другого обуревает искушение совершить ужасное — с точки зрения честных людей — преступление, ибо он подвергается сильнейшему давлению всевозможных факторов. Однако давление это не настолько сильно, чтобы совершенно избавить его от всякой ответственности. Допустим, второй совершит преступление куда более серьезное, чем первый. Да, конечно, они оба подверглись искушению, но я сказал бы, что второй в очах Божьих менее виновен, чем первый.

Леди Мюриэл печально вздохнула:

— Это способно раз и навсегда погубить саму идею Справедливости! В самом деле, вы, я думаю, разбирая дело самого ужасного убийцы, скажете, что этот убийца — самый невинный человек в суде, а судья, поддавшийся искушению вынести не совсем справедливое решение, совершает преступление, затмевающее кровавые деяния преступника!

— Разумеется, скажу, — спокойно отвечал Артур. — Возможно, это звучит парадоксально. Но, на мой взгляд, самый отвратительный грех в очах Божьих — это поддаться пусть даже слабому искушению, против которого совсем нетрудно устоять, и сделать это по доброй воле, помня о заповедях Божьих. Чем можно оправдать такой грех?

— Не стану опровергать твою теорию, — вставил я. — Но она, на мой взгляд, расширяет сферу действия греха в этом мире!

— Неужели это правда? — взволнованно спросила леди Мюриэл.

— Нет, что вы! — с пафосом возразил Артур. — Мне кажется, она помогает рассеять многие тучи, нависшие над мировой историей. Когда я впервые понял это, я вспомнил, как некогда бродил по полям, повторяя про себя строку Теннисона: «На свете места нет для зла!» Мысль о том, что истинная вина рода человеческого, вероятно, несравненно меньше, чем мы думаем, — что миллионы моих братьев, которые, как я думал, ввержены в бездну греха, на самом деле почти безгрешны в очах Божьих, — оказалась превыше всяких слов! После этого жизнь опять засверкала для меня всеми своими красками! «В траве сияет чистый изумруд, Сапфир дарует морю синеву!» При этих словах голос Артура задрожал, и в его глазах сверкнули слезы.

Леди Мюриэл прикрыла лицо рукой и на некоторое время умолкла.

— Прекрасная и утешительная мысль, — проговорила она, поднимая глаза. — Благодарю, Артур, что вы поделились ею со мной!

Тем временем к нам присоединился Граф, чтобы выпить чаю и сообщить неутешительные новости: в небольшой портовой крепости неподалеку от нас свирепствует лихорадка, и притом столь опасного вида, что, хотя она продолжается всего два-три дня, ею заболело уже больше дюжины жителей, а жизни некоторых из них угрожает смертельная опасность.

В ответ на нетерпеливые расспросы Артура, который, естественно, проявил к этому происшествию профессиональный интерес, Граф смог сообщить лишь несущественные подробности, хотя уже встречался с местным доктором. Как оказалось, это была совсем новая болезнь — по крайней мере, в этом веке, хотя ее можно признать похожей на ужасную чуму, сведения о которой встречаются на страницах истории: она столь же заразна и так же быстро развивается.

— Впрочем, не вижу надобности отменять наш завтрашний прием, — сказал Граф. — Никто из наших гостей не обитает в зоне заражения, где, как вам известно, живут исключительно рыбаки. Так что можете смело приходить к нам.

На обратном пути Артур был молчалив и задумчив, а вернувшись домой, сразу же углубился в изучение медицинских справочников, пытаясь побольше узнать о болезни, о вспышке которой он только что услышал.

Глава девятая

ПРОЩАЛЬНЫЙ ПРИЕМ

На следующий день мы с Артуром прибыли во Дворец заранее, когда гостей еще было мало (а всего их ожидалось человек восемнадцать) и они беседовали с Графом, предоставив нам возможность переговорить с прелестной хозяйкой.

— А кто этот ученого вида джентльмен в огромных очках? — спросил Артур. — Я, кажется, прежде не встречал его здесь, не так ли?

— Верно. Это наш новый приятель, — отвечала леди Мюриэл. — Он, надо полагать, из Германии. О, он такой забавный, просто чудо! И к тому же ужасно ученый; таких я прежде не встречала — за одним-единственным исключением, разумеется! — поспешно добавила она, услышав, как Артур вздохнул с чувством задетого самолюбия.

— А та юная леди в синем рядом с ним, беседующая с джентльменом, похожим на иностранца? Она тоже ужасно ученая?

— Не могу сказать, — отозвалась леди Мюриэл. — Мне говорили, что она — замечательная пианистка. Надеюсь, мы еще услышим ее. Я попросила того иностранца привести ее, потому что он тоже большой ценитель музыки. Он граф, француз и к тому же у него прекрасный голос!

— Наука — музыка — пение… Да, у вас и впрямь полный сбор! — заметил Артур. — Я чувствую себя весьма важной персоной, оказавшись в компании таких звезд! Я ведь тоже люблю музыку!

— Ах, нет, вовсе не полный! — отвечала леди Мюриэл. — Вы ведь не привели этих очаровательных малышей, — заметила она, повернувшись ко мне. — Он как-то раз прошлым летом приводил их к нам в гости, — сказала она, обратившись к Артуру. — Боже, как они милы! Просто прелесть!