Читаем без скачивания Один триллион долларов - Андреас Эшбах

– Вакки так ополчились против вас только потому, что вы это им предложили?

– Я предложил им комплексный план. Таков уж мой подход. То, что я делаю, я делаю с полной отдачей. Вакки могло показаться, что я хочу урвать деньги для себя. – Маккейн с досадой вздохнул: – Столько времени потеряно впустую, бесценного времени, и все только из-за упертости Вакки. Каждый день вымирает какой-нибудь вид животных, каждый день погибают от голода тысячи людей, а эти адвокаты знать ничего не хотят, кроме своего обскурантистского обета.

В эту ночь он не мог уснуть. Он лежал без сна, смотрел на телефон, который, казалось, светился в темноте, и думал про Пола Зигеля. На улице, где родители Пола держали магазин часов, были развалины старого здания. Это было любимое место их встреч. Они могли часами сидеть на руинах стен, болтая ногами, наблюдая за прохожими и разговаривая обо всем подряд. Иногда они делали там уроки, разложив тетради на треснувшем бетоне. Пол всегда ему помогал, он мог все объяснить лучше любого учителя – будь то история Гражданской войны, тригонометрия или то, что хотел выразить Сэлинджер в своем романе «Над пропастью во ржи». Только в девочках они разбирались одинаково мало. Джон рассказывал то, что знал от Лино, и когда они обсуждали это, их уши пламенели.

Это было вечность назад. А телефон продолжал светиться слоновой костью.

Может, теперь Пол втайне ему завидует? Богатству, которое на него обрушилось. Без всяких стипендий для одаренных. Без ночей над книгами, без выматывающих экзаменов.

Может, из-за этой ревности и зависти он не дает о себе знать?

Джон протянул руку и замер перед тем, как взять трубку. Но все-таки взял. Который час в Нью-Йорке? Ранний вечер. Может, еще рабочее время, но он хотя бы наговорит что-то на автоответчик. Он достал из ящика ночного столика лист с адресами и набрал номер Пола.

Но никакого автоответчика не оказалось. Приветливый женский голос ответил, что этот номер больше не обслуживается.

– Signora Sofia! Caffe, perfavore! E presto!

Это доносилось с кухни и походило на голос Марвина, даром что по-итальянски. Джон остановился на нижней ступени лестницы, раздумывая, хочет ли сталкиваться с гостем. Нет, такого желания не было. Но наступило время кое-что упорядочить в его жизни, и, может быть, неплохо начать с Марвина. Он сделал над собой усилие и открыл раздвижную дверь на кухню.

Марвин сидел во главе большого стола. Он заставил Софию испечь ему на завтрак американские блины и макал их в кленовый сироп. София наливала ему кофе с убийственным выражением лица.

– Доброе утро, господин секретарь, – сказал Джон, подойдя к спинке стула на другом конце стола. – Давненько вас не было видно.

Марвин поднял голову, жуя с набитым ртом.

– Привет, великий мастер, – произнес он, и изо рта у него выпало несколько крошек, чего он даже не заметил. Он сделал приглашающий жест: – Садись же.

Джон и не подумал отреагировать на приглашение в его собственном доме.

– Можно узнать, где ты пропадал последние дни?

Марвин проглотил пищу и принялся жестикулировать.

– Ну, то там, то сям… Константина не баба, а просто чертовка, скажу я тебе. Просто ненасытная. И мне уже неотложно понадобилось подкрепиться и передохнуть, ты понимаешь?

– Джереми говорил, что она звонила сюда и искала тебя. Значит, ты не все это время был с ней?

– Эй, но ведь она же не единственная женщина в Италии, а? – Он откинулся, небрежно закинул руку на спинку стула и ухмыльнулся. – Если бы я знал, как здесь принимают музыканта только потому, что он приехал из Нью-Йорка, я бы уже давно сюда прискакал. Просто полный отпад, представляешь? Я купил себе бас с первой зарплаты – Штейнбергер, прибор обалденный, скажу тебе, – и немного погонял тут. Просто гениально. У моей киски был один тип, ну просто итальянский кузен Джона Бон Джови, и она его бросила – только потому, что тотально запала на мой нью-йоркский акцент, можешь себе представить?

Джон даже не сделал попытки что-нибудь себе представить.

– При ключевых словах «первая зарплата», – сказал он подчеркнуто холодно, – я вспоминаю, что в библиотеке все еще стоят нераспакованные коробки с книгами, а стеллажей и в помине нет.

Марвин бросил на него презрительный взгляд, потянулся к бутылке с кленовым сиропом и полил им очередной блин.

– Честно говоря, я не предполагал, что мне придется вкалывать. Я думал, это договор между приятелями, одному из которых повезло, а другой тоже мог бы немного урвать от этого везенья.

– Я тоже поначалу так думал, но теперь вижу, что это была ошибка. Я не могу платить тебе за ничегонеделанье, потому что я тем самым оскорбляю людей, которые на меня действительно работают.

Во взгляде Марвина что-то затаилось.

– Эй, послушай, я дал тебе приют, когда Сара выставила тебя за дверь, я делился с тобой косяком и пивом. Быстро же ты про это забыл.

Он хорошо знает, на какие кнопки нажимать, подумал Джон и почувствовал, как в нем поднимается раздражение. Эту сцену он представлял себе проще. К раздражению примешивалась малодушие; если он не может управиться даже с таким пустяком, то как ему подступиться к мировым проблемам?

– Я этого не забыл, – ответил он. – Но держать тебя в штате я не могу.

Марвин набил рот блином, как будто боялся, что его отнимут, и молча смотрел на него, жуя. От этого с ума можно было сойти.

– Я мог бы оказать тебе стартовую поддержку, – предложил Джон, когда уже не в силах был выдержать этот молчаливый взгляд. – Разовый взнос, на котором ты мог бы выстроить свое будущее.

Марвин склонил голову. Джон сжал губы. Больше он не скажет ни слова.

– О'кей, – сказал наконец Марвин. – Миллион долларов.

Джон покачал головой, играя желваками.

– Исключено. Максимум сто тысяч.

– Ну и крохобор же ты! С твоим-то богатством?

– Сто тысяч, и ты съезжаешь сегодня же. – Джон набрал воздуха. – Какая-нибудь из твоих бесчисленных поклонниц тебя приютит.

Марвин закрыл глаза и начал пощипывать струны воображаемой гитары. Промычал неясную мелодию и сказал:

– Я так и так планировал начать карьеру в итальянском музыкальном бизнесе. Я уже познакомился с одним, у него есть студия, он знает кучу продюсеров, вообще крутой тип. Правда, по-английски говорит хреново, м-да. Но я мог бы основать свой банд. Насрать на Нью-Йорк, он мне осточертел. – Он снова открыл глаза. – Сто тысяч долларов и полет в Нью-Йорк, чтобы я забрал там мои песенки и пожитки. И ты от меня избавишься.

Джон смотрел на него. В мозгу у него было чисто выметено.

– И, эй, полет первым классом, если это тебя не надорвет.

– Договорились, – сказал Джон, пока Марвину не пришло в голову еще что-нибудь.

Час спустя Джон проследил из окна, как Марвин садился в такси со своим вещмешком, с чеком на сто пять тысяч долларов и миллионом лир наличными в кармане. Когда такси свернуло за угол, он вздохнул с облегчением.

Одно дело сделано. Не геройский подвиг, но все же дело, доведенное до конца.

И теперь, когда землю окропили первые капли крови, он мог идти вперед и чинить кровавые расправы. Он поднял телефон, который все это время держал в руках, и набрал номер Маккейна.

– Я принимаю ваше предложение, – просто сказал он.

– Хорошо, – спокойно ответил звучный голос. – Завтра я приеду.

После этого, дрожащими руками, он набрал номер Вакки. Секретарша соединила его с Грегорио.

– Я только что нанял Маккейна, – сказал Джон, даже не поздоровавшись, – чтоб хватило запаса мужества.

– Мне очень жаль это слышать, – ответил Грегорио голосом как полярный лед. – Это значит, что отныне мы чужие люди.

21

Позднее Джон вспоминал этот день как момент, когда его жизнь рывком переключилась на полный ход и он перестроился на полосу обгона, чтобы ускоряться и ускоряться, не видя, кого или что догоняет – или от чего бежит…

Маккейн позвонил еще раз, чтобы поставить его в известность, что он прилетит чартерным рейсом и что встречать его не надо, он приедет на такси. И утро превратилось в неподвижное ожидание. Солнце палило, не было ни ветерка, море лежало гладкое, как свинец. Даже в сухих кустах, где обычно свиристело, шелестело и чирикало, воцарилась бездыханная тишина. Из-за жары, должно быть, но Джону казалось, что цикады и певчие птицы замерли в ожидании вместе с ним. Он то и дело выходил на балкон перед гостевой комнатой, откуда хорошо просматривалась дорога, над которой дрожал зной. Больше ничего. Он всякий раз набирал воздух и снова уходил в прохладу, спрашивая себя, правильное ли принял решение.

Такси приехало, когда он зашел в кухню выпить стакан воды. Через кухонное окно он видел, как открылась дверца машины и наружу вывалилась массивная фигура Маккейна. В руках у него был только дипломат, и он опять умудрялся выглядеть неряшливо в костюме за четыре тысячи долларов.