Читаем без скачивания Одна на миллион - Елена Алексеевна Шолохова

Я так предвкушала эффект, который произведу своими словами на отца, на Соболева, на всех, что в первый момент ликование сменилось полной растерянностью. Так и хотелось спросить отца, что это за дурная шутка. Но он не шутил, как и Маринка.

Вероятно, что-то случилось, что-то очень плохое, и обвинили в этом меня, а я ни сном ни духом. Почему меня? За что? Накатила такая горечь. От обиды перехватило горло. И когда я уходила, а потом и убегала прочь, подальше от «Мегатэка», уже не могла сдержать слёз. Чтобы не позориться на глазах у прохожих, я свернула в какую-то подворотню. Постояла, поплакала немного, успокоилась. Сначала хотела позвонить Киселёву и зависнуть у него, но потом передумала – нет, поеду домой, хотя бы для того, чтобы узнать, в чем это я так провинилась.

Вера встретила меня, как обычно, беспечным щебетом, но, поймав мой взгляд, сразу смокла, скрылась где-то у себя и больше меня не тревожила.

От ужина я отказалась – просто лежала плашмя на кровати, созерцая потолок, и ждала возвращения отца. Пыталась предположить, что всё же случилось, но ни единой более-менее подходящей версии не могла придумать.

Отец вернулся совсем поздно, Вера, по-моему, уже спать отправилась. Я выскользнула из комнаты, подошла к лестнице, прислушалась, затаившись. Он перекинулся парой слов с Воблой и закрылся в своём кабинете.

Я тихо спустилась и, постучав, вошла к отцу. А он пил! Сидел за столом, поставив перед собой квадратную бутыль с виски, и пил, в одиночку, без закуски. Да он даже не переоделся, только пиджак снял и галстук.

Подняв голову, он вперился в меня тяжёлым взглядом. Раньше меня пробирал холодный ужас, когда он вот так смотрел. Сейчас тоже стало немного не по себе, но я поборола нервозность и как можно спокойнее спросила:

– Не хочешь мне объяснить, почему ты меня уволил?

– А ты что, думала, я Соболева уволю? – он налил себе в стакан виски и залпом выпил.

– Ты, вообще, о чём? Я тебя не понимаю… Почему я должна думать, что ты уволишь Соболева?

– Вот только давай без этого всего. Не понимает она. Я всё знаю, – многозначительно изрёк он.

– Знаешь что?

– Да всё я знаю, всё. – Он снова плеснул виски, взял стакан, но потом, так и не пригубив, отставил. Обхватил пятернёй лоб. Затем медленно провёл ладонью вниз, к подбородку, будто вытер лицо. То ли вздохнул тяжело, то ли крякнул. – Господи, какой позор. Мало было того, что ты гуляла, шаталась чёрт-те с кем и чёрт-те где, мало мне было истории с наркотиками... думал, человека из тебя сделаю… но вот такая мелочная гнусная месть…  даже Адель не опустилась бы до такого... мне подчинённым своим в глаза смотреть стыдно.

– Какая месть? – чем больше отец говорил, тем меньше я его понимала. И на виски не спишешь – вроде он ещё не особенно и пьян, чтобы заговариваться, а тем не менее.

– А этот дурак ещё вечно тебя выгораживал, – продолжал он бессвязно бубнить. – Анжела старается, у Анжелы всё получается, Анжела – то, Анжела – сё. И на тебе...

– Да хватит уже! Объясни толком, что случилось.

– А то ты не знаешь! – зло сверкнул на меня глазами отец. – Кто пустил слух, что Соболев до тебя домогается? Что он тебя чуть не… тьфу, даже сказать противно.

Несколько секунд я ошарашенно на него смотрела, пытаясь осознать услышанное.

– Что за ересь?! Ты пьян и несёшь какую-то чушь.

– Ты как со мной разговариваешь! – рявкнул отец.

– Откуда ты взял весь этот бред? – не дрогнула я от его окрика. – Кто тебе такое сказал?

– Да вся контора с самого утра только об этом и гудит. Соболева записали в насильники и извращенцы с твоей подачи. На каждом углу его костерят. Он даже увольняться собрался.

– Ты меня не слышишь? Я не знаю, кто и почему придумал такое, но это точно не я.

– Хотел бы я в это верить.

– Это не я! И вообще, с каких пор ты слушаешь сплетни? Сам же знаешь, как оно бывает: кто-то ляпнет сдуру, другой не так поймёт, третий приукрасит и в итоге получается такой вот бред. Меня многие недолюбливают. Та же Юля Шумкова. Она вполне могла кому-нибудь сказать, что я…

– Да плевать мне на сплетни, – раздражённо оборвал меня отец. – Как ты не поймёшь, что не в сплетнях дело. Меня убило, что родная дочь способна оклеветать человека, так мелочно, так пошло, способна обвинить его в преступлении…

– Сколько ещё повторять, что я тут ни при чём? Да и зачем мне это?

– Может быть, затем, что Соболев предпочёл тебе другую?

Его слова попали в самую болезненную точку, не просто уязвили, а ударили по оголённому нерву.

– Это он тебе сказал? – спросила я вмиг осипшим голосом.

– Нет. Чижова.

– Марина? – удивилась я. – Да ну! Не могла она…

– Могла, не могла, но она пришла ко мне и всё рассказала.

– Она? – тихо переспросила я на автомате, силясь понять, как такое возможно. – Зачем ей это?

– Ну, она переживала за Вадима Сергеевича, боялась, видимо, что я эти гнусные обвинения приму всерьёз. Может, не знала, что я уже, до неё, с ним побеседовал и всё выяснил.

– Ты и с ним говорил? И что он сказал? Он тоже думает, что это я так про него...?

– Нет. Ничего такого он не думает. Он вообще… Ладно, не о том речь. – Отец всё же выпил свой виски. – Потом вот Чижова пришла, попросила принять. Заверять стала, что Соболев не виноват, мол, он не то что до тебя не домогался, а даже наоборот – отверг тебя. И по её словам, ты сама ей это рассказала. А ещё ты пригрозила, что он за это ещё поплатится.

– Вот тут Марина присочинила.

Отец снова плеснул себе в стакан. Я видела, что отец мне не верит, и это было обиднее всего. Нисколько не сомневаюсь, что эти сплетни – снова Юлины козни, но Марина... Дура она! Однако по-настоящему ранило, что отец так легко, так безоговорочно меня обвинил, не задав мне ни единого вопроса. А ведь даже преступникам дают слово. Отец же сразу навесил на меня клеймо «виновна» и слушать ничего не желает.

–