Читаем без скачивания Царица Проклятых - Энн Райс

Хайман заметил, как содрогнулся его собеседник. Он обратил внимание на едва уловимые признаки возрастающего гнева. Это к лучшему. Пламенем гнева будет поглощен страх. Но сколь же воинственно это создание! Его рассудок не искушен в поиске компромиссов и изощренных путей решения проблем.

– А почему ты предостерегаешь меня, – недоверчиво спросил Маэл, – если она может слышать каждое наше слово, произнесенное вслух?

– Не думаю, что она на это способна, – спокойно ответил Хайман. – Видишь ли, друг мой, я принадлежу к Первому Поколению. Среди тех, кто пьет кровь, лишь дальние родственники способны слышать друг друга, как мы слышим смертных. Я не смог бы прочесть ее мысли, даже если бы она стояла сейчас рядом со мной, и можешь быть уверен, что мой разум закрыт для нее точно так же. Так было всегда и у всех нам подобных.

Светловолосоый гигант был явно заинтригован. Значит, Маарет не может слышать Мать! Она не говорила ему об этом.

– Нет, не может, – подтвердил Хайман, – и Мать сможет узнать что-либо о ней, только читая твои мысли, так что постарайся защитить свой разум. Разговаривай со мной человеческим голосом, ибо в этом городе одновременно звучит великое их множество.

Какое-то время Маэл мрачно размышлял над услышанным, пристально глядя на Хаймана из-под сдвинутых бровей. Глаза его горели таким свирепым огнем, что казалось, он готов немедленно нанести удар.

– И это поможет нам победить ее?

– Помни, – сказал Хайман, бросая при этом взгляд в сторону Армана, – иногда избыток чего-либо только вредит делу. Та, кто слышит множество голосов, может не услышать один конкретный голос. И та, кто внимательно прислушается к одному голосу, должна заглушить все остальные. Ты достаточно стар, чтобы знать об этом.

Маэл в ответ промолчал. Однако он, без сомнения, понял, что имел в виду Хайман. Дар телепатии и для него был вечным проклятием, и не важно, осаждали ли его голоса людей или тех, кто пьет кровь.

Хайман слегка кивнул. Дар телепатии. Какое красивое название для того безумия, что снизошло на него целую вечность тому назад, после долгих лет, проведенных под слоем пыли в недрах всеми забытой египетской гробницы, где он прислушивался к вселенскому плачу, ничего не зная ни о том, кем он был, ни о том, чем стал.

– Все правильно, друг мой, – сказал он. – Две тысячи лет ты успешно боролся с голосами, в то время как наша царица вполне могла в них утонуть. Кажется, Вампиру Лестату удалось прорваться сквозь этот гул и привлечь внимание царицы. Но нельзя переоценивать ее возможности, ибо она слишком много времени провела в неподвижности.

Высказанные Хайманом мысли несколько поразили Маэла, но он не мог не признать, что в них присутствует своя логика. Стоящий внизу Арман внимательно слушал.

– Независимо от того, сознает это царица или нет, она отнюдь не всесильна, – продолжал Хайман. – Ей всегда хотелось дотянуться до звезд, но в последний момент она в ужасе отдергивала руку.

– Что ты имеешь в виду? – Маэл придвинулся еще ближе и от волнения заговорил шепотом: – Какая она на самом деле?

– Она была полна мечтаний и высоких идеалов. Она была похожа на Лестата. – Хайман пожал плечами. – На того блондина внизу, который хочет быть хорошим, сеять добро и собрать вокруг себя безумствующих почитателей.

Маэл холодно, цинично улыбнулся.

– Но, во имя дьявола, что она собирается делать? – спросил он. – Ладно, допустим, он разбудил ее своими гнусными песнями, но нас-то ей зачем уничтожать?

– Она преследует какую-то свою цель, в этом можешь не сомневаться. У нашей царицы всегда имелась какая-нибудь великая цель – без нее она не совершила ни единого поступка. А тебе должно быть известно, что время нас не меняет, – в этом смысле мы похожи на распускающиеся цветы: чем дальше, тем больше становимся самими собой. – Он взглянул на Армана. – Что касается ее цели, я могу лишь предполагать…

– Так поделись своими предположениями со мной.

– Этот концерт состоится, потому что так хочет Лестат. А когда он закончится, она уничтожит еще кое-кого из нашего рода. Но не всех – некоторых оставит в живых: одни будут служить ее цели, другие станут свидетелями.

Хайман вновь взглянул на Армана. Удивительно, насколько его лишенное выражения лицо исполнено мудрости в отличие от опустошенного, утомленного лица Маэла. И кто может сказать, который из них понимает больше?

– Свидетелями? – с горькой усмешкой переспросил Маэл. – Я думаю иначе. Мне кажется, все гораздо проще. Она пощадила тех, кого любит Лестат, только и всего.

Такая мысль не приходила Хайману в голову.

– Да-да, посуди сам, – продолжал Маэл на своем резковатом английском. – Разве не жив до сих пор Луи, спутник Лестата? И Габриэль, мать злодея, где-то здесь, поблизости, выжидает подходящего момента, чтобы встретиться с сыночком. И стоящий внизу Арман, которым ты без конца любуешься, – кажется, Лестат не прочь увидеться с ним снова, вот он и жив, как и этот изгой, что стоит с ним рядом, тот, кто издал проклятую книгу и кого остальные разорвали бы на части, если бы только догадались…

– Нет, дело не только в этом. Есть что-то еще, должно быть, – возразил ему Хайман. – Некоторых из нас она убить не может. А тех, кто сейчас направляется к Мариусу, Лестат знает только по именам.

Маэл вдруг изменился в лице, оно вспыхнуло совсем по-человечески, а глаза превратились в узкие щелочки. Хайман догадался, что Маэл, будь у него возможность, сам, не раздумывая, бросился бы к Мариусу этой же ночью, если бы Маарет пришла сюда, чтобы защитить Джессику. Теперь он старался даже мысленно не произносить имя Маарет. Он боялся Маарет, боялся до глубины души.

– Я понимаю, что ты старательно скрываешь все, что тебе известно, – вновь заговорил Хайман. – Но ведь именно об этом ты должен мне рассказать.

– Не могу, – ответил Маэл. Стена поднялась. Непроницаемая. – Мне не дают ответов – только приказания, друг мой. Моя задача состоит в том, чтобы пережить эту ночь и благополучно вывести отсюда мою подопечную.

Хайман хотел было надавить на него, потребовать, но не сделал ни того ни другого. Он почувствовал слабую, едва заметную перемену в атмосфере, незначительную, но явственную, хотя он не мог с уверенностью сказать, уловил ли он движение или звук.

Она приближалась. Она была уже совсем рядом с залом. Он весь превратился в слух… Да, это она. Все звуки ночи усилились, чтобы сбить его с толку, но он все же сумел уловить тихий, находящийся на пределе слышимости звук, который не в силах была скрыть даже она: звук ее дыхания, биения сердца, могущественной силы, движущейся с огромной, сверхъестественной скоростью и неизбежно вызывающей всеобщее смятение.

Маэл и Арман тоже уловили этот звук. Даже юнец рядом с Арманом услышал его, хотя большинству молодых это не удалось. Он привлек внимание даже некоторых особенно восприимчивых смертных.

– Мне пора идти, друг мой, – сказал Хайман. – Помни мой совет. Большего я сейчас сказать не могу.

Она совсем рядом. И конечно, внимательно оглядывается вокруг, изучает обстановку, прислушивается.

Он ощутил первый непреодолимый порыв увидеть ее, проникнуть в разум тех несчастных, кому довелось увидеть ее в ночи.

– Прощай, друг мой, – вновь обратился он к Маэлу. – Мне не стоит оставаться рядом с тобой.

Маэл взглянул на него в смятении. Внизу Арман, прижав к себе Дэниела, начал выбираться из толпы.

Свет в зале внезапно погас, и на долю секунды Хайман решил, что это ее рук дело, что сейчас она начнет вершить свой невероятный суд мести.

Но смертные оказались гораздо более осведомленными: вот-вот начнется концерт! Публика обезумела – вопли, приветственные возгласы, топот ног. В конце концов все звуки слились в один общий рев, от которого дрожали стены и пол.

Смертные зачиркали спичками, достали зажигалки – и повсюду вспыхнули крошечные огоньки. Их причудливо-фантастическое неровное сияние выхватило из темноты тысячи и тысячи движущихся тел. Со всех сторон доносились крики.

– Я не трус, – неожиданно пошептал Маэл, словно не в силах был дольше хранить молчание. Он взял Хаймана за руку, но тут же, как будто его оттолкнула ее твердость, отпустил.

– Я знаю, – ответил Хайман.

– Помоги мне. Помоги Джессике!

– Не произноси больше ее имя. Послушайся моего совета – держись от нее в стороне. Ты вновь оказался побежденным, друид. Помнишь? Пора сражаться хитростью, а не яростью. Скрывайся в стае смертных. Я помогу тебе, когда смогу… если смогу.

Он хотел столько всего сказать! И выяснить наконец, где же сейчас Маарет. Но было уже слишком поздно. Он развернулся и быстро двинулся по проходу, поднялся по длинному и узкому пролету бетонных ступенек и оказался на открытом месте – площадке лестницы.

Внизу, на затемненной сцене, появились смертные музыканты. Лавируя среди переплетения проводов и расставленной повсюду аппаратуры, они подошли к лежащим на полу инструментам.