Читаем без скачивания Зигмунд Фрейд и Карл Густав Юнг. Учения и биографии - Валерий Моисеевич Лейбин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако после этого происшествия у Юнга каждый раз начиналось головокружение, как только ему надо было идти в гимназию или делать уроки дома. Следствием подобного головокружения было то, что на протяжении полугода он не ходил в школу и в свое удовольствие гулял в лесу, рисовал или погружался в таинственный мир воображения и чтения книг, все дальше и дальше уходя от реальности. Это был уход двенадцатилетнего мальчика в себя, лишь изредка сопровождавшийся слабыми уколами совести.
Обеспокоенные родители обратились к врачам за помощью, но те не могли сказать ничего вразумительного по поводу странного поведения Юнга. Один из врачей поставил диагноз – эпилепсия, который вызвал тревогу у родителей, но был воспринят самим мальчиком не иначе, как чушь.
Как долго Юнг пребывал бы в подобном состоянии, не известно, но все изменилось после того, как он подслушал разговор отца с гостем, который на вопрос последнего о состоянии здоровья сына печально ответил, что врачи говорят об эпилепсии, а поскольку сам он потерял имевшиеся у него небольшие сбережения, то весьма обеспокоен тем, что будет с его больным сыном, если тот не сможет зарабатывать на жизнь.
Подслушанный разговор между отцом и гостем настолько поразил Юнга своей реальностью, что он тут же решил серьезно заниматься. Он прошел в кабинет отца, взял учебник по латинской грамматике и стал учить наизусть прочитанный текст. Через несколько минут он чуть не упал со стула, поскольку с ним случился очередной обморок. Однако Юнг постарался взять себя в руки и заставил себя заниматься латинской грамматикой. Несмотря на повторные приступы, он не сдавался, продолжал работать на протяжении часа, пока у него не возникло ощущение, что он победил свою болезнь. С этого дня он стал усиленно заниматься латинской грамматикой и через несколько недель вернулся в гимназию. С головокружениями было покончено навсегда. Так Юнг узнал, что такое невроз.
Вспомнив, с чего началась история его головокружения, он понял, что причиной приключившейся с ним истории был он сам. Стало понятным и то, почему он не злился на толкнувшего его мальчика. Ведь фактически весь эпизод с падением и полуобмороком был как бы срежиссирован им самим. Он сам себя наказал, и его невроз стал постыдным секретом, отразившим его поражение и вызвавшим потребность в последующем усердном прилежании. Чтобы доказать себе, что он чего-то стоит, Юнг начал регулярно вставать в пять часов утра и усиленно заниматься до ухода в гимназию. Вместе с тем он все отчетливее ощущал свое одиночество.
«Сломила меня и, собственно, определила мой кризис страсть к одиночеству, мой восторг от ощущения, что я один. Природа казалась мне полной чудес, и я стремился уйти туда. Каждый камень, каждое растение, каждая вещь казались мне живыми и удивительными. Я уходил в природу, к ее основаниям – все дальше и дальше от человеческого мира».
Примерно в тот же период времени с ним произошло еще одно событие, которое сказалось на его мироощущении. Однажды по дороге в гимназию у него возникло ощущение, будто он вышел из густого облака, стена тумана осталась за его спиной и он впервые стал самим собой. Все, что происходило ранее, имело отношение к тому его существованию, которое осталось за стеной тумана. Теперь же возникло подлинное Я, обладающее властью и способное что-то делать. Понадобилось еще какое-то время, прежде чем Юнг смог разобраться в том, что в нем находятся как бы два человека, два Я, две личности.
Две ипостаси личности
Общаясь с деревенскими мальчишками, Юнг пришел к важному для себя открытию. Находясь в одиночестве, он мог играть сам с собой, иметь свои секреты, размышлять над теми вопросами, ответы на которые не находил в семье. Сверстники же отрывали его от самого себя. Дома он был одним, со сверстниками – совершенно другим. В первом случае он чувствовал власть над собой таинственного мира теней и ночных кошмаров, во втором – соприкасался с дневным миром света, сопровождавшимся различного рода выходками вместе со своими сверстниками. Это раздвоение пугало мальчика, который ощущал в нем угрозу своей внутренней безопасности.
Когда Юнгу было 12 лет, его пригласили провести каникулы на Фирвальдштеттском озере. Хозяин дома имел весельную лодку, которой разрешил пользоваться. В то же время, будучи осторожным, он строго предупредил своего сына и Юнга о том, чтобы они пользовались лодкой осмотрительно. Однако, несмотря на предупреждение, вместо того чтобы сесть за весла, Юнг занял стоячее место на корме и, как гондольер, стал работать одним веслом. Хозяин приказал ему вернуться на берег и отругал его. Посчитав себя оскорбленным, Юнга охватила ярость, но в то же время он не мог не признать, что хозяин лодки был совершенно прав. В нем заговорили как бы два человека: неуверенный в себе мальчишка и «другой», не заслуживающий пренебрежения, важный, влиятельный, пожилой.
В дальнейшем имевшие место разнообразные события и видения привели Юнга к пониманию того, что в нем находятся два Я, два разных человека, принадлежащих к разному времени. Один – гимназист, который должен вести себя в соответствии со своим возрастом. Другой – взрослый, принадлежащий к эпохе восемнадцатого века.
С одной стороны, Юнг ощущал себя слишком маленьким, испытывавшим чувство собственной неполноценности; с другой стороны, он боялся собственной власти, мучаясь от авторитарности своего второго Я. Во всяком случае, со временем в глубине души Юнга поселилось знание того, что внутри него есть два человека: первый ходил в гимназию, был ленивее и неряшливее многих; второй – был взрослым, скептическим, недоверчивым, стремящимся удалиться от людей.
Фактически Юнг имел два представления о себе: личность номер один – посредственный, честолюбивый подросток с сомнительными манерами поведения и бесконтрольным темпераментом; личность номер два – некая тотальность человеческой природы, в которой наличествуют смысл и связь в противоположность «бессвязной случайности» жизни личности номер один.
Для Юнга живым соответствием личности номер два был Фауст, в котором он видел ответ Гёте на вопросы своего времени. Именно это сравнение было использовано им после того, как в 15 лет он прочитал «Фауста» Гёте. Более того, Гёте стал для него своего рода крестным отцом и поручителем, укрепившим его уверенность в собственной принадлежности к человечеству.
«Гёте в какой-то степени определил основные линии развития и решения моих внутренних конфликтов. Дихотомия Фауст – Мефистофель представилась мне в одном-единственном человеке, и этим человеком был я. Другими словами, это
