Читаем без скачивания Полночь и магнолии - Ребекка Пейсли

Сенека улыбнулся и покачал головой, не желая отвечать. Это была их ночь, и незачем было сюда привносить взаимоотношения с отцом. Поэтому Сенека решил сосредоточиться на своей жене.

— Невеста, — моментально пронеслось у него в голове. Она еще по-настоящему не была его женой.

— Я… я немного поела. Я была голодна, — сказала она.

Сенека слушал ее и думал о том, что он тоже был «голоден», но его голод был особенным…

Он обнял ее за талию и прижал близко к себе:

— Я не ожидал, что ты будешь одета к моему приходу. Принцесса! Я рассчитывал, что ты будешь в ночном халате или же… на тебе вообще ничего не будет, — прошептал он.

Пичи крепко сжала бедра.

— А у меня нет ничего под этой одеждой, — прошептала она в ответ.

Сенека начал расстегивать пуговицы на ее золотистом платье. Он расстегнул верхнюю пуговицу (вторая, третья, четвертая — были не застегнуты). Он улыбнулся снова, когда понял, что ему придется расстегивать только каждую пятую пуговицу.

— Ты не страстно ждала этого вечера. Принцесса, не так ли? — поддразнивал ее Сенека.

— Не страстно? — переспросила она. — Страстнее быть не может!

Боясе! Как ему нравилось поддразнивать ее. Он расстегнул все пуговицы и наполовину снял с нее платье. Действительно, под платьем у нее ничего не было. Ее сочные груди так и манили к себе. Соски набухли под его голодным взглядом.

— Видишь, — сказала Пичи, указывая на груди, — мисс Молли и мисс Полли страстно ждали этой встречи. А ты? — переспросила она.

— Да, я позабыла, что ты принц и должен вести себя подобающим образом, — сказала она, поддразнивая его в ответ.

Сенека начинал терять контроль над собой. «Чему быть, того не миновать», — подумал Сенека и начал нежно целовать ее левую грудь, а затем и правую. Соски ее были тверды и упруги. Пичи тихо застонала. Сенека распрямился и дотронулся до платья, которое все еще держалось на ее бедрах.

— Интересно, — произнес он, — ждет ли меня так страстно Друлли, как мисс Молли и мисс Полли?

С этими словами он одним рывком сбросил ее платье на пол. Он положил свою руку ей между ног и нежно начал массировать ее интимное место. Его палец скользнул внутрь, и, о Боже, он понял, что она была готова к самому главному…

— Друлли говорит, что она страстно ждет меня, — прошептал он ей на ухо. — Я буду внимателен к ее желаниям!

Пичи растаяла перед ним.

— Принцесса, — пробормотал он, и их губы слились в страстном поцелуе. Ее бедра подались вперед… к его плоти, к нему самому.

— Сенека, — прошептала она, — я не хочу, чтобы ты больше ждал.

Она слышала его глубокое дыхание и видела, как он быстро сбросил с себя одежду. Она увидела его мощное тело и то, как он весь трепетал. Он ждал ее как и ждал того удовольствия, которое они вместе скоро разделят. Пичи сама направилась к кровати. Она хотела, чтобы он понял, что она пошла по собственному желанию.

— Сенека, — сказала она, — я только хотела сказать, что кровать уже готова.

Теперь она видела, что перед ней был мужчина, который желал своей женщины. И она была той женщиной! Она принадлежала ему.

— Чего же ты ждешь, дружище? Стон вырвался из его груди. Он упал на кровать, увлекая за собой Пичи.

— Сенека, дорогой мой, — прошептала она, — ожидания закончились для нас с тобой!

Он начал терять контроль над собой. Он лег сверху нее, своим весом вдавливая ее в постель, осторожно раздвинул колени ее ног и вошел в нее. С каждым разом он проникал все глубже и глубже. Инстинктивные чувства побуждали Пичи прижимать свои бедра к его. Ее ногти впились ему в спину, когда она почувствовала, что он вошел еще глубже. Ее тело двигалось в унисон с его телом… Внезапно какая-то непонятная боль прошла по ее телу.

— Прости, любовь моя, — сказал он и поцеловал ее.

— Я больше не девственница, Сенека?

— Ты — Пичи!

— Но… Но ты что-то сделал.

— Я должен быть очень осторожен, пока ты чиста…

— Ты ничего не говорил мне о том, что будет больно. — сказала Пичи.

— Я не хотел пугать тебя, Пичи, — прошептал ей Сенека на ухо.

Она чувствовала, как его плоть пульсировала внутри нее.

— Я никогда не боялась никакой боли, Сенека, — сказала она. — Но мне хотелось бы знать, когда это наступит.

— Хорошо, — ответил Сенека. — Тебе будет больно… Но только один раз, и тут я ничего не могу поделать. А когда мы с тобой встретимся еще раз… боли не будет.

Она закусила нижнюю губу.

— Я буду истекать кровью? — спросила она.

— Да, немного, — ответил он.

— А после того, как боль пройдет… наступит блаженство? Так, Сенека?

— Да, клянусь тебе, Пичи! Я предоставлю тебе удовольствие много-много раз, сколько ты захочешь.

Она знала, что он говорит правду. Прижавшись к нему своими бедрами, она прошептала:

— Да, когда же? Когда же, Сенека?

— Не время! Еще не время! — полухрипло, полустоном ответил он.

— Но… Сенека, — сказала она и вдруг почувствовала, как он вышел из нее. Гнев и отчаяние — все это переплелось внутри Пичи.

— Сенека… — произнесла она. Больше разобрать ничего было нельзя. Все слова застыли у нее на устах, когда она почувствовала, как он поцеловал ее самое сокровенное место.

— Сенека! — сдавленно произнесла она. Он только закончил ласкать и любить ее по-другому, так, как не делал этого прежде. Он хотел доставить ей удовольствие таким образом перед тем как причинить ей боль. Сенека прекрасно понимал что он не сможет не причинить ей боль, разрывая плеву, и поэтому хотел, чтобы она расслабилась и наполнилась страстью перед главным испытанием.

Пичи вскрикнула… Его язык… его губы… его теплое-теплое дыхание. Каждое его прикосновение к ней заставляло ее всю дрожать. В порыве экстаза она выдохнула из себя: «Я люблю тебя! Я люблю тебя, Сенека!»

«Сенека! Я люблю тебя!» Эти слова не давали ему покоя. Но он пока не мог ей сказать то же в ответ.

— Мне кажется, что эта ночь прошла так, как я мечтала, — сказала она, и он увидел в ее темно-зеленых глазах страсть ожидания. Она ждала от него чего-то еще и надеялась всем своим сердцем, что он даст ей все.

Его сердце подсказывало ему, что это было.

Это была его любовь. Пичи… Она заставила его смеяться. Она заставила его думать о том, о чем он прежде и не задумывался. Он восхищался ею много раз. Она перевернула что-то у него внутри. Ему иногда казалось, что он уже знал ее раньше и всегда обладал ею.

Но то не была любовь в полном смысле того слова. Он даже не знал, как это назвать. И одновременно что-то убеждало его, что он не любит ее. А если он не будет любить ее, она узнает об этом, этого скрыть нельзя.

Он ничем не был ослеплен. Он понимал все четко и ясно, и ничего не поражало его, кроме доверительной улыбки Пичи.