Читаем без скачивания Бауманцы. Жигули. Дубай. Лучший сериал о том, как увидеть такой разный мир из окна старой девятки - Петр Дмитриевич Кулик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Служащие приготавливали корабль ко сну, пассажиры укладывали детей спать, а наш усатый кок заваривал очередную порцию чая в своей бронзовой кастрюле для бессонных гуляк. Такими гуляками были и мы с Димой. Взяв себе по стаканчику, мы очутились на палубе, где начали обсуждать наши конфликты. Как я и писал, прошедшие дни были непростыми, а оттого пришлось понервничать больше обычного. Благо мы всегда были в первую очередь друзьями, боевыми товарищами, поэтому могли и обсуждали все тревожащее. Первый час, второй, третий – мы с Димой обстреливали принципы друг друга самыми жесткими аргументами в наших арсеналах. Но этот обстрел был вовсе не войной, а способом потушить горящий лес, поиском истины. За это время сквозь палубу крейсировали и служащие, и одинокие иранские мужчины, и Федя. Он был достаточно усталым, поэтому разлегся на деревянной лавке и изредка добавлял что-то к нашему диалогу. Через какое-то время ушел и он. К 3–4 часам ночи мы с Димой друг друга поняли и направились с жаркой ночной палубы вместе спать. Наш старший брат уже вовсю набирался сил для завтрашнего рывка. Мы оба последовали его примеру, каждый на своем ряду растянулся вдоль четырех свободных кресел. Посмотрим, что принесет нам завтрашний день.
Ну что тут сказать
ПЕТЯ
– Чуваки, земля! – первое, что я помню, когда проснулся.
Я выглянул в иллюминатор и протер глаза, чтобы понять, не мерещится ли мне увиденное. Из-за высокой температуры все было затянуто паром и пылью, в которых равномерно рассеивался свет. Небо и вода в заливе приобретали молочный окрас и практически сливались, однако на границе их слияния вырисовывалась черная толстая полоса – это была суша. На моем сонном, помятом лице появилась легкая умиротворенная улыбка: «Невероятно. Мы почти добрались». Промелькнула моя первая за этот день мысль. По мере приближения к суше сквозь дымку начали проглядываться бесцветные силуэты небоскребов. Берег был просто усеян этими гигантскими стеклянными строениями. Это так странно, ведь по одну сторону парома была нищета, страдания, былое величие, одна из самых древних историй, бараки, низкие страшные дома, а по другую – тучи денег, гигантские небоскребы, меньше века истории и самые богатые люди планеты. При повороте моей головы на 180 градусов мир действительно переворачивался.
– Вы знаете, пацаны, я никогда не думал, что буду стоять на корабле и говорить это слово – «земля», – сказал с легким, добрым смешком Дима. – Вот все эти небоскребы. Башни и все, все, все!
– Доплыли, почти доплыли. Дай бог – въедем, ребята, – с улыбкой ответил я на камеру и перевел взгляд на то, к чему мы так долго добирались.
– Вы только вдумайтесь! Под нами, на нижней палубе, находится наша девятка, наша малышка, которая проехала ВЕСЬ. ЭТОТ. ПУТЬ. ВЕСЬ! С нашим экипажем… Ради таких штук стоит жить. Гореть!
Внутри меня были радость и надежда, которым я старался не позволить перерасти во что-то большое. Но сейчас я смотрю на видео, где все это говорю, и знаете что? Все по моим глазам видно. Эти светлые эмоции уже есть внутри, и я готов был бороться за них снова.
Как никогда близко
Разгрузка
Внутри меня были радость и надежда, которым я старался не позволить перерасти во что-то большое. Но сейчас я смотрю на видео, где все это говорю, и знаете что? Все по моим глазам видно. Эти светлые эмоции уже есть внутри, и я готов был бороться за них снова.
Следующие пару часов мы слушали все наши дорожные треки, ностальгировали, но больше всего смотрели в окно. Дима встал у иллюминатора, где я сделал еще один из своих самых любимых кадров – силуэт моего друга, рассматривающего порт Объединенных Арабских Эмиратов.
По окончании швартовки все вокруг нас было уже видно: и портовые краны, и высоченные постройки, и другие корабли, и огромную стоянку для сотен фур. Первые на высадку пошли женщины, за ними сошли и мы. Нас всех рассадили по отдельным автобусам и повезли на паспортный контроль, где к нам присоединился и Дима. В отличие от нас он выгонял девятку с парома и повез ее на место экспертизы. На паспортном контроле мы разговорились с первым афганцем в нашей жизни. У мужчины в Дубае был бизнес, связанный с телефонами и дорогими часами.
– Это – огромная проблема, – говорил нам бородатый афганец в кепке, тряся своим афганским паспортом перед нашими лицами. – При каждом перелете или путешествии задержка на десять часов для допроса.
В наших паспортах появились зеленые штампы, означающие, что мы приплыли в Эмираты. Государство одобрило наш вход в эту страну, но со въездом пока были вопросы. Один налог, второй налог, обыск машины с помощью собак, масса ведомств, рентген и километры пешком на территории жаркого порта. Приятной вещью в этот день было очень доброе отношение сотрудника полиции, который угостил нас арабским кофе и подкинул на полицейской машине до девятки. Будто бы он и Слав, болгарский полицейский, были в одном клубе добродушных представителей закона. Кофе, которым он нас угостил, был терпкий, пикантный, с кислинкой – никогда такого не пил.
Под конец дня девятку загнали на специальную дорожку, вдоль которой по рельсам ездило гигантское сооружение и сканировало фуры. Мы попали на эту процедуру в обеденное время, а потому решили поразвлекаться. В зал с другими утомленными ожиданием иранскими дальнобойщиками вошел Федя, приковал к себе внимание их всех и громко, на весь зал по-русски спросил: «А кто последний к офтальмологу?» Я, беседовавшй в это время с работниками порта и разбиравшийся в наших документах, чуть не умер от смеха с этой ситуации.
Мы прошли рентген и поехали в последнюю точку, где нас должны были спрашивать про Карнет де Пассаж. Осталось только одно – понять, сможем ли мы без него туда попасть или нет. Мы с парнями вошли в здание, заполненное арабами в исключительно белых дишдашах[66] и красно-белых гутрах[67]. В моей руке находилась кипа
