Читаем без скачивания История нетрадиционной ориентации. Легенды и мифы всемирной истории. - Владимир Лапенков

Однако в последнее время у антинорманистов появилось «второе дыхание». Помимо того, что они морально «изъязвили» все положения своих противников, они еще ввели в дискуссию кучу новых гипотез, трактовок и сведения источников, которыми пренебрегли норманисты. Нельзя сказать, что источники такие уж новые: их, так или иначе, касались уже Татищев и Байер; более того — кажется, что в концептуальном плане вся эта полемика вернулась в эпоху баталий немцев-академиков с Михайло Ломоносовым, а по некоторым моментам и вообще в Средневековье. Но такой «огнелед» наверное неизбежен, когда душевный порыв одних сталкивается с ученым высокомерием других.

Никем, в принципе, не оспаривается тезис о языковом и антропологическом родстве северных и западных, прибалтийских славян[99], но если норманисты обычно этим и ограничиваются, то их противники настаивают на увязке данных фактов с легендой о происхождении Рюрика из племени ободритов, с новгородскими летописями и с мекленбургскими генеалогиями.

Из новгородских летописей, в частности Иоакимовой, дошедшей до нас в пересказе Татищева, мы узнаем следующую этногенетическую легенду происхождения северных славян («словен»): «Князь Славен, оставив во Фракии и Иллирии около моря по Дунаю сына Бастарна, пошел к полуночи и град великий создал, во свое имя Славенск нарек [в примечании Татищев предполагает, что это все же не Новгород, как сказано в источнике, а Ладога]… После устроения Великого града умер князь Славен, а после него властвовали сыновья его и внуки много сот лет». Были среди его потомков покоривший близлежащие народы князь Вандал и сыновья последнего Избор, Владимир и Столпосвят, князь Буривой и сын его — Гостомысл. При нем изгнали варягов, но после смерти сыновей Гостомысла возникла династийная проблема, проблема «наряда».

Тут ему «привиделся сон, как из чрева средней дочери его, Умилы, произрастает дерево… и покрывает весь град Великий… Гостомысл же, предчувствуя конец жизни своей, созвал всех старейшин земли от славян, руси, чуди, веси, мери, кривичей и дреговичей, поведал им сновидение и послал избранных в варяги просить князя. И пришел после смерти Гостомысла Рюрик с двумя братья и их сородичами». [Здесь, добавляет Татищев, об их разделении, кончине и пр. согласно с Нестором, только без лет.]

На первый взгляд все вроде складно, но не зря сомневался Татищев в соотнесении «Града Великого» с Новгородом. Уже в следующем столетии (в первой половине XIX в.) путешественник и будущий член Французской академии Ксавье Мармье записал в городе Мекленбурге такую легенду: в VIII в. у князя ободритов Годлава (Godlav) было три сына — Rurik, «Кроткий», Siwar, «Победоносный» и Truwar, «Верный». Путешествуя по разным странам и сражаясь, они оказались в стонущей от врагов Руссии, свергли ее угнетателей и по просьбе народа остались править; Рюрик — в Новгороде, Сивар — в Плескове, Т]рувор — в Белоозере. После смерти братьев Рюрик стал родоначальником династии, правившей до 1598 г.[100]

Легенда эта была записана явно уже не со слов «народных сказителей», но в аристократических салонах, давно связанных с российской аристократией, и кажется загадкой, почему Татищев прошел мимо данного варианта сюжета. В.И. Меркулов, ученик антинорманиста А.Г. Кузьмина (правда, слегка специфического — не чуждого южногерманских и прокельтских симпатий), в своих статьях (на сайте http://www.hrono.ru/statii/statii.html) подробно исследует мекленбургскую версию вместе с историей ее возрождения.

Оказывается, «в 1716 году мекленбургский герцог Карл Леопольд женился на дочери царя Ивана Алексеевича Екатерине, после чего обе родословные стали выводить из вендо-ободритских генеалогий. Проректор мекленбургской гимназии Ф.Томас в буквальном смысле находил в местных генеалогиях "русские" корни. Он использовал манускрипт 1687 года, автором которого был уже умерший нотариус мекленбургского придворного суда И.Ф. фон Хемнитц». В «Генеалогии мекленбургских герцогов» Фридриха Хемнитца (1717) Рюрик и его братья — сыновья венедско-ободритского князя Готлейба или Годлайба, плененного и убитого ютским королем Готофридом. Из-за малолетства оных власть перешла к дядьям Рюрика — Славомиру и Трасику [Дражко, Драговит], которым наследовали Годомысл и Табемысл»; «в генеалогиях, собранных Иоганном Хюбнером (1725), Рюрик с семейством — это ответвление герульских, вандальских и венедских князей, к которым принадлежал и Боривой и его сын Гостомысл»; «после смерти Годлиба в 808 году у его сыновей Рюрика, Сивара и Трувора не оставалось никаких прав на главный престол, они были вынуждены отправиться в далекий провинциальный Новгород. Хюбнер датирует это событие 840 годом…». (В «Ксантенских анналах» Гостомысл упоминается как погибший в 844 г. в битве с франками, а под 845-м говорится о «короле язычников» Рорике).

Это постулируемое древними авторами родство вандалов и славян «на ура» принимается современными антинорманистами. Некоторые притом не чураются и невинных подтасовок: так, известный «асовед» и «влесолюб» Дмитрий Гаврилов ссылается на авторитет Татищева, в свою очередь указавшего на суждение Стрыйковского о данном родстве. Как это похоже на милую детскую шалость (авось, взрослые не заметят!): ведь тут же, во фразе, следующей за цитатой из поляка, Татищев пишет — «это видится несколько вероятно, но, внятно рассмотрев, обличается, что никоего основания не имеет». (Курсив мой. — В.Л.)[101]

Цитированный нами В. Меркулов, в отличие от г-на Гаврилова, и даже от своего учителя А.Г. Кузьмина[102], обращается с фактами много осторожнее и из ряда вон выходящих идей себе не позволяет. Более того, он не побоялся процитировать скептическое высказывание норманиста Готлиба Зигфрида Байера о том, что «Бернард Латом и Фридерик Хеминиций и последователи их… как за подлинное положили. И понеже они сыскали, что Рурик жил около 840 года по рождении Христовом, то потому и принцев процветавших у Вагров и Абодритов сыскивали. И понеже у Витислава короля два сына были, один Трасик, которого дети ведомы были, другой Годелайб, которого дети неизвестны, то оному Рурика, Трувора и Синава приписали».

Тем не менее возникает вопрос, а что, собственно, всем этим доказывается? Не знаю, насколько точным является прочтение Хемнитцем, Хюбнером, Томасом и Меркуловым мекленбургских и прочих генеалогических манускриптов, но лично для меня осталось совершенно неясным, где и когда, в документах какого времени появились имена трех братьев и какого они могли быть роду-племени? И как можно относиться к уверенности Томаса, что «обе династические ветви [вандалов и вендов] восходят к королю вендов Ариберту I, который был женат на Вундане, дочери короля Сарматии»?[103]

Зато мы теперь хорошо понимаем справедливое сомнение Татищева в историческом присутствии Новгорода в данном сюжете. О Новгороде, как о поселении с соответствующей городу инфраструктурой, нельзя говорить ранее, чем с X в., а более раннее Рюриково городище, и даже Ладога, известная с VIII в., тоже вряд ли могут претендовать на ранг «столицы» Русского каганата[104]. Другой вопрос — само название Новгорода, отсылающее нас, по контрасту, к имени западнославянского Старгорода, и, наконец — Велиград, полностью отвечающий названию «града великого», устроенного Славеном, и ас-Славийи арабских писателей.

Велиград — он же Мекленбург (от «микла» — великий»), он же — Рерик. Имя Рюрика хорошо вписывается в данный контекст, следует только учесть, что, хотя имя его не уникально, все-таки исторический персонаж — там и тогда — известен нам только один. Это датский конунг Рюрик Ютландский (прозванный «язвой христианства»), а вот омонимичное название города, возводимое к славянскому «ререг, рарог» («сокол»), может быть еще объяснено из др. — исл. reyrr «тростник», так как, по Й. Херрману, город находился в старой озерной котловине, заросшей тростником.

Нельзя исключить, что В. Меркулов и прав, когда пытается вывести имена «призванных братьев» из славянского, — мы знаем массу случаев подобных транскрипций и двуязычности. Лучше всего это подойдет к Трувору, его имя можно сравнить с эпическим сербским Триборе, он же — бог Триглав. В обрядовых песнях из собрания М. Милоевича мы находим «силна Бора», «Сива Жива», Радигост, Гостослав, но в целом все это очень гадательно[105], тогда как германская основа с формальной точки зрения выглядит вполне убедительно.

Не менее убедителен и скепсис Г. Байера, особенно если мы примем во внимание существование «бродячих» сюжетов[106] и легендарность самих генеалогий, как германских, так и славянских, которые так или иначе восходят к именам богов и эпических предков.

Но запутанность этногенетической истории покажется еще выше, если мы вспомним о различного рода «пересечениях» германских и славянских племен от эпохи так называемого германо-балто-славян-ского единства и до эпохи Великого переселения народов; С чем все же надо согласиться, так это с тем, что на южное побережье Балтики славяне пришли уже после германцев, кельтов и собственно венедов/ венетов, в которых изначально следует видеть древних индоевропейцев. О.Н. Трубачев придерживался мнения о венедах как о «третьем этносе» региона, не германцах и не славянах.