Читаем без скачивания Путь Проклятого - Ян Валетов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, сын мой, ты же знаешь, что я не склонен верить в чудеса, так как за шестьдесят с лишним лет моей жизни Яхве много раз показал мне свое огромное могущество над нашими судьбами, но ни разу не явил чудес. Время чудес ушло вместе с патриархами, Бог молчаливо взирает с небес на мучения избранного им народа, и мертвые остаются мертвыми, прокаженные – прокаженными, а легковерные глупцы – глупцами. Когда Бог не творит чудес, чудеса творит вера в Него. Может быть, потому в каждое смутное время, в годину больших несчастий и сокрушающих устои перемен и появляется столько новых пророков, сулящих кто несчастье, кто спасение. Га-Ноцри обещал спасение и верил, что именно ему Яхве явит чудо и поможет освободить Израиль от римского владычества – так рассказал мне Иегуда. Минеи же верят, как ты знаешь, что Иешуа был убит, но не умер, а вернулся к людям, чтобы нести свое учение и чтобы они уверовали в него. Об этом Иегуда мне не сказал, но иные умеют молчать так выразительно, что слова становятся лишними. Этот человек знал куда больше, чем говорил, но что стоят любые, даже самые правдивые истории о воскресшем пророке, если мы с тобой наверняка знаем, что жертва его оказалась бессмысленной? Почему бессмысленной? Все это было до моего рождения, сын, и с тех пор прошло немало лет, а Рим, несмотря на самоотверженность Га-Ноцри, все еще владеет Израилем. Но теперь больше нет ни Ершалаима, ни Храма, и остатки нашей веры хранят только те, кто пошел на соглашение с моим другом Титом. Те верные слуги Иеговы, что покинув осажденную столицу в гробу, осели в Ямнии, где теперь располагается сердце иудейской веры и еврейского мира. Они, предусмотрительно бежавшие с поля боя и сговорившиеся с сыном императора, не считаются предателями собственного народа, я же, открыто призывавший сохранить город и святыни тогда, когда еще возможно было что-то сберечь – проклят и изгнан из круга, к которому принадлежу по праву рождения. Справедливо ли это? Наверное нет, но для того, чтобы быть прощенным людьми, мне надо дождаться высшей справедливости!
Жизнь нашего народа никогда не была легка, путь всегда был тернист! Если и были периоды мира и благоденствия, то их предваряли жестокие испытания, а после них следовало падение. Может быть поэтому, а может и вопреки такому положению вещей, мы научились не сдаваться до тех пор, пока хотя бы один из нас остается живым. Наш народ боролся с эллинами-захватчиками и взял от них лучшее, не только принял их культуру, но и обогатил ее своими усилиями. Но мы не стали греками!
Потом пришли римляне, и мы вместе с греками начали бороться с их властью, забыв о том, что Империи всегда отдают больше, чем берут. Греки сдались, а мы все еще продолжаем бороться с захватчиками, забыв, что при Ироде они были почти соседями, просто разделившими с нами дом и хлеб. Мы не стали римлянами!
Да, мы платили дань побежденных, мы были провинцией, но, одновременно, и частью огромного жизнеспособного организма, который был готов защитить нас от внешней угрозы, поделиться знаниями, культурой, умением управлять и воевать, никак не покусившись ни на веру наших отцов. И нас это устраивало, но мы не прекращали своих попыток вырваться из-под имперской опеки. Мы просто не могли поступить иначе! Между несвободой и смертью мы всегда выбирали смерть, не соглашаясь купить жизнь ценой покорности и смирения. Я признаюсь тебе, сын мой, в этом выборе – я больше римлянин, чем еврей.
Меня всегда спрашивали – а разве не важна свобода сама по себе? Отвечу им и себе – важна, но когда мне предлагают несвободу или смерть, я не выберу смерть. Потому, что смерть – это ничто. Это пустота, в которую, как в воды Стикса, навсегда канут судьбы и стремления целого народа. Оставшись в живых, ты всегда имеешь шанс изменить ход событий. Это небольшой шанс, но он есть. И евреи обрекают себя на вымирание, не желая признать, что временно отступить лучше, чем умереть навсегда!
Но я отвлекся, прости! Постараюсь более не прерывать повествования!
По словам моего гостя, Иешуа окружали двенадцать учеников, сопровождавшие его повсюду, которым он стал наставником и другом. Он ходил от синагоги к синагоге, от селения к селению, проповедуя, и привечал всех слушающих его, даже тех, кто потом обзывал его и гнал прочь – ведь для евреев нет пророка в своем городе. Те же, кто охотно воспринимал его истины, ходили вслед за ним, а иногда и впереди его, рассказывая об учении еще до того, как появлялся Га-Ноцри. Нравом своим и умением объяснять сложное самым простым, понятным каждому, языком он привлек не только многих евреев, но людей из других народов, в том числе эллинов и римлян, среди которых тоже появились его последователи. Их было немного, но они были. Евреи считали его машиахом, эллины же называли Христом, что на их языке означает то же, что машиах на нашем – Спаситель. Появление его в Ершалаиме на Пейсах вызвало ликование, он и вошел в Храм, как машиах, изгнав оттуда торговцев – где силой своих речей, где с помощью учеников своих, и храмовая стража не смогла противиться ему. Но когда молитва, которую он вознес в окружении учеников на Масличной горе, не дала ему желаемую силу, и Яхве не изгнал римлян из Израиля по его просьбе и с его помощью, народ охладел к нему.
Увидев, что арест Иешуа уже не грозит им бунтом, римляне, сговорившись с тогдашним первосвященником Каифой и его братом, распяли Га-Ноцри, как бунтовщика, вместе с другими преступниками-канаим.
Что удивительного, спросишь ты? Разве история казненного проповедника чем-то необычна? Отвечу тебе, сын. За свою жизнь я видел множество проповедников. Кое-кто надевал на себя маску пророка, кто-то выдавал себя за потомка древнего царского рода, кто-то просто призывал к бунту и неповиновению. Но смерть уровняла их. Слова их канули в безвременье, в безвестность, тела сгнили в безымянных могилах. Учения умерли вместе с учителями – идеи редко переживают своих создателей. Здесь же иначе – те, кто любил Га-Ноцри при жизни, не прекращают любить его и теперь.
Они рассказывают, что на третий день после смерти, он явился им живой, и вера их в его воскресение поистине чудесна хоть и бесконечно наивна. Общины последователей Га-Ноцри есть у нас в столице, и в Элладе, я уверен, что и в Александрии тоже. Исход евреев из Эрец-Израэль словно течение рек и ручьев разнесло идеи этого человека по Ойкумене, и чем больше гонений испытывают исповедующие нацрут, тем большую значимость обретает их учение.
Нерон, обвинивший малочисленных и практически неизвестных на тот момент последователей Иешуа в сожжении Рима, оказал им великую услугу, ибо ничто так не возвеличивает учение, как направленная свыше ненависть. Мог ли мудрец и философ из Нацрета, верующий иудей, проповедовавший любовь к ближнему и неприязнь к тем, кого считал захватчиками, помыслить о том, что кровопролитие и беспощадные убийства его соратников выведут учение минеев из забвения? Не в этом ли главная усмешка Бога, великая и злая ирония Яхве? История Га-Ноцри (а есть и подробности, изложенные мне Иегудой, о которых я, чтобы не утомлять тебя, умолчал!) достойна стать сюжетом для романа, драмы или исторического труда, и будь я хоть на десяток лет моложе, с удовольствием бы взялся за такой сюжет.