Читаем без скачивания Слепящий нож - Брент Уикс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лорд Призма, такие вещи не… Погоди-ка, расскажи по порядку. Это случилось во время твоей стычки с морским демоном?
– Нет.
Гэвин поглядел вдаль над поверхностью волн. Покачивание корабля убаюкивало, превосходно сочетаясь с гармоничной голубизной неба и моря. Он помнил эти цвета так ясно, что мог бы поклясться, что вот-вот их увидит. Гэвин был суперхроматом – тем, кто способен различать цвета в гораздо больших подробностях, нежели другие люди. Синий цвет был знаком ему весь, от самых светлых до самых темных тонов, от глубоко фиолетовых до почти зеленых оттенков, он знал синие цвета любой насыщенности, в любых сочетаниях.
– После битвы, – сказал Гэвин. – Когда мы уплыли вместе с беженцами. Я проснулся на следующий день и даже не сразу заметил… Корван, это все равно что посмотреть в лицо старой знакомой и вдруг понять, что не помнишь ее имени! Синий цвет здесь, совсем рядом – можно сказать, на краешке моего зрения. Если не сосредотачиваться специально, даже не понимаешь, что произошло, просто весь мир кажется каким-то выцветшим, плоским. Но когда я фокусирую внимание изо всех сил, то вижу, что синий стал серым. Того же тона, той же насыщенности, той же яркости, но… серым.
Корван долгое время молчал, щуря глаза с красным ореолом.
– Время не совпадает, – наконец произнес он. – Срок службы Призмы кратен семи годам. По идее, у тебя должно оставаться еще пять лет.
– Я и не говорю, что то, что со мной происходит, нормально. Меня ведь не назначали Призмой. Может быть, так и бывает, когда естественный полихром не проходит церемонию Спектра.
– Не уверен, что это так уж…
– Корван, ты когда-нибудь слышал, чтобы Призма ослеп? Такое вообще когда-нибудь бывало?
Последним Призмой до Гэвина – настоящего Гэвина – был Александр Развесистый Дуб. Он был слабым Призмой, по большей части прятался в своих апартаментах и предположительно имел слабость к маковым препаратам. А перед ним была Айрин Маларгос, глава семейства Маларгосов, – она служила Призмой четырнадцать лет. Гэвин мог вызвать в памяти лишь смутное воспоминание о том, как она совершала ритуалы в Солнцедень, когда он был еще совсем маленьким.
– Гэвин, большинство Призм не протянули шестнадцать лет. Может быть, церемония Спектра заставила бы тебя умереть раньше. Если бы ты умер через семь лет или через четырнадцать, как знать, может быть, тебе не пришлось бы проходить через это?
В том-то и проблема, когда ты самозванец: ты не можешь запрашивать информацию о секретнейших вещах, о которых должен знать и без того. Настоящий Гэвин прошел инициацию в качестве избранного Призмы, когда ему было тринадцать лет. Он дал клятву никогда не говорить об этом, даже со своим некогда лучшим другом и братом Дазеном.
И эту клятву, насколько мог видеть Гэвин, блюли все члены Спектра – поскольку за те шестнадцать лет, что он выдавал себя за брата, ни один из них не упомянул об этом ни единым словом. Нет, разумеется, они порой позволяли себе намеки, которых он не понимал и потому не отвечал на них, тем самым давая понять, что высоко чтит тайну церемонии и они должны следовать его примеру.
Другими словами, он попался в ловушку, которую сам же и соорудил. Опять.
– Корван, я не знаю, что происходит. Может быть, я проснусь завтра утром и обнаружу, что не могу извлекать зеленый, а на следующий день не смогу извлекать желтый. А может быть, я потерял только синий и на этом все кончится. Но как бы там ни было, синего у меня больше нет. В лучшем варианте, если получится держаться подальше от Хромерии и избегать всех синих ритуалов, я смогу выгадать еще год – до следующего Солнцедня. Но во время церемонии поддерживать обман уже никак не получится и уклониться от нее тоже. Если к этому времени я не начну снова извлекать синий, я мертвец.
Он видел, что его друг прекрасно понимает, что это значит. Данавис длинно выдохнул.
– Ха! Как раз в тот момент, когда все начало так хорошо складываться. – Он хохотнул. – У нас на руках пятьдесят тысяч беженцев, с которыми никто не захочет связываться, у нас кончается продовольствие, Цветной Владыка только что одержал крупную победу, после чего, несомненно, под его знамена ринутся тысячи новых еретиков… И вот теперь мы лишаемся нашего главного козыря.
– Ну я еще не мертв, – возразил Гэвин.
Он широко улыбнулся, и Корван ответил грустной улыбкой. Впрочем, выглядел его друг неважно.
– Не беспокойся, лорд Призма, я буду последним, кто спишет тебя со счетов.
И Гэвин знал, что это действительно так. Корван Данавис согласился на позор и ссылку, чтобы поражение Дазена выглядело достоверным. Шестнадцать последних лет он просидел в захолустном городке в нужде и безвестности, незаметно приглядывая за бастардом реального Гэвина Кипом.
Еще одна проблема.
Корван бросил взгляд вниз, слегка побледнел и снова крепко схватился за ограждение.
– Что ты собираешься делать?
– Чем дольше я буду находиться среди цветомагов, тем больше вероятности, что кто-нибудь заметит, что со мной что-то не так. Тем более в Хромерии – если я останусь там слишком надолго, Белая рано или поздно попросит меня провести уравновешивание, и, если синего окажется меньше, чем красного, не факт, что я вообще смогу это определить, не говоря уже о том, чтобы сбалансировать. Меня моментально сместят.
– И значит…
– И значит, я отправляюсь в Азулай, чтобы повидаться с нюкабой, – сказал Гэвин.
– Что же, по крайней мере это гарантия того, что Железный Кулак за тобой не последует. Но зачем тебе с ней видеться?
– Потому что вдобавок к тому, что в их столице расположена крупнейшая в мире библиотека, где я смогу работать, не боясь, что через час весь Спектр будет в курсе, что именно мне понадобилось, у парийцев имеется еще и устная традиция, включающая множество тайных сведений, причем некоторые из них, без сомнения, считаются еретическими.
– Но что именно ты ищешь?
– Если я потерял контроль над синим, Корван, это означает, что синий вышел из-под контроля.
Мгновение генерал смотрел на него непонимающе, затем на его лице появилось потрясенное выражение.
– Ты шутишь? Я прочел кучу умных книжек, и все серьезные ученые сходятся на том, что погань – это просто жупел, выдуманный Хромерией, чтобы оправдать действия некоторых чересчур рьяных подвижников и люксоров прошлого!
«Погань»… Корван использовал старый термин из языка птарсу; это слово могло употребляться как в единственном, так и во множественном числе. Изначально оно, скорее всего, означало храм или святилище, однако для парийцев Люцидония стало синонимом всего отвратительного. Они завладели этим словом и переделали его под себя, так же, как захватили и переделали под себя весь мир.
– А если твои ученые ошибаются?
Долгое время Данавис молчал. Наконец он произнес:
– То есть ты собираешься заявиться на порог к нюкабе и сказать: «Поскольку ты возглавляешь приверженцев твоей веры, пожалуйста, покажи мне ваши еретические тексты и расскажи мне ваши истории, которые я первый уполномочен объявить заслуживающими смертной казни» – и рассчитываешь, что она послушается? Нет, ну конечно, это какой-никакой план… Но не самый лучший, на мой взгляд.
– Я могу быть
