Читаем без скачивания Шанс полюбить - Дикси Браунинг

Надо же! Одежда для беременных! Ну, уж это ей больше никогда не понадобится. А вот и голубая ваза, доставшаяся ей по наследству от прабабушки. Одна из немногих ее фамильных вещей, которые Уолт пожелал получить после развода – тогда она с торжеством напомнила ему, что по условиям брачного договора он не имеет на эту вазу ни малейших прав. Хотя бы маленький триумф после бесчисленных унижений.

В другой коробке оказалась старая коллекция марок, пустой альбом для фотографий и связка писем двадцатилетней давности, от друга по переписке из Голландии. Древняя история.

Разумеется, то, что она искала, оказалось в самой последней коробке. Однажды Либби в сходных обстоятельствах сказала кое-кому – глупо надеяться, что необходимое тебе отыщется с первой попытки. И заслужила недовольный взгляд и колкое замечание.

Вытерев руки о пижаму, она извлекла из ящика школьный выпускной альбом и, облокотившись на стиральную машину, принялась его перелистывать. Надписей в нем почти не было. Никто не предложил ей расписаться в ее альбоме, а просить самой у нее не хватило духу. Только Кенни Смит нацарапал ей какое-то невразумительное пожелание.

Удивительно, какое напряженное выражение застыло на лицах. И какие все молодые. Вот и Двиггинс, Либби. В клубах не состояла, ни в чем не отличилась. Оценки Либби давали ей право вступить в общество «Гордость школы», но ее так и не пригласили туда, а заговорить об этом сама она не решилась. Несчастная пухленькая коротышка: серьезные, близорукие глаза прячутся за стеклами очков, делающих ее похожей на совенка. Конечно, никто не хотел с ней дружить.

Либби торопливо переворачивала страницы. Она вытащила альбом вовсе не для того, чтобы полюбоваться своей собственной фотографией. F, G, Н. Холл, Холтцер, Хоутхорн. Никакого Хэтчера. Захлопнув альбом, Либби сунула его назад в коробку, к старым учебникам и разрозненным комиксам.

Но ведь она его помнила! Конечно, за двадцать лет он изменился, но она почти не сомневалась, что видела его раньше… хотя в альбоме не оказалось фотографии ученика по фамилии Хэтчер и его не было в списке.

Остаток недели прошел как обычно, а к середине следующей Либби и думать позабыла о Джейке Хэтчере и вечере встречи выпускников. Она позвонила своей тетушке Луле в округ Дэви, сказала, как высоко она ценит возможность попросить Билли посидеть иногда вечерок с Дэвидом; в ответ на нее обрушился целый поток советов и поучений.

Проводив Дэвида до школьного автобуса, Либби загрузила белье в стиральную машину, торопливо накрасила губы и, захватив сумочку, вышла из дому. У нее накопилось множество дел, среди всего прочего надо было получить в банке деньги, которые Уолт высылал на содержание Дэвида. Как и всегда, чек пришел с опозданием – она не сомневалась, что Уолт делает это намеренно, надеясь, что она позвонит и попросит. Излюбленный его прием – давать ей денег в обрез, вынуждая обращаться к нему всякий раз, как ей понадобится какая-нибудь мелочь. Он чувствовал тогда свою власть над ней.

Сара Двайер, их общий друг, говорила, что Уолт еще в детском саду обожал кем-нибудь командовать. Сара и Уолт выросли вместе, вместе ходили в престижную школу, их семьи вместе проводили лето на престижных курортах. Как ни странно, Сара и Либби подружились, но после развода Сара приняла сторону Уолта. Свой тянется к своему. Мало того, что Уолту достался особняк, построенный на совместные средства, загородный дом в Роллинг-Кэп и две новехонькие машины – этому паршивцу достались их общие друзья.

Но, в конце концов, то единственное, что действительно имело для нее ценность, досталось Либби.

С тех пор как стало очевидным, что брак их обречен, она жила в постоянном страхе – вдруг у нее отнимут ребенка. Семье Уолта принадлежала, чуть ли не половина округа, и среди всего прочего – лучшая адвокатская фирма в радиусе трехсот миль. После рождения Дэвида Либби вновь набрала вес, зато приобрела некоторую уверенность в себе – когда же бумаги относительно развода были, наконец подписаны, она потеряла и то, и другое.

Уолт то и дело грозился прекратить выплаты, которые полагались Либби по брачному договору, и забрать Дэвида к себе; ужас, который вселяла в нее одна мысль об этом, не давал ей понять, что это всего лишь угрозы. На самом деле Уолт вовсе не горел желанием взвалить на себя заботы о ребенке. Он любил повторять, что достаточно поиграл в мужа и отца и понял – такая игра не для него. И когда ему исполнилось сорок, он решил поиграть во что-нибудь новенькое.

Либби была только рада, что Уолт от нее отделался; но Дэвид не разделял ее чувств. Наверное, остатки любви к Уолту умерли в душе Либби в ту минуту, когда она застала сына в слезах – сквозь рыдания он повторял, что папа больше не любит его. Если бы не Дэвид, Либби с превеликим удовольствием швырнула бы Уолту в лицо его жалкие деньги; но ее гордость не могла обеспечить Дэвиду кров и пищу, и сейчас, когда сын так нуждался в ней, у нее не было возможности пойти работать, даже если бы для женщины средних лет, не имеющей никакого профессионального опыта, не составляло труда найти место. Условия брачного договора были жесткими, но, по крайней мере, они обязывали Уолта выплачивать приличную сумму на содержание сына.

Десятью годами раньше, в разгар своего первого и единственного романа, Либби, попроси ее об этом Уолт, руку дала бы за него на отсечение. Он был красив, обаятелен и невероятно богат, хотя в ту пору она понятия не имела о его богатстве. Узнав, в конце концов, что он принадлежит к тем самым Портерам, богатейшей семье в округе, она не могла поверить, что он действительно хочет на ней жениться.

К тому времени Либби спустила свой детский жирок. Джинсы превратились тогда в обязательную форму, и Либби выглядела в них неплохо. Да еще в моду вошел стиль кантри, который так ей шел. Кровь с молоком, как говорила про нее соседка по квартире в Нью-Йорке.

И она по-прежнему оставалась девственницей. В кругу, где вращался Уолт, это было невероятной редкостью.

Когда возникла такая необходимость, она подписала брачное соглашение. Да что там, она безропотно подписала бы и свой смертный приговор, попроси ее об этом Уолт, но он уверял ее, что соглашение – не более чем пустая формальность. «Понимаешь, эта адвокатская фирма принадлежит нашей семье, и они из кожи вон лезут, чтобы доказать, что не зря едят свой хлеб».

Вот так, ослепленная и упоенная любовью, Либби отказалась от всех своих прав. Она поняла, что натворила, лишь, когда Уолт заявил – учитывая условия брачного соглашения, он обошелся с ней чертовски мягко. Он полагал, что проявил неслыханную щедрость, согласившись платить деньги на ребенка.