Читаем без скачивания Лето Святого Мартина - Рафаэль Сабатини

Сенешал церемонно поклонился, и парижанин продолжил:

— Младший сын маркиза, которому, насколько мне известно, идет сейчас двадцать первый год, ведет себя как повеса.

— Повеса? Mon Dieu![9] Нет! Несправедливо называть его так. Иногда он бывает неблагоразумен, иногда слегка опрометчив, но с кем в юности этого не случается?

Он сказал бы и больше, но гость из Парижа не намеревался тратить время на болтовню.

— Очень хорошо, — отрезал Гарнаш. — Скажем, слегка опрометчив. Мое поручение не связано с моральными принципами месье Мариуса или с их отсутствием. Опрометчивости оказалось достаточно для того, чтобы отец удалил его от себя, и это заставило его мать полюбить сына еще больше. Я слышал, она очень красивая женщина, а мальчишка удивительно похож на нее.

— Ах! — восхищенно выдохнул сенешал. — Прекрасная и благородная женщина.

— Хм! — мрачно прокомментировал Гарнаш это изъявление восторга. Затем продолжил: — У покойного маркиза был сосед, ныне умерший маркиз де Ла Воврэ, которого он любил и ценил как своего друга. А у месье де Ла Воврэ был единственный ребенок — дочь, и она является наследницей его весьма значительного состояния, которое, насколько мне известно, самое крупное во всем Дофинэ. Маркиз мечтал превратить сложившиеся дружеские отношения в еще более близкие — родственные, что нашло горячий отклик в сердце месье де Кондильяка. В то время Флоримону де Кондильяку было шестнадцать лет, а Валери де Ла Воврэ — четырнадцать. Несмотря на столь нежный возраст, они были обручены и росли, любя друг друга и готовясь в будущем исполнить волю своих отцов.

— Месье, месье, — запротестовал сенешал, — как вы можете делать такое заключение? Как можно утверждать, что они любили друг друга? С чего вы это взяли? Откуда вам известно, что на самом деле происходило в их сердцах?

— Это право дано мне самой мадемуазель де Ла Воврэ, — последовал непререкаемый ответ. — Я излагаю вам более или менее верно то, что она сама написала королеве в своем письме.

— Хорошо, хорошо… Продолжайте, месье.

— Их союз сделал бы Флоримона де Кондильяка самым могущественным и богатым дворянином в Дофинэ и одним из богатейших во Франции, и эта мысль была приятна старому маркизу, тогда как материальное неравенство его сыновей послужило бы лишним поводом для недовольства младшего. Но прежде чем остепениться, Флоримон выразил желание посмотреть мир, что вполне естественно для молодого человека, готовящегося принять на себя столь большую ответственность. Его отец, понимая благоразумие такого шага, ничуть не возражал, и в возрасте двадцати лет Флоримон отправился на итальянскую войну[10]. Два года спустя, около полугода тому назад, его отец умер, а через несколько недель и месье де Ла Воврэ сошел в могилу. Он недооценил характер вдовы де Кондильяк — будь он прозорливее, настоящих неприятностей можно было бы избежать — и доверил ей попечительство над своей дочерью Валери, ожидавшей возвращения Флоримона и скорой свадьбы. Я, быть может, не сообщаю вам ничего нового, но я вынужден пойти на это исключительно в силу вашего собственного нежелания отвечать на мои вопросы.

— Нет-нет, месье. Уверяю вас: в том, что вы рассказали, много нового для меня.

— Я рад этому, месье де Трессан, — очень серьезно произнес Гарнаш, — поскольку иначе ее величество имела бы право поинтересоваться, почему вы, располагая всеми этими фактами, не вмешались в события, происходящие сейчас в замке Кондильяк.

Но продолжим. Мадам де Кондильяк и ее бесценный сынок Бенжамин — он же Мариус, — обнаружив, что в отсутствие Флоримона они являются хозяевами положения, постарались обратить это к своей выгоде. Мадемуазель де Ла Воврэ, номинально находясь под их опекой, практически содержится в заключении, и ее вынуждают выйти замуж за Мариуса. Если бы вдове удалось осуществить свои планы, она, очевидно, не только обеспечила бы своему сыну блестящее и необременительное будущее, но и дала бы тем самым выход давно сдерживаемой ненависти к пасынку.

Однако мадемуазель сопротивляется им, и в этом ей благоприятствует одно обстоятельство, а именно: непомерное высокомерие мадам, являющееся, похоже, доминирующей чертой ее характера. После смерти маркиза вдова отказалась платить десятину церкви и подвергла епископа оскорблениям и насмешкам. Этот прелат[11], найдя увещевания тщетными, отплатил отлучением от церкви всех обитателей замка Кондильяк. Таким образом, они оказались не в состоянии найти священника, который рискнул бы отправиться туда; и даже если бы мадемуазель захотели выдать за Мариуса силой, у них бы ничего не вышло.

Флоримона по-прежнему нет. У нас есть все основания полагать, что он не знает о смерти отца. Время от времени от него приходят письма; из них следует, что, по крайней мере, три месяца назад Флоримон был жив и здоров. Чтобы найти его и настоять на немедленном возвращении домой, к нему был отправлен посыльный. Но еще до его возвращения королева решила предпринять необходимые шаги, гарантирующие мадемуазель де Ла Воврэ свободу и защиту от оскорблений со стороны мадам де Кондильяк и ее сына, и — enfin[12], чтобы положить этому конец раз и навсегда.

Мне поручено, месье, ознакомить вас с этими фактами, и я требую, чтобы вы отправились в Кондильяк и вызволили оттуда мадемуазель де Ла Воврэ, которую мне затем предстоит сопровождать в Париж ко двору ее величества, где она будет находиться до тех пор, пока молодой маркиз не вернется и не предъявит на нее свои права.

Завершив свой рассказ, Гарнаш откинулся в кресле, положил ногу на ногу и пристально посмотрел на сенешала, ожидая ответа.

Он заметил, как на его оплывшее лицо легла печать растерянности и оно потеряло добрую часть присущего ему цвета. Трессан почувствовал себя чудовищно неловко и пытался потянуть время.

— Не кажется ли вам, месье, что словам этого ребенка — мадемуазель де Ла Воврэ — придается слишком большое значение?

— Вы думаете, она преувеличивает? — ответил вопросом на вопрос Гарнаш.

— Нет-нет. Я не говорю этого. Но… Но… Не лучше было бы… Более… а-а… для всех заинтересованных, чтобы вы сами неожиданно отправились со своим поручением в Кондильяк и потребовали бы выдачи мадемуазель?

Посланец королевы какое-то мгновение молча смотрел на него, затем внезапно встал и, передвинув свою портупею в нормальное положение, свел брови, из чего сенешал сделал вывод, что его предложение не понравилось.

— Месье, — очень холодно, как человек, едва сдерживающий нарастающий гнев, произнес парижанин, — позвольте мне сказать вам, что я впервые в своей жизни занимаюсь делом, касающимся женщин, а мне почти сорок лет, и оно, могу вас уверить, мало мне нравится. Я взялся за него лишь потому, что, будучи солдатом и получив приказ, не мог, к сожалению, не исполнить его. Но, оказавшись в таком положении, месье, я намереваюсь твердо придерживаться буквы моего предписания. Я уже претерпел более чем достаточно из-за интересов этой девицы. Я ехал из Парижа, а это означает почти неделю в седле, что немало для человека, привыкшего к определенному образу жизни и приобретшему вкус к маленьким удобствам, от которых он очень неохотно отказывается. Я питался и ночевал на постоялых дворах, причем питался хуже некуда, а спал на самых жестких и едва ли самых чистых постелях. Ventregris! Представьте себе, прошлой ночью мы остановились в Лузане, и единственная гостиница там оказалась самой настоящей лачугой, в которой я, месье сенешал, будь моя воля, не поселил бы и пса.