Читаем без скачивания Кровавый рассвет - Микки Спиллейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я вошел в дом Чемберлена и поднялся на девятый этаж, то отметил, что Фед и Ани находятся здесь же. Я нашел комнату 937, закрыл за собой дверь и взглянул на часы: двадцать пять минут одиннадцатого. Через двадцать минут должна была начаться операция.
Ньюарк-Контроль договорился с двумя ребятами, чтобы они устроили перестрелку или хотя бы небольшой скандал в холле девятого этажа, и я надеялся, что они окажутся неплохими актерами. Я достал несколько пузырьков с чернилами, краску, кувшин с водой и вылил половину всей этой гадости на кровать. Затем позвонил, чтобы горничная сменила простыни, а сам уселся в кресло, включил как можно громче телевизор и прикрылся газетой. Ей понадобилось целых шесть минут, чтобы добраться до моего номера. В ее поведении было что-то странное, она не походила на горничную в гостинице. Странная выпуклость под форменной блузкой тоже наводила на размышления. Для женщины-полицейского она была слишком плохой актрисой. Она чересчур спешила вернуться, и у нее ушло гораздо больше времени, чем требуется горничной, чтобы перестелить постель.
Около 10.45 я позвонил портье, спросил, работает ли бар, и услышал утвердительный ответ. Затем подошел к двери, так и не дав ей увидеть свое лицо. Когда я открыл дверь, то заметил спины двух парней с автоматами, которые поспешно влетели в лифт, держа оружие наготове. Две последующие минуты были самыми длинными за весь вечер. Слишком быстро – и Мартел заподозрит неладное. Слишком медленно – и те двое вернутся.
Я повернулся, вошел в его комнату и услышал, как за моей спиной защелкнулся замок. Я выхватил 45-й и быстро проговорил:
– Привет, Мартел!
Он знал меня. Он слишком долго занимался нашим делом, а память на лица – одна из привилегий нашей профессии. На миг его физиономия помертвела, в глазах промелькнул ужас. Он все еще не понимал, что случилось.
– Вы от…
– Нет, я не от ваших. Не кричите…
– Тогда, что…
– Вы говорили что-нибудь?
– Не думаю…
– Другие тоже не думают. Они пока не знают, что вы собираетесь сказать.
– Кто вы? Страх усиливал его акцент.
– Частный индивидуалист с особенными полномочиями. Я знаю, что у вас есть информация, которая может нейтрализовать оппозицию. Но вы здесь с другими целями.
– Я ничего не просил.
Его глаза уставились на дверь.
– Давайте решим, что я вас понял, Мартел. Я имел дело с вашими людьми почти всю сознательную жизнь. Итак, вы перешли на нашу сторону. Бежали… Вы здесь, но это не означает, что у вас не осталось преданности своей родине. Вы немецкий националист – таким и умрете. Если бы у вас имелся выбор, то вы бы продолжали оставаться там, с ними, поддерживая и оправдывая их политику везде и всегда. Итак, вы перебежчик, но это отнюдь не означает, что вы стали предателем до конца. Единственное, на что вы надеетесь – это политическое убежище и время, чтобы исполнить свое частное дело – вашу главную цель.
Его глаза немного сузились, и он взглянул на меня несколько менее настороженно.
– А что же это, по-вашему, за главная цель?
– Найти Еву Верд, любимую и единственную.
Я заметил капельки пота, медленно проступающие на его лбу. Его глаза на секунду встретились с моими. В них была боль и надежда.
– Она – приз, – продолжал я. – Они поймают эту рыбку, и тогда вы от них не вырветесь.
– Тогда что же мне делать?
– Устроить шторм, приятель. Дайте то, что они от вас требуют.
Мартел потер руки, потом они безвольно повисли вдоль ручек кресла. Он встал и подошел к окну.
– Я не могу этого сделать. Я отказался. Я просил политическое убежище, и они обеспечили его мне. Большего я не могу желать.
– Вы хотите ее смерти?
Он повернулся, точно ему выстрелили в спину, весь его лоб покрылся холодным потом.
– Нет, нет! Для нее нет никакой…
– Тогда вы – приз, Мартел. До тех пор, пока не заговорите, вы большая ходячая мишень для разного рода стрелков – и ваших, и наших. Выбирайте между любовью к своей стране и любовью к Еве Верд. Сейчас вы находитесь между ними, но можете потерять и то, и другое.
Это его добило. Я пришел слишком быстро, и решать надо было сразу. Мартел рухнул в кресло и закрыл лицо руками. Затем поднял на меня глаза и сказал:
– Я не могу… не могу говорить.
– Где она, Мартел? Он покачал головой. Глаза его помертвели.
– Я не знаю! Не знаю!
– Если они поймут, что все это из-за женщины, то она умрет. Они будут на месте, как только вы выдадите себя одним неосторожным словом, и убьют ее, а потом и вас. Он поднялся с кресла.
– Если бы я был уверен, что она в безопасности…
– Наши агенты найдут ее.
– Но у нас есть свои люди среди ваших, не забывайте! И как только…
Я взглянул на часы. Пора было сматывать удочки.
– Если она будет в безопасности, вы заговорите? Он посмотрел на меня, на мой 45-й и кивнул.
– Если она… то да.
Когда я добрался до холла, они все еще угоманивали тех двоих из Ньюарк-Контроля, только теперь к ним присоединились два копа, и все уже входило в колею – скандал затихал. Я выбрался из отеля, поехал к себе и позвонил Рондине. К телефону никто не подошел.
– С этим покончено! К черту! – разозлился я и рухнул на кровать, даже не снимая с себя пальто. Потом закрыл глаза и стал думать о завтрашнем дне.
«ПЛАТОН», – сказал Грэди. Смертельный случай. Он знал почти все, но конец этого дела был ему так же неясен, как и всем остальным. Я должен был дойти до конца или хотя бы дожить до него. Если нет, то где-то кто-то нажмет красную кнопку, и из маленького столкновения вырастет Война – та, которая превратит весь наш маленький шар в сплошную массу атомного горючего. А то, что знает один человек, может, в конце концов, привлечь лучших людей на нашу сторону.
Сперва я не услышал стука в дверь. Когда же постучали снова, я взял оружие в руку и встал, готовый открыть огонь, если в дверном проеме возникнет кто-то, кого я не имею чести знать.
– Войдите, – спокойно произнес я.
Дверь открылась. В свете, который падал из холла, я увидел, кто это, и вложил револьвер в кобуру.
– Хэлло, киска, – кивнул я Рондине.
Она увидела оружие и выражение моей физиономии – пасть тигра-людоеда, который повсюду видит опасность. Оживление медленно погасло в ее глазах, и она шепнула:
– Тайгер!
Я не дал ей закончить.
– Как ты сумела меня найти? Она вошла в комнату и слабо улыбнулась.
– Тот клерк, который дежурит у портье, оказался очень вежливым. Он знал, кто искал меня и не застал дома, поэтому он позвонил мне сам и сообщил о мистере X. Талдоне, который звонил мне дважды.
– За такие вещи люди, подобные мне, умирают на месте. Как ты сюда попала?
Рондина села и вытянулась в кресле.
– За мной никто не следил. Я немного интересовалась этим и тренировалась в ваших классах, прежде чем попала в Америку. Помнишь?
– Может быть, крошка, но ты не знаешь все ходы и выходы. Теперь мне нужно срочно отсюда выбираться.
– Прости, Тайгер, но ты часто звонил мне и раньше…
– Забудь об этом.
Я успел сообразить, как больно могу ранить ее своим тоном, и улыбнулся, чтобы смягчить его, но было поздно. Я стоял, рассматривая неправдоподобную красоту женщины, которую чуть не прикончил недавно, которую, как я думал, остро ненавижу, потому что был убежден, что она настоящая Рондина, чуть не убившая меня когда-то.
Даже теперь я чувствовал огонь желания, и это было так сильно…
– Ты лишил меня свадьбы, Тайгер. Я долго ждала своей первой брачной ночи, и уже некоторое время пытаюсь забыть…
– Когда наступит наша ночь, крошка, тебе не захочется ее забывать! Я все объясню…
Она медленно покачала головой, и ее темно-рыжие волосы упали вдоль лица тяжелыми прядями.
– Ты еще не рассчитался со мной, Тайгер. Ты можешь забыть па время об этом, а я – нет.
– Послушай, крошка…
– Прежде чем ты исполнишь свой долг, отдай мне брачную ночь.
– Рондина…
– Я знаю все, что должно произойти. Я теперь знаю то, что не знала прежде и не могла бы узнать никогда.
Она мягко улыбнулась, встала с грацией какого-то большого прелестного животного и очень медленно стала снимать свой твидовый костюм. Все, что под ним было – это тонкая ночная рубашка из черного прозрачного нейлона, которую она приобрела специально для этой ночи. Она так плотно прилегала к телу, что казалась ее второй кожей, сквозь которую просвечивала еще одна, серебристая. Прекрасная симметрия се грудей и бедер, тяжелых, словно снопы пшеницы… Когда она повернулась и направилась к кровати, то их призывное колыхание было как вызов мне – ее мужчине.
Она откинулась на подушки и призывно посмотрела на меня.
Я уже знал, на что это будет похоже, – дикая радость плоти, непомерный огонь желания, – потому что однажды, чтобы удержать ее, я был с ней близок. Теперь она хотела удержать меня, заставив иметь ее вторично, и знала, что я не смогу ей отказать.
