Читаем без скачивания Притворись, что мы вместе - Дарья Сумарокова

Вовка мучился головной болью полдня. Еще не очень разбираясь в тонкостях детоксикации, я совершенно интуитивно решила сварить борщ. Когда тошнота и вызванное ароматами из кухни желание поесть сломили его волю, Вовка все-таки опрокинул бутылку пива и проглотил две тарелки моего первого борща, после чего к вечеру ожил. Мы созвонились с народом и отправились большой компанией в кино.

До сентября оставалось совсем немного. Я страшно соскучилась по институту.

1998–1999

Первые дни учебы принесли сразу несколько разочарований. Во-первых, летом не только мы с Асрян посвятили свою душу и тело реальной медицине. Десять человек из двенадцати наперебой рассказывали всякие гадости из жизни хирургии, реанимации, травматологии и даже морга на Пискаревском проспекте. Было обидно, но страшно весело. Во-вторых, все дамы, за исключением, конечно, Ирки, с завистью поглядывали на мое обручальное кольцо, особенно староста Пивоварова. Это означало только одно – меня ждут мелкие пакостные выходки в ближайшее же время.

С началом четвертого курса наконец-то проявилась настоящая медицина. Теперь мы не сидели в стенах института, а тусовались по разным больницам, где в красках познавали азы хирургии, терапии, лор-болезней и многого другого. Я поняла, что чувствую себя как рыба в воде, и каждое новое знание логично и само собой разумеющимся ходом мыслей вытекало из предыдущего. Произошли большие перемены.

Мои бесконечные передвижения по городу разрушали Вовкин сложившийся ритуал забирать меня из института. Встретить меня ему теперь удавалось буквально пару раз в неделю. Мешало также то, что он перешел на новую работу, где начальник не делал особых поблажек даже для блатных, так что уезжать, когда вздумается, у Вовки не получалось. Новая ситуация оказалась очень симпатичной, так как теперь появилось время просто посидеть с народом в кафе или даже после занятий сходить в кино. Подобралась небольшая компания с разных курсов, знакомые знакомых и друзья друзей, любители фильмов «не для всех», а также завсегдатаи самых андеграундных заведений Питера. Съезжаясь где-нибудь на Невском, мы всей толпой двигались в спонтанном направлении. Эти походы я обожала, однако присутствовало одно печальное обстоятельство – только мне одной из всей компании после фильма нужно было сломя голову нестись в метро, а не продолжать веселье где-нибудь на Апражке. Оставаться со всеми допоздна удавалось крайне редко. Помимо того, что Вовка не одобрял походы жены черт знает куда, он также с большим презрением относился к посещению апражкинских нечистот, жутких забегаловок для нищих студентов. Он был прав – мало кто в нашем институте мог с первого курса перемещаться по городу на собственном авто. В целом ограниченная возможность тусоваться превращала мою «свободу» в какой-то совершенно псевдонаучный факт.

В нашу компанию затесался тот самый Петр с пятого курса. Первый раз он появился вместе со своей девушкой, красивенной брюнеткой с моего курса. Ей завидовали все, включая меня, замужнюю женщину, и радости нашей не было предела, когда она пропала из поля зрения пару месяцев спустя, оставив Петра на растерзание. Как потом говорили, она очень, очень удачно вышла замуж.

Петя после этого события понурым не казался, но взгляд его стал резче, а разговор – злее. Ему уже обещали место на кафедре хирургии, пророчили «большое и светлое». Будущий золотой скальпель.

Как-то после лекций мы сидели нашей тусовкой в маленьком кафе на территории института, человек семь или восемь. Петька, как всегда, пришел последним и плюхнулся на единственное свободное место за столиком, как раз напротив меня. Наших разговоров он не слушал, взял чашку кофе и тупо уставился в окно. Пытаться выкинуть из головы мысль о том, что Петя невероятно красив, было бесполезно. Я вдруг отчетливо поняла: как же все-таки это неправильно, ведь ясно без всяких дополнительных фактов: тот, к кому она ушла, не стоит и Петькиного мизинца. Он же талант, красавец и будущая «прима-балерина». Все, что мне оставалось, – это пытаться изобразить живой интерес к разговору за столом и перестать поглядывать на точеный профиль и длинные пальцы хирурга.

Однако предмет моего восхищения – Петя – неожиданно сам оторвался от окна.

– Сокольникова, говорят, ты теперь Сорокина?

От неожиданности я немного потерялась. Асрян, наоборот, как всегда, успела первой:

– Петруха, ты до противного последним узрел очевидное.

Ирка схватила мою ладонь с кольцом на пальце и показала Петьке.

Тот злобно оживился и сосредоточил взгляд на моей вмиг прокисшей физиономии.

– Ну-ка, и за кого же у нас выходят замуж блондинки девяносто-шестьдесят-девяносто?

Внутри у меня все моментально заклокотало.

– Блондинки выходят замуж за мужчин, так же как и рыжие с брюнетками.

– Не-е-е, я в плане профессии.

– Он окончил Финэк.

– Финэк – это хорошо, ну а работает-то где?

– Господи, Петя, на работе работает, на ра-бо-те. Понятно?

Асрян тут же подлила масла в огонь:

– Ну ты, Петрик, даешь. Только слепой мог не замечать последние три года «скромную» вишневую «девятку» ровно в четыре часа у калитки. А теперь у нас «Форд Мондео».

– Аа-а-а. Ну, понятно.

Петька опять отвернулся к окну, постарался напустить на себя полное равнодушие, и его лучезарная корона как-то моментально криво съехала на затылок. Слова вылетели сами собой:

– Ничего тебе не понятно, Петя. И даже не буду утруждаться объяснять. У каждого, знаешь ли, своя дорожка. Главное, идти по ней не сутулясь. Усек?

Тут краем глаза я увидела в дверном проеме знакомую фигуру. Вовка осмотрелся по сторонам, увидел меня и подошел к столику. Кроме Асрян, его никто не знал, хотя ничего и не надо было объяснять. Для приличия я все-таки представила Сорокина всему собранию. Вовка довольно сдержанно поздоровался и сел на краешек моего кресла, положив руку мне на плечо.

– Решил заехать наудачу, вдруг ты тут.

– Классно. А то дождь. Неохота бежать до метро.

– А ты домой собиралась?

– А ты пораньше закончил сегодня?

Разговор за столом притих, народ напряженно ждал развязки, и я поняла: нужно как можно скорее уходить. Наспех попрощавшись, я в последнюю секунду поймала серьезный взгляд Асрян и понеслась к выходу, оставив на столе мелочь за свой чай. Домой ехали молча, слушали, как ползают по лобовому стеклу дворники, и я почему-то чувствовала себя проституткой. Тягостные минуты Вовкиного молчания были самым страшным наказанием, хотя давно уже надо было привыкнуть – Сорокин в трезвом виде редко выражал словами свои мысли, обиды и планы. Первая всегда сдавалась я.

– Вова, ну что ты надулся? Я что, преступление совершила? Я просто сидела в кафе, и все. Ты разве не позволяешь себе этого? Я же тебе ничего не говорю, когда ты в бильярд до трех утра режешься с пацанами?

– Я разве что-то сказал?

– А то я не вижу. Сидишь как сыч.

– Я еду. Дождь, и дорога тяжелая.

– Понятно.

Молчание так и висело до конца дня. Наутро – как будто ничего не случилось. То был четверг, а в пятницу Сорокин пришел из бильярдной не в три часа ночи, а в пять. Запах пива заполонил всю комнату. Памятуя недавнюю сцену в кафе, я ничего не сказала даже в шутку и усердно постаралась изобразить крепкий сон. Однако алкоголь не лишил Вовку мужской силы: не говоря ни слова, с абсолютно не свойственной ему жесткой страстностью он развернул меня рывком и, опять же, в нехарактерной для него манере – грубо овладел моим телом. Не могу сказать, что я сопротивлялась, но я была сильно удивлена. Утром за окном шел первый снег, пространство обновилось, старое стерлось и просветлело.

Суббота прошла на дежурстве. Асрян тактично не вспоминала о недавнем происшествии, но я как-то сразу почувствовала: появилась тема, касаясь которой Ирка не будет со мной до конца откровенна. По крайней мере теперь. Эта тема – Вовка. Хотя, если честно, мне и самой не очень хотелось обсуждать аспекты моей нынешней, доставшейся путем окольцевания и смены фамилии, так называемой свободы.

Слава богу, появилась новая, остро волнующая тема – Ирка наконец познакомилась. Как известно, армяне умеют жить гораздо лучше русских, а Асрян воплощала собой все самое необходимое, что может дать армянский генофонд для человеческого устройства и жизнеобеспечения. Он тоже был студентом Первого меда, на последнем курсе. Маленький толстенький некрасивый еврей Сашка Эпельбаум. Кроме главного достоинства – еврейской национальности, – присутствовало еще кое-что: папа его, начальник таможни в питерском порту, давно приготовил сыну место хирурга в Тихоокеанской торговой флотилии. Медицинское судно – ничего престижнее в те годы и представить было невозможно. Для Асрян все сложилось банально, предсказуемо и просто. Собственно, тут и обсуждать было нечего по двум причинам, которые Ирка сама же и сформулировала. Во-первых, она не скрывала отсутствия душевного трепета в отношении смешного очкастого еврейского отпрыска. Во-вторых, самый лучший муж – это муж с большой зарплатой в периодическом шестимесячном рейсе.