Читаем без скачивания Асфоделия. Суженая смерти (СИ) - Гэлбрэйт Серина

Правда, пылкая речь адресовалась исключительно Тисону, поскольку мать-настоятельница, женщина немолодая, невысокая, с покрытой головой и в строгом чёрном платье, похожем на облачение средневековых монахинь, демонстративно смотрела лишь на рыцаря, игнорируя и Кили, и меня. И если отношение к служанке я могла понять, то реакция на Асфоделию настораживала. Нет, украдкой-то на меня поглядывали и мать-настоятельница, и сопровождающие её женщины, но прямого и уж тем более ответного взгляда избегали все. Порой и вовсе хватались за круглую пластину с вырезанным на тёмной поверхности знаком, висевшую у каждой поверх платья, и, потупившись, начинали едва заметно шевелить губами.

После вступительной речи нас с Кили проводили в отдельную комнату с голыми каменными стенами, скромно обставленную даже на мой вкус. Предоставили всё необходимое, дабы я могла освежиться после дороги, затем отвели в небольшую столовую на поздний ужин, попирающий все представления о полезной, здоровой и низкокалорийной пище.

Потом обратно, не иначе как сходить на дорожку.

И с наилучшими пожеланиями всех благ от Тейры Дарующей выставили вон, на холод ночи.

Экипаж и пассажиры поднялись на борт и барка тяжело, неповоротливо взлетела. В воздухе выровнялась, повернулась, ложась на курс, и вновь пошла плавно. Меня вернули в шатёр, где надлежало сидеть до конечной, и я честно попыталась вздремнуть.

Не получилось.

Укрытая меховым покрывалом, я лежала на ложе среди подушек, но сон не спешил явиться и помочь скоротать время до рассвета. Кили, притушив сияние сферы, сидела на табуретке, однако и откровенно неудобная, скрюченная поза не помешала девушке уснуть. Я слышала мерное её посапывание, видела в полумраке, как светловолосая головка в чепце клонится на худенькое плечо.

Вроде бы указаний, что деве жребия категорически нельзя покидать шатёр, не поступало. А что не запрещено, то разрешено.

И я осторожно, стараясь не потревожить Кили, откинула угол покрывала, спустила ноги с ложа, нащупывая туфли. Наклонилась, влезла в обувку, поморщилась – кожаные туфли на низком толстом каблучке были по ноге, но отличались раздражающим неудобством. К тому же я всё пыталась по привычке разделить их на левую и правую, хотя при ближайшем рассмотрении выяснилось, что одна туфля от другой ничем не отличалась. Затем я встала и выскользнула за полог. Голова не кружилась, слабость отступила и в целом чувствовала я себя вполне удовлетворительно.

Барка представляла собой… всё-таки именно корыто, деревянное и похожее на то, у которого осталась несчастная старуха из известной сказки. Сзади надстройка сродни рулевой рубке, подсвеченная изнутри фонарём, остальная часть единственной палубы занята шатром и низкими, тянущимися поперёк скамейками. В рубке маячила одна-две фигуры, пара скамеек ближе к носу занята полудюжиной гомонящих мужчин, может, охрана, может, экипаж корабля, а может, и те, и другие вместе. Они сидели кружком, то ли бурно обсуждая нечто важное, то ли играя азартно во что-то. Я склонялась ко второму варианту. На самом носу укреплена сфера, похожая на ту, что освещала шатёр, только больше, и одним боком горела она ярче, озаряя путь перед баркой этакой экзотической фарой. Бок же, повёрнутый к палубе, светился слабее, рассеянно, чем ближе к рубке, тем бледнее. По обеим сторонам проносилась тьма, не позволяющая рассмотреть ничего толком, и лишь сфера выхватывала чёрные кроны деревьев да стелющуюся впереди дорогу.

Компания не обратила на меня внимания, и я прошла к борту, неожиданно высокому, на уровне моей груди. Нерешительно потрогала полированное дерево, ощутила, как лица коснулся ветерок, словно я стояла у открытого окна в движущемся автобусе. Интересно… а на самой палубе, особенно если отступить на шаг-другой к середине, ветра нет, буквально штиль полный, хотя летит барка не так уж и медленно…

– Фрайнэ Асфоделия.

Твою ж…

Вздрогнув, я схватилась за сердце, покосилась на бесшумно приблизившегося Тисона. И откуда только взялся?

Или бдит рядом, дабы на честь и прочие части тела подопечной никто не покусился?

– Что вы здесь делаете? – вопросил рыцарь тоном строгого воспитателя.

– Решила воздухом свежим подышать на сон грядущий, – отозвалась я.

– Вам не следует покидать шатёр без нужды…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– А может, у меня как раз нужда и приключилась?

– Тогда вам следует обратиться к вашей служанке, она принесёт вам всё, что необходимо.

Включая ночную вазу?

Впрочем, почему нет? Биотуалет тут вряд ли успели изобрести.

– Мне не спится, – призналась и, привстав на цыпочки и вытянув шею, попыталась наклониться вперёд.

– Что вы делаете?! – Тисон вдруг цапнул меня за руку выше локтя и рывком оттащил от борта.

– Хотела вниз посмотреть… – я повернулась к мужчине, глянула в обеспокоенное, настороженное лицо.

– И нарушить защитный покров?

– Покров?

– Когда барка набирает ход, над ней образуется покров, защищающий пассажиров от внешних воздействий.

Так вот почему на палубе тихо…

– Попытка нарушить его изнутри приводит к сбросу скорости и остановке.

– Простите, я не знала, – растерялась я.

– Не знали? – повторил Тисон с характерной недоверчивой интонацией человека, столкнувшегося с внезапной неосведомлённостью собеседника в вещах элементарных, естественных если не для всех, то для большинства точно.

Угу, я-то не знала. Но Асфоделии наверняка должен быть известен сей нюанс.

– То есть я… забыла, – попробовала я исправить ситуацию. – Из головы вылетело.

Тисон разжал пальцы, огляделся и шагнул почти вплотную ко мне, загораживая собою свет от сферы.

– Понимаю, вы напуганы и меньше всего хотели удостоиться этой чести, пусть бы и принято полагать её высокой, желанной для всякой незамужней фрайнэв Империи.

Рыцарь говорил негромко, сочувственно, мягко.

Как с ребёнком.

Или не вполне здоровым взрослым.

– Вы оторваны от семьи, родных и всего, что дорого вашему сердцу, что окружало вас с детства. Вам пришлось отправиться в чужие края, в обществе незнакомцев, не ведая, что ждёт вас там, в далёком городе, где вы никогда прежде не бывали и, может статься, не желали побывать. К сожалению, вести о случившемся на Сонне разошлись быстро… быстрее, чем следовало ожидать… и достигли ушей не только Его императорского величества, но и многих других. Вас… опасаются, а чужой страх порой пугает не меньше его источника. Однаковам самой нечего бояться, вы под защитой, никто не посмеет вас оскорбить словом или делом, причинить вам вред. Как бы ни была велика ваша печаль и тоска по дому, нет нужды пренебрегать заветами Четырёх и обрывать нить своей жизни вопреки их воле.

Поначалу я даже не поняла, к чему он клонит, о чём вещает столь проникновенно, глядя мне в глаза с уверенным, настойчивым участием доброго дяди психиатра. А потом сообразила.

– Ты… вы что, решили, будто я собралась… того… за борт прыгнуть? – опешила я.

Решил.

Ничего не ответил, но по глазам вижу, что именно о таком радикальном способе разрешения жизненных неурядицТисон и подумал.

– По-вашему, я совсем куку… сумасшедшая? – я отступила от спасителя моей заблудшей души. – Или настолько отчаялась?

– Юные фрайнэ впечатлительны…

– …глупы и легкомысленны, как положено малолетним дурочкам, – подхватила я.

Похоже, некоторые вещи не менялись независимо от мира. А может, для того рыцарей и приставляли к девам жребия – дабы избранная от радости такой великой не самоубилась, прежде чем пред очами жениха потенциального предстанет?

Кстати, что собой жених представляет? Почему невесту правителя избирают посредством какого-то жребия, а не старым добрым путём поиска политически выгодного союза?

– Я говорю об ином, – возразил Тисон.

– А ещё вы упоминали, что барка не поднимается на большую высоту, – и освещённая сферой часть перед носом корабля это подтверждала. – И если я сигану за борт, то рискую не столько убиться, сколько покалечиться, вероятно, без возможности восстановления. Думаете, мне оно надо? – раздосадованная малоприятным предположением, я глубоко вздохнула в попытке успокоиться, поправила сбившийся за спиной плащ и повернулась к шатру. – Пойду-ка я спать, пожалуй. Доброй ночи.