Читаем без скачивания Короткая глава в моей невероятной жизни - Дана Рейнхардт

Она опаздывает. Как обычно. Когда она наконец приезжает, то выглядит совершенно разбитой. В руке у нее кружка кофе – даже не походная кружка, а просто фарфоровая, с сердечками, на которой написано: «Кто-то в Саванне любит меня», а во влажной массе ее кудрявых волос застряла расческа.

– Подержи-ка. – Она протягивает мне кружку и переключает скорость, мы уезжаем.

Она пытается продраться сквозь волосы расческой, грубо матерясь, но потом сдается и кидает ее на заднее сиденье. Она замечает, что я разглядываю кружку.

– Моя бабушка, естественно. Но мне кажется, что эта дешевая безвкусица фактически настолько раздвигает границы дозволенного, что совершает полный оборот, становясь чем-то клевым. Ты так не думаешь?

Затем Клео с энтузиазмом делает свой ежедневный доклад о Дариусе, в основном состоящий из оправданий по поводу его отвратительного поведения. Мне начинают надоедать все эти разговоры о Дариусе, но я не хочу показаться осуждающей их или намекнуть на то, что Клео совершенно поглощена собой, потому что это не так. Клео отличная подруга, и мы, наверно, потратили столько же времени на обсуждение моей ситуации с Ривкой, сколько и на ее ситуацию с Дариусом. Но в ежедневном сериале «Клео и Дариус» произошло не особо много изменений, и тем не менее мы разбираем по косточкам каждый разговор, словно это пассаж из «Великого Гэтсби» (которого я наконец-то прочитала и который оказался офигительной книгой). Вот что важно знать: они встречаются, хотя он и не называет ее своей девушкой, к ее большой досаде. Они не держатся за руки и не делают прочих подобных вещей в школе, потому что он считает это глупым. Должна признать, по этому поводу я с ним согласна. И, что самое главное, у них еще не было секса. У них было много чего, максимально раздвигающего границы дозволенного, как выразилась бы Клео, но у них все еще не было настоящего старомодного секса, или соития, как назвали бы это на занятиях по половому воспитанию. Я рада, потому что не верю, что Дариус задержится рядом с ней надолго, и меня беспокоит, что Клео начинает привыкать, но в то же время мне немного хочется, чтобы они уже сделали это, потому что вот о таких деталях я бы не отказалась послушать.

Я рассказываю Клео о вчерашней приличной ссоре с моими родителями по поводу ситуации с Ривкой. Они сводят меня с ума. На протяжении нескольких недель, при каждой возможности, они делали намеки, на их взгляд еле уловимые, что в реальности совсем не так, и, полагаю, мое игнорирование этих намеков их достало, потому что вчера вечером они усадили меня за разговор.

Я ненавижу разговоры с родителями. Ненавижу, как они на меня смотрят. Особенно мама. Она смотрит на меня так, будто она юрист, а я нахожусь за кафедрой для дачи свидетельских показаний. Мне хочется крикнуть ей, что, хотя она проводит большую часть своего времени на работе, сейчас она дома, а я не клиент или кто-то, на кого она хочет подать в суд, и даже не один из обслуживающих ее волонтеров, тратящих свою субботу на диспуты с местными покупателями по поводу Первой поправки к Конституции США. Я всего лишь ее дочь.

С папой в таких ситуациях намного проще, но это, наверно, потому, что он просто сидит рядом, в то время как говорит в основном мама. Хотя если подумать, то и это может прилично раздражать.

– Ладно. Отлично. Что? – так я начала наш разговор.

– Милая, – сказала мама, – ты знаешь, что нам не нравится указывать тебе, что делать…

– Ну, тогда не указывайте.

– Но мы все-таки думаем, что тебе стоит хотя бы позвонить Ривке.

– Видишь? Ты сделала это только что. Ты сказала мне, что мне делать.

– Она хочет поговорить с тобой.

– И?

Мама посмотрела на папу. Он уставился в пол.

– Возможно, она расскажет тебе то, что тебе важно услышать.

– Например? Если бы у нее было что-то важное для меня, она не ждала бы шестнадцать лет.

– Милая, она не ждала шестнадцать лет. Мы говорили тебе, что поддерживали с ней связь с момента твоего рождения. Она всегда знала, как у тебя дела. Она всегда хотела знать, как ты.

– Прекрати! – закричала я на нее.

Я подтянула колени к груди и опустила голову.

Я не хотела этого слышать. Я не хотела слышать, что она звонила, что она знала, что я хожу в Двенадцать Дубов, что я повредила запястье, когда мне было пять лет, что я была пугалом в постановке в седьмом классе. Это не ее забота. Я не ее забота.

Подняв голову с колен, я увидела, что папа все еще смотрит в пол. Внезапно до меня дошло, что в их едином фронте может быть брешь.

– А ты почему молчишь, пап? Почему ты просто сидишь здесь? – спросила я.

– Не знаю, малыш. Для меня это тяжело. Я терпеть не могу расстраивать тебя.

Мама на диване отодвинулась от него. У него тяжелый, грустный взгляд. Смотря на него, я словно видела все те часы, что они потратили на обсуждение этой темы, и, могу сказать, для него это было нелегко.

– Ну, мои поздравления. Вы все равно меня расстроили. Спасибо большое.

Я взяла пульт и включила телевизор, давая понять, что, по моему мнению, наш разговор был окончен.

Мама протянула бумажку:

– Пожалуйста, просто возьми ее номер.

Я взяла, отчасти чтобы мать закрыла рот, отчасти из-за кругов под глазами отца и отчасти потому, что, как бы упорно я ни пыталась его побороть, любопытство вернулось, поднимая свою уродливую голову.

Я пулей выскочила из гостиной и трижды громко хлопнула своей дверью, чтобы быть уверенной, что родители это слышали. Включила звук на своем стерео на восьмерку, что на четыре единицы громче, чем разрешено у меня дома. Села за стол, включила компьютер и посмотрела кое-что в Интернете. И вот что я узнала: номер Ривки имел код штата и трехзначный код города, и, судя по ним, живет она где-то на Кейп-Коде.

Кейп – Код, штат Массачусетс, США, планета Земля.

Я убрала номер телефона в ящик стола, не зная, когда сделаю этот телефонный звонок, да и сделаю ли его вообще, но надеясь, что согласие принять этот клочок желтой бумаги и так было значительным шагом, а значит, я заслужила право не трогать его какое-то время.

Сегодня после школы состоится первое собрание моего нового клуба, Студенческого союза атеистов. Мой консультант по профориентации, мистер Макадамс, сказал, что подобный выбор не обеспечит мне желанного места в каких-либо списках допуска в колледжи Лиги Плюща и что он имел в виду совсем не это, говоря о том, что я должна посещать какие-нибудь внешкольные занятия. С другой стороны, когда я сказала ему, что буду участвовать в выпуске школьной газеты, он пришел в такой восторг, что аж начал аплодировать. Было так неловко. Бедному парню очень нужно наконец начать жить. Ладно, я знаю, о чем вы подумали. Так что, возможно, моим мотивом присоединиться к команде «Oaks Gazette» была не исключительная любовь к печатному слову, но, чтобы вы знали, мне на самом деле очень интересно поучаствовать в выпуске школьной газеты. И это не имеет абсолютно ничего общего с Заком Мейерсом, потому что у меня до сих пор не было возможности вступить с ним даже в такой мало-мальски заинтересованный разговор, как тем утром на рынке.

Моим первым заданием стало написать историю о второкурснике, выигравшем региональное соревнование по научным проектам. Знаю, звучит скучно, и если просто писать историю, что вот есть ученик, и вот какой у него был проект, и вот он выиграл приз в размере 500 долларов, то это на самом деле скучно. Но, работая над этой статьей, я поняла, что каждый может рассказать что-нибудь интересное. Отец этого ученика – профессор Университета Брандейса, и он год жил в Танзании, когда у отца был творческий отпуск, и именно там у него появилась идея провести эксперимент по сельскому хозяйству, благодаря которой он и выиграл научное соревнование. Он всегда ужасно боялся насекомых, а в Танзании узнал, что насекомых можно использовать во благо. Так этот ученик начал проводить эксперименты по выращиванию растений и использованию насекомых в почве, благодаря чему преодолел фобию, от которой страдал всю жизнь, и выиграл 500 долларов. Понимаете? В этой истории есть приключения, тайна и победа над невзгодами. Моя статья была подобна мини-биографии. История была довольно хороша, и я уверена, что, если бы у меня было больше времени и больше печатного пространства, я смогла бы написать намного больше об этом ученике, на первый взгляд кажущемся абсолютным ботаником, а в реальности имеющем жизненную историю, не менее интересную, чем у других, ну или, по крайней мере, не менее интересную, чем у любого, кто учится в Двенадцати Дубах.

Задание сделать фотографии для статьи получила Сьюзан Линдер, а не Зак Мейерс. Но во время моего недолгого пребывания в «Gazette» с помощью наблюдений и вопросов, аккуратно заданных другим работникам, мне удалось узнать, что Зак и Эми Флэнниган не встречаются, они просто лучшие друзья, которые все делают вместе.

Собрание Студенческого союза атеистов проходит в том же кабинете, что и мои занятия по математике, что меня, в общем-то, устраивает, потому что я не представляю, как кто-то с математическим складом ума может верить в Бога. Это ведь против логики. Группа довольно маленькая и при этом довольно разнообразная. Под разнообразием я имею в виду, что здесь собрались ученики с разных курсов и из разных социальных кругов. В Двенадцати Дубах нет полного расового и экономического многообразия, что, насколько я знаю, всегда беспокоило моих родителей, и потому с самого юного возраста я ездила в беговой летний лагерь в Бостоне. Со временем я согласилась с их точкой зрения и теперь работаю там вожатой. Но в этой комнате для такой маленькой группы разнообразие очень велико. Здесь Жасмин Бут-Грей. А также Минх Кларксон, мой друг, усыновленный во Вьетнаме, тот самый, чьи родители постоянно говорят, что его в их семью послал Бог. Знают ли он, что он член ССА?