Читаем без скачивания Убийство и Дама пик - Светлана Потоцкая

Напросился ей в провожатые, по дороге представился, познакомились. Донес сумку до дверей квартиры. Наверное, бедняжка до смерти боялась, что Павел напросится к ней в гости, поэтому просьбу о телефоне восприняла как спасение. И разрешила позвонить.

Павел отважился набрать ее номер лишь неделю спустя, хотя думал о ней непрерывно. Всю эту неделю ходил сам не свой, на что обратила внимание даже Наташа, вполне способная не заметить в двух шагах от себя трейлер с прицепом.

— Павлуша, ты, случайно, не влюбился? — спросила она, когда Павел зашел к ним с Андреем на огонек.

— С чего ты взяла? — изумился Андрей, в то время как его друг тщетно подбирал слова для достойного ответа.

— Сюствую, — ответила Наталья в той самой манере, которая всегда раздражала Павла. — Как тот чукча из анекдота. Он говорит, что по тундре кто-то чужой ходит. Его спрашивают: откуда, мол, знаешь? А он в ответ: «Сюствую, однако».

Андрей покрутил пальцем у виска и посоветовал ей не менять специализацию.

— Занимаешься детективами, ну и занимайся на доброе здоровье. Сама же говорила, что любовная лирика — это не твой жанр.

— Ничего подобного! — возмутилась Наташа. — Не мой жанр — эротика. А вот в лирике я как раз неплохо разбираюсь.

— Кто это тебе сказал, дорогая? — поинтересовался Андрей. — По-моему, тебя, как всегда, надули…

О Павле они, увязнув в своей перепалке, просто забыли, чему он был несказанно рад. Да, Андрею была нужна именно такая женщина, как Наташа: тот самый случай, когда два сапога — пара. Но Павел рядом с такой и суток не прожил бы. Впрочем… говорят же: не критикуй чужую жену, радуйся тому, что она чужая.

И вот он набрался наконец смелости и позвонил Милочке, пригласил ее в кафе. А куда еще он мог ее пригласить в первый раз? Это потом, когда они получше узнали друг друга, он понял, что нужно было звать ее на выставку, в музей, на концерт. Но тогда это не пришло ему в голову, хотя и сам он предпочитал в редкие свободные часы делать что-нибудь полезное. Именно поэтому второй его шаг оказался на удивление удачным: в разговоре по телефону Милочка обронила, что ее единственная связь с внешним миром — старенький черно-белый телевизор — приказал долго жить и она теперь не может смотреть передачи по своему любимому каналу «Культура». Телевизор Павел конечно же починил, хотя о существовании такого канала, если честно, только слышал. Но об этом промолчал и правильно сделал. Иначе чувство благодарности, которое испытала к нему Милочка, могло бы обернуться каким-нибудь совершенно иным чувством. Снисходительной жалости, например. Или презрения к серости. Впрочем, вряд ли Милочка способна испытывать такое низменное чувство, как презрение.

— Вы любите историю? — ошарашила она Павла вопросом, когда они после починки телевизора чинно пили чай.

— Истории? — переспросил он, недослышав. — Какие истории?

— Да нет же, не истории, а историю. Нашу историю, российскую. Я преподаю ее в институте…

— Боюсь, я не слишком хорошо помню школьную программу, — осторожно ответил Павел.

Лицо Милочки слегка затуманилось, но потом снова оживилось.

— О, я не о школьной программе! Я об исторических романах. Вы любите читать?

— У меня так мало свободного времени, — промямлил он, чувствуя себя последним болваном. — Вообще-то, конечно, люблю. Жена моего друга переводит детективы…

Выражение лица Милочки красноречиво сказало Павлу, что он сморозил очередную глупость. Внезапно ему припомнилось излюбленное выражение Натальи: «Он не с нашей полочки». Павел почувствовал, что он — явно не с Милочкиной полочки, и испытал тихую панику при мысли о том, что она не захочет иметь дела с таким… вахлаком.

Но Милочка постепенно привыкла. Павел все чаще и чаще приходил к ней, помогал решать какие-то насущные проблемы, даже привык время от времени покупать билеты на концерты ее любимой классической музыки. Слушать эту музыку он в общем-то не умел, но то удовольствие, которое получала от концертов Милочка, стоило дороже. Она рассказывала ему о своей работе — историческом романе времен императрицы Екатерины Второй, и Павел уже неплохо разбирался в героях и второстепенных персонажах: на память никогда не жаловался. Правда, подавать умные реплики так и не научился, но похоже, Милочка ему это простила, потому что видела: ему интересно. Как было интересно все, что составляло ее жизнь. И когда Павел осмелел и признался ей в любви, не отвергла его. Он же все время думал: пусть она меня не любит, пусть по доброте своей и интеллигентности только терпит, для меня главное — быть рядом с ней. Заботиться о ней, ограждать от реальной жизни, к которой она была совершенно не приспособлена, баловать…

В общем, он с полным на то основанием мог применить к себе стихотворение кого-то из классиков: «О, как на склоне наших дней нежней мы любим и суеверней!» Двадцать с лишним лет тому назад, когда он женился в первый раз, все было совершенно по-другому. Они оба были слишком молоды и — что еще хуже слишком разные. Жена происходила из старой интеллигентной семьи, а он даже не знал своих родителей. Да и что мог предложить выпускник школы милиции? Живи они отдельно, все, возможно, и утряслось бы, но он пришел в семью жены примаком, о чем постоянно напоминала теща. Да еще ребенок… После одной не слишком красивой сцены Павел собрал свои нехитрые пожитки и хлопнул дверью. Потом развелись уже официально. А он был настолько молод и глуп, что не настоял на своем законном праве: видеться с сыном. Честно говоря, ни единой попытки не сделал…

Почему он именно сегодня вспомнил о делах давно минувших дней? Наверное, потому, что жизнь круто менялась. А еще потому, что его действительно беспокоили некоторые странности в поведении Милочки. Она почему-то перестала говорить с ним о своей книге, хотя это было делом всей ее жизни, уходила в свои мысли, отвечала невпопад… Существование другого мужчины исключалось — он слишком хорошо знал кристальную чистоту своей любимой. Так что же тогда?

Зазвонил телефон, вырвав Павла из размышлений, и он поспешно схватил трубку. Милочка? Предупреждает, что задерживается?

— Слушаю вас, — почти спокойно сказал он. В трубке была тишина — абонент на другом конце провода сдерживал дыхание, не желая говорить. Такие нюансы Павел различал чисто автоматически. Поклонник? Или не туда попали? Он подождал еще какое-то время, потом попросил:

— Перезвоните, пожалуйста, вас не слышно. — Перезванивать, однако, не спешили. Что ж, значит, ошиблись. Наверняка ошиблись. Не станет Милочка заводить романы за его спиной. Не тот случай.

Милочка была первой, на ком он захотел жениться после краха первой семьи. Что там захотел — просто мечтал об этом. Она была еще так молода, у них вполне могли родиться дети. А ему всю жизнь не хватало семейного тепла и уюта. И каждый новый шаг на пути к совместной жизни — официально совместной, гражданский брак его ни в коем случае не устраивал, — воспринимал как счастливые вехи. Милочка позвонила ему по собственной инициативе. Милочка позволила остаться у нее на ночь, Милочка дала ключи от своей квартиры, Милочка познакомилась с его друзьями… Все это казалось ему триумфальным шествием к маршу Мендельсона и обручальным кольцам.

Правда, он слегка побаивался знакомства Милочки с Наташей. Слишком уж они были разные. Наталья к тому же могла выпалить что-нибудь насмешливо-ехидное и обидеть человека, сама того не желая.

К счастью, Милочкиного такта хватило на двоих. Тем не менее Павел старался не оставлять их с глазу на глаз — во избежание, так сказать. Бог знает, что способна ляпнуть Наталья в самый неподходящий момент! Конечно, потрясение, которое она не так давно перенесла, ее несколько оправдывает, но это вовсе не значит, что Павел готов был пожертвовать Милочкиным спокойствием и потакать Наташиным причудам. Для этого есть Андрей, который во всех этих играх, кажется, просто купается. Воистину любовь зла… Черт побери, где же Милочка?

В этот момент повернулся ключ во входной двери. Павел мысленно обругал себя: вот болван, сидел и придумывал невесть что, вместо того чтобы приготовить ужин. А теперь его к плите не подпустят, потому что для Милочки «святые женские обязанности» — это действительно святое, и готовит она с такой же тщательностью и вдохновением, как работает над своим романом. Впрочем, она все так делает…

— Освободился пораньше, — сказал Павел, выходя из комнаты в коридор. Привез тебе фруктов. Устала?

Почему-то он всегда говорил с ней телеграфным стилем. А быть может, вообще не умел красиво говорить. И уже никогда не научится, судя по всему.

Милочка чмокнула его в щеку и негромко сказала:

— Спасибо, Павлик. Опять меня балуешь. — Он хотел возразить, что никакое это не баловство, но посмотрел на нее — и у него перехватило дыхание. Никогда еще не видел ее такой красивой и такой… странной, что ли. Щеки разрумянились, глаза блестят, чуть приоткрытые губы подрагивают, а дышит так, будто всю дорогу бежала бегом. И взгляд совершенно отсутствующий. Его снова кольнуло предчувствие каких-то неприятных перемен в жизни.