Читаем без скачивания Мертвые повелевают - Висенте Бласко-Ибаньес

Разсказывая о своемъ путешествіи, крестьянинъ улыбался невинно – лукавой улыбкой и показывалъ рядъ крѣпкихъ зубовъ. Настоящее безумство! долго будутъ говорить о немъ пріятели на Ибисѣ! Онъ всегда былъ подвижнымъ и смѣлымъ: воспоминаніе солдатскихъ временъ. Хозяинъ одного паруснаго судна, его большой пріятель, долженъ былъ везти грузъ въ Майорку и, какъ бы въ шутку пригласилъ его. Но шутокъ онъ не знаетъ: задумано – сейчасъ – же сдѣлано! Дѣтвора не бывала въ Майоркѣ: во всемъ приходѣ св. Хосе – его приходъ – не найдется и десятка людей, которые знали – бы столицу. Многіе были въ Америкѣ; одинъ былъ въ Австраліи; нѣкоторыя сосѣдки сказывали о своихъ поѣздкахъ въ Алжиръ на фелугахъ контрабандистовъ, но никто не ходилъ въ Майорку, и резонно: – Насъ не любятъ, донъ Хаиме: на насъ смотрятъ, какъ на рѣдкихъ звѣрей, насъ считаютъ дикими, словно мы всѣ не божіи дѣти… – И вотъ онъ здѣсь, со своими атлотами, съ утра возбуждалъ любопытныхъ горожанъ: точно они мавры! Десять часовъ плаванія по великолѣпному морю; у атлоты въ корзинкѣ ѣда для всѣхъ троихъ. Отправятся завтра на разсвѣтѣ, но раньше ему хотѣлось бы поговорить съ бариномъ. Надо потолковать о дѣлѣ.

Хаиме сдѣлалъ жестъ удивленія. Къ словамъ Пепа онъ теперь относился болѣе внимательно. Послѣдній объяснялся съ нѣкоторой осторожностью, путаясь въ выраженіяхъ. Миндальныя деревья составляли лучшее богатство Кана Майорки. Прошлый годъ урожай былъ хорошій; пожаловаться нельзя. Проданы по хорошей цѣнѣ скупщикамъ, вывозящимъ ихъ въ Пальму и Барселону. Онъ засадилъ миндальными деревьями почти всѣ свои поля и теперь думалъ очистить отъ лѣса и камней нѣкоторыя земли сеньора и воздѣлывать на нихъ пшеницу – именно только для потребностей демьи.

Фебреръ не скрылъ своего изумленія. Что это за землю?.. Развѣ у него еще что-нибудь оставалось на Ибисѣ? Пепъ улыбнулся. Собственно, это не были земли: это была скала, мысъ скалъ, вдававшійся въ море. Но можно воспользоваться уголкомъ земли – полосками земли ни склонѣ скалъ. Внизу находилась башня Пирата: сеньоръ помнитъ?.. Укрѣпленіе временъ корсаровъ, куда часто донъ Хаиме мальчикомъ подымался, испуская воинственныя крики, съ артышевой палкой въ рукахъ, подавая сигналъ къ штурму воображаемому войску.

Сеньоръ, дповѣрившій было, что открылось забытое помѣстье, единственное принадлежавшее ему на самомъ дѣлѣ, печально улыбнулся. Ахъ, башня Пирата! Онъ припоминалъ. Известковая скала, врѣзавшаяся въ море, мѣстами поросшая дикими растеніями – пріютъ и пища кроликовъ. Старое каменное укрѣпленіе представляло собой развалины, которыя медленно исчезали подъ натискомъ времени и морскихъ вѣтровъ. Плиты выпадали; зубцы высились съ разрушающимися верхушками. При продажи Канъ Майорки о башнѣ не упомянули въ контрактѣ: о ней забыли, въ виду ея безполезности. Пепъ могъ какъ угодно, распоряжаться ею: Хаиме никогда не вернется на это забытое мѣсто своего дѣтства.

Крестьянинъ хотѣлъ заговорить о вознагражденіи: донъ Хаиме остановилъ его жестомъ сіятельнаго сеньора. Затѣмъ посмотрѣлъ на дѣвушку. Очень красивая; имѣла видъ переодѣтой сеньориты: на островѣ атлоты должны сходить съ ума отъ нея. Отецъ улыбнулся, гордый, смущенный такими похвалами. Привѣтствуй атлота! Что нужно сказать? – говорилъ онъ, какъ дѣвочкѣ. А она, опустивъ глаза, зардѣвшись, взявшись одной рукой за кончикъ передника, пробормотала на ибисскомъ нарѣчіи: – Нѣтъ, я – не красивая. Служанка Вашей милости…

Фебреръ прекратилъ разговоръ, велѣвъ Пепу и его дѣтямъ идти къ нему. Крестьянинъ давно зналъ мадо Антонію, и старуха будетъ рада его видѣть. Они закусятъ съ нею, чѣмъ найдется. Вечеромъ, по возвращеніи изъ Вальдемосы, они увидятся. Прощай Пепъ! Прощайте, атлоты.

И палкой далъ знакъ кучеру, сидѣвшему на козлахъ майоркской коляски – легчайшаго экипажа о четырехъ тонкихъ колесахъ, съ веселымъ навѣсомъ изъ бѣлой парусины.

II

За Пальмой, среди широкихъ весеннихъ полей, Фебреръ началъ раскаиваться въ своемъ образѣ жизни. Цѣлый годъ онъ не выѣзжалъ изъ города, вечера проводилъ въ кофейняхъ Борне, а ночи – въ игорной залѣ казино.

Ни разу ему не пришлось выбраться за Пальму, взглянуть на нѣжно зеленое поле, съ его журчащими каналами; на нѣжно – лазурное небо, съ плавающими въ немъ островками бѣлыхъ клочковъ; на темно – зеленые холмы, съ мельницами, машущими крыльями на ихъ вершинахъ; на крутыя, розовыя горы, замыкающія горизонтъ; на весь пейзажъ, смеющійся, шумный, поразившій древнихъ мореплавателей, которые и назвали Майорку Счастливымъ островомъ!.. Когда, путемъ женитьбы, онъ получитъ состояніе и сможетъ выкупить прекрасное имѣніе Сонъ Фебреръ, онъ будетъ жить тамъ часть года, какъ его предки, будетъ вести сельскую, благотворную жизнь высокаго сеньора, щедраго, уважаемаго.

Лошади бѣжали полною рысью. Экипажъ катился, обгоняя крестьянъ, возвращавшихся изъ города по краю дороги; стройныхъ смуглыхъ женщинъ, съ широкими соломенными шляпами, украшенныхъ спускающимися лентами и букетами лѣсныхъ цвѣтовъ, поверхъ косъ и бѣлыхъ косынокъ; мужчинъ въ полосатомъ тикѣ (такъ называемой майоркской матеріи), въ надвинутыхъ назадъ поярковыхъ шляпахъ – черныхъ или сѣрыхъ ореолахъ вокругь бритыхъ лицъ.

Фебреръ вспоминалъ подробности этой дороги, на которой онъ не бывалъ нѣсколько лѣтъ, – словно чужеземецъ, посѣтившій островъ въ старину и теперь пріѣхавшій снова. Дальше путь развѣтвлялся: одна дорога шла на Вальдемосу, другая – на Сольеръ… Ахъ, Сольеръ!.. Забытое дѣтство вдругъ воскресло въ его памяти. Ежегодно, въ такомъ же экипажѣ, семья Фебреровъ ѣздила въ Сольеръ, гдѣ владѣла стариннымъ домомъ, съ обширнымъ подъѣздомъ, домомъ Луны: надъ воротами красовалось каменное полушаріе съ глазами и носомъ, изображавшее свѣтило ночи.

Это было всегда въ первыхъ числахъ мая. Когда коляска проѣзжала ущелье, самую высокую точку горы, маленькій Фебреръ испускалъ радостные крики, при видѣ развертывавшейся у его ногъ долины Сольера, сада Гесперидъ острова. Вершины горъ, чернѣющія сосновыми лѣсами, усѣянныя бѣлыми домиками, одѣты были тюрбанами паровъ. Внизу, около города и по всей долинѣ вплоть до моря (отсюда его не видно) тянулись апельсинные сады. Весна сыпала на эту счастливую почву каскадъ красокъ и благоуханій. Дикія травы пробивались среди утесовъ, увѣнчанныхъ цвѣтами; стволы деревьевъ были обвиты ползучими растеніями; бѣдныя хижины прятали свою гнетущую нищету подъ пологомъ вьющихся розъ. Co всѣхъ окрестныхъ селеній на сольерскій праздникъ стекались крестьянскія семьи: женщины въ бѣлыхъ косынкахъ, тяжелыхъ мантильяхъ, съ золотыми пуговицами на рукавахъ; мужчины въ нарядныхъ жилетахъ, полотняныхъ плащахъ, поярковыхъ шляпахъ съ цвѣтными лентами. Свистѣла волынка, призывая на балъ; изъ рукъ въ руки переходили стаканы сладкой мѣстной водки и баньяльбуфарскаго вина. To было ликованіе мира послѣ тысячи лѣтъ морскихъ разбоевъ и войнъ съ невѣрными народами средиземнаго моря, радостное воспоминаніе о побѣдѣ, одержанной сольерскими крестьянами надъ флотомъ турецкихъ корсаровъ въ XVI вѣкѣ.

Въ гавани моряки, переодѣтые мусульманами и воинами – христіанами, стрѣляя изъ штуцеровъ, размахивая шпагами, представляли морскую битву на своихъ утлыхъ лодкахъ или же преслѣдовали другъ друга по береговымъ дорогамъ. Въ церкви торжественно праздновали память чудесной побѣды, и Хаиме, сидя рядомъ съ матерью на почетномъ мѣстѣ, съ волненіемъ слушалъ проповѣдника, такъ, какъ читалъ интересный фельетонъ въ библіотекѣ своего дѣдушки, во второмъ этажѣ пальмскаго дома.

Населеніе, вмѣстѣ съ жителями Аларб и Буньолы вооружилось, узнавъ черезъ одно ибисское судно, что двадцать два турецкихъ гальота съ нѣсколькими галерами шли на Сольеръ, самое богатое мѣстечко острова. Тысяча семьсотъ турокъ и африканцевъ, гроза пиратскаго міра, высадилась на берегъ, привлеченные богатствами, а еще больше желаніемъ захватить женскій монастырь, куда укрылись отъ свѣта молодыя красавицы благородной семьи. Они раздѣлились на двѣ колонны: одни двинулись противъ христіанскаго отряда, вышедшаго имъ на встрѣчу; другая обходнымъ путемъ проникла въ мѣстечко, брала въ плѣнъ дѣвушекъ и юношей, грабила церкви, убивала священниковъ. Христіане видѣли, что ихъ положеніе сомнительно. Впереди наступала тысяча турокъ; сзади городъ во власти грабителей, семьи, обреченныя на униженія и насилія, семьи, тщетно призывавшія ихъ. Но колебанія были не долги. Сольерскій сержантъ, бравый ветеранъ войскъ Карла V во времена войнъ въ Германіи и съ Великимъ Туркомъ убѣдилъ всѣхъ немедленно аттаковать непріятеля. Становятся на колѣни, призываютъ св. апостола Якова и уповая на чудо, нападаютъ со своими ружьями, аркебузами, копьями, топорами. Турки отступаютъ, обращаются въ бѣгство. Напрасно старается ихъ воодушевить ихъ страшный визирь Суффараисъ, главный морской предводитель, старый, очень жирный, знаменитый своей храбростью и смѣлостью. Во главѣ негровъ, составлявшихъ его гвардію, съ саблей въ рукѣ онъ бросается впередъ. Кругомъ него растетъ гора труповъ. Но одинъ сольерецъ пронзаетъ его грудь копьемъ. Онъ падаетъ, враги бѣгутъ, теряя свое знамя. Новый непріятель преграждаетъ имъ дорогу къ берегу, куда они устремляются въ надеждѣ спастись на корабляхъ. Шайка разбойниковъ наблюдала за сраженіеімъ съ утесовъ. Видя бѣгство турокъ, она выходитъ имъ на встрѣчу, стрѣляя изъ мушкетовъ, размахивая кинжалами. Съ ними свора собакъ, дикихъ товарищей ихъ безчестной жизни. Эти животныя кидаются на бѣгущихъ, рвутъ ихъ, доказываютъ согласно лѣтописцамъ, «доброту майоркской породы». Отрядъ побѣдоносно возвращается назадъ, вступаетъ въ покинутый городъ, и грабители удираютъ къ морю или, зарѣзанные, падаютъ на улицахъ.