Читаем без скачивания Волшебные узоры - Ольга Лаврова

— Шурик, обрати внимание, он это замечает только для пользы дела!

— Увы. Паша, как зовут жену Степанченко?

— Светлана Дмитриевна.

— Гм…

Многие коллеги Знаменского были суеверны, что не редкость в среде, связанной с риском, с повезет — не повезет. Одни пользовались расхожими приметами, другие имели личный набор знамений — добрых и дурных.

Знаменский не искал смысла в номерах автобусных билетов, не ждал худа от кошки или залетевшего в комнату воробья. Но часто по дороге от проходной Петровки до кабинета считал плюсы и минусы. Плюсом был человек светлый, минусом — темный, сомнительный. И если дебет оказывался разительно неудачным, мог отложить какое-то мероприятие, зависевшее не только от расчета, но и от случайности.

— Салют, Паша!

— Салют!

Плюс.

— Знаменскому…

— Привет…

Нуль, ни то ни се. Или и то и се?

— Селям-алейкум, старик!

— Взаимно.

Минусочек.

— Здравствуйте.

— Здравия желаю, товарищ генерал!

Генералы — за исключением некоторых — не учитывались. Не из пиетета перед чинами, а по недостатку информации. (Впрочем был и пиетет. Начальству принято было верить. Оно имело слабости, заскоки, поддавалось нажиму свыше в ущерб работе — это за ним знали. Но в нем не предполагали злоупотреблений. Знаменский мог инстинктивно не любить человека с идеальным пробором, делавшего доклады с министерской трибуны, но не ставил под сомнение его честность. И спустя десять лет как личный позор переживал его арест).

— Доброе утро, Пал Палыч!

Жирный плюс. С ним хоть в пекло.

А вот этот бр-р-р. Оттопыренные уши растягивают и без того широкое лицо. Весь плоский и тяжелый, как надгробная плита. Ходит только по прямым линиям. Портфель огромный, полупустой, похож на хозяина и на стуле переламывается пополам, будто тоже сидит. Не знаю толком почему, но он — бесспорный минус.

Ба, еще один выскочил из лифта, да какой!

— Здорово, Знаменский! — с бодрой улыбочкой.

Молча козырнем. Чтоб этого Левашова! Про него-то уж известно, почему минус. Это на него ссылался Рябинкин, вторично требуя выкуп с жен Дринка и Финка. Когда жены заложили Рябинкина, то и Левашова взяли за шиворот.

Да, сказал Левашов, я приезжал к нему на работу в форме (что для сотрудника розыска далеко не обязательно) и возил его на опознание, он подходил по приметам, да оказался не тот. И все, с концами. Особая инспекция не сумела обосновать обвинение. Путаная, конечно, история, можно толковать двояко. Но Знаменский с Томиным считали, что подыграл Левашов мошеннику, подыграл, сволочуга, поделили они куш.

Поганая встреча. А кабинет уже близко. И схитрил Пал Палыч, прошел по коридору до буфета, пообщался направо-налево, запасся сигаретами и — главное — шестью лишними плюсами. Уже жить легче.

В кабинете он дернул вбок шторы, распахнул окно, впуская остатки ночной свежести пополам с утренней гарью, отпер ящики стола. На листке календаря крупнее остальных записей значилось: «Бр. Никишины».

Пришел Томин. Вчера весь день провел в мышиной возне.

Собирал сведения об Иване Тираспольском, укатившем в дальние края. Сведений не набежало — одни мнения. Противоречивые. Мать Серова сказала: «Да при чем тут Ваня-то, господь с вами!»

Беседовал на лавочке со старухой Ивановой из десятой квартиры, убежденной долгожительницей.

Встречался с десятками приличных, полуприличных и вовсе непотребных личностей, проверяя алиби «плотвичек».

Раздобыл фотографии Светланы Степанченко и возил показывать приятелям Серова.

Итогом всего было несколько лаконичных фраз:

— Человек, угрожавший Серову за какую-то Светку, в командировке на три дня. В отношении Светланы Степанченко предположения отпали. Со старухой Ивановой можешь не встречаться. Никишиных в доме не больно жалуют — за злой язык. Живут замкнуто, друзей мало… Я их сейчас видел внизу в очереди за пропусками.

— Нервничают?

— Нисколько. Пялят глаза на какую-то блондинку. Ну, пока.

Зины в лаборатории не было, Знаменский попросил передать, что ждет ее срочно. Только положил трубку, как пожаловали Никишины.

Оба откровенно осматривались, и Знаменский увидел с их точки зрения окружающее — все, что давней перестал замечать. Убогий концелярский стол. Серенькая с пластмассовым колпачком-абажуром лампа. Древний кожаный диван. Сейф облупленный, зато, между прочим, «симменсовский». На стене портрет Дзержинского с инвентарной бляшкой на рамке. А чего они ждали — что у меня обставлено гостиным гарнитуром? Пепельница безобразная, согласен. У всех такие — пластмассовые. Хрустальные и металлические запрещены — чтобы кто-нибудь на допросе, осердясь, не использовал в качестве тяжелого предмета.

— Чем можем быть полезны компетентным органам? — спросил Игнат, закинув ногу на ногу.

— Меня зовут Пал Палыч.

— Очень приятно.

— Трудность в том, что… вы не расположены со мной разговаривать, верно?

Афоня, сбитый дружеским тоном следователя, покосился на брата.

— Нет, ну если действительно нужно…

— Ручаюсь.

— Спрашивайте, — нехотя процедил Игнат.

— Начнем с Серова. Что он был за человек? Умный?

— Ума большого не наблюдалось.

— Азартный?

— Это да.

— Добрый или жадный?

Ответил Афоня:

— Такой, знаете, рубаха-парень. И заводной — с полоборота.

— В игре не ловчил?

— Нет, он вообще был «за правду».

— А ваш сосед играл в домино?

— Степанченко? — удивился Афоня. — Что вы, он очень занят — с женой ругается.

— На какой почве?

Брезгливо вмешался Игнат:

— Слушайте, ну почему мы должны копаться в их грязном белье ради вашего любопытства?

Знаменский помолчал. Не то чтобы он проверял Томина, но если Светлана Степанченко и отпадает, ее муж остается жильцом квартиры номер десять.

— Для любопытства я выбрал бы что-нибудь более занимательное, чем семейные скандалы. — Он обратился к Афоне: — Сосед вам несимпатичен. Почему?

— Нудный тип.

— А что значит, по-вашему, нудный тип?

— Нет кругозора, одно мировоззрение. Утром что прочтет в газете — вечером на кухне жене рассказывает, а она картошку жарит.

— А как вам представляется интересный человек? — старался Знаменский разговорить ребят.

— Социологический опрос? — хмыкнул Афоня. — Пожалуйста. Нестандартно мыслит. Нестандартно выражается. Жизнь его бьет, крутит, а он не обкатывается. Понимаете? Человек с крепкими зубами. Не травоядный.

— Так… Но вернемся к соседу. Кто он по профессии?

— То ли физик, то ли химик.

— То есть вы судите человека по тому, насколько он красно говорит. И не интересуетесь, что он делает.

Игнат взвился, раздраженный больше болтливостью брата, чем добродушной, в общем-то, сентенцией Знаменского.

— Нас пригласили для воспитательной беседы?

— Нет. Скажите, Афанасий, Степанченко был знаком с Серовым?

— Вроде нет. Откуда?

— Насколько я знаю, Степанченки тоже вызваны повесткой. Вот и расспросите их сами. Получите редкое удовольствие!

Сам не хочет разговаривать и младшему рот затыкает. Нагнать, что ли, строгости? Пожалуй, хуже заартачатся. Не боятся они учреждения, где находятся, не следователя. Это ему нравилось, но в жанре пикировки немногого добьешься для дела.

— Игнат, вы не допускаете мысли, что я задаю свои вопросы с какой-то разумной целью? Что у меня есть основания задать их именно вам?

— А что вы за нас взялись? Подозреваете?

— Афанасию это бы наверняка польстило, — усмехнулся Знаменский. — Но должен его разочаровать. Я допрашиваю ежедневно многих людей.

Почитая себя задетым, Афоня выдал детскую колкость:

— По принципу «как поймать льва в пустыне». Ловите десять и девять отпускаете?

— А вы — поклонник инспектора Варнике? Пришел, увидел, догадался? Это хорошо на картинке, там все нарисовано.

Приоткрылась дверь, впустив невидимую для Никишиных Зину.

— Кроме Варнике, был еще Шерлок Холмс!

Игнат прищурился:

— Нашел кого вспоминать! Это надо напрягать извилины.

— Слабовато, Игнат. По первой встрече, вы казались острей.

— Как футболисты — уверенней играют на своем поле, — произнесла за спиной братьев Зина.

Те привскочили поздороваться. Пал Палыч отошел к окну, как бы освобождая арену.

— Кстати, о Шерлоке Холмсе, — принялась она нарабатывать авторитет. — В наши дни Холмс выглядит скромным любителем. Рядовой криминалист проделывает штуки, которые великому сыщику и во сне не снились!

— Рядовых криминалистов нам Серов изображал, — сказал Игнат. — «Колись» и «давай связи» — вся методика.

Ну, сейчас ты получишь сдачи — развеселился Пал Палыч. Кому бросил вызов! Зиночке Кибрит с ее двумя высшими (юрист и биолог), с энергией и сосредоточенным умом, которых хватило бы на троих мужчин, и с женской обидчивостью за любимую науку!