Читаем без скачивания Гибель Киева - Валерий Грузин

Второй этап операции «Устрашение» предстояло провести в налоговой. ЧК, ГПУ, НКВД, СМЕРШ, МГБ, КГБ. Многие из налоговиков видели себя продолжением списка. Внушать страх и ужас – чем не мотив для убогого службиста? Ведь издавна нет для нашего человека более высокого блага, нежели ощущение власти над другими. Повесь бляху дворнику на грудь, и он сразу преобразится в начальника. И пока в ЖЕКах и прочих заведениях будут восседать на своих толстых жопах тётки, которые не выдают справки, а соизволяют оказывать великую милость просителям, не жить нам в Европе. Впрочем, нам в ней и так не жить.

Александр наблюдал за входом в этот муравейник издали. В основном туда-сюда сновали бухгалтерши, по одеждам которых легко читалось финансовое состояние их фирм. Он знал, что ровно в час пополудни всех посетителей удалят, и в этом табуне будет легко затеряться. Проникать туда лучше минут за двадцать до обеденного перерыва.

Дождавшись появления очередной группы, Александр затесался в её серединку и, мельком показав паспорт, дескать, спешу, надо успеть, юркнул вовнутрь. Побродив коридорами, обнаружил, что к любой двери прилипла улитка очереди. Везде, абсолютно везде околачивались люди, так что приклеить на стену фото начальника этого заведения мог только классный фокусник. Единственным местом уединения оставались разве что туалетные кабинки, дверцы которых он и украсил начальственным ликом с жирной надписью наискосок «Не пойман, но вор!».

Скинув красный галстук и замешавшись в толпе изгоняемых на обеденный час посетителей, Александр покинул помещение детского садика, приспособленного под грозную службу.

Он зашёл в кафе и заказал кофе с коньяком. За ближайшим столиком восседала миловидная мордатенькая особа лет двадцати. В шифоновом платье в мелкий цветочек с преувеличенным по смелости декольте. Оно и понятно: коровья грудь, очевидно, была её главной ударной мощью. «Наверняка при ходьбе косолапит», – подумал он. Но всё же испросил разрешения присесть. В ответ барышня хмыкнула и достала мобильник, дескать, востребована. «Понаехало, – подумал Александр. Если не из деревни, то из Николаева».

Впрочем, мысли Александра блуждали вдали от этой провинциальной охотницы. Он решал задачу: когда лучше звонить клиенту? Сегодня вечером, когда тот будет пребывать во власти свежих впечатлений, или позже?

Что за первый вариант? Он ещё не успеет всё обдумать, ни с кем не успеет посоветоваться, а значит, будет эмоционально нестабилен. Что против? Он может быть охвачен яростью и в пылу своей донецкой непосредственности может послать его подальше в надежде найти и обезвредить.

Позвонить завтра утром? Лучше даже разбудить. Что «за»? Во-первых, он наверняка будет плохо спать и сниться ему должны кошмары. Во-вторых, решимость придёт к нему не раньше, чем он выпьет кофе. В-третьих, способность спокойно рассуждать к нему вернётся через часок-другой. Так что действовать будет на инстинктах. Что «против»? Всё же у него будет время, и он может ещё с вечера посоветоваться с кем-то толковым и проснуться с принятым решением. Такой возможности давать ему нельзя.

Звонить надо сегодня. И цену повысить. Пусть уразумеет: любая оттяжка влечёт за собой большую потерю денег.

Если и на этот раз не сработает, придётся приступить к третьему этапу – «Устрашение». Выполнить его будет легче: разослать по почте конверты с теми же фото коллегам по работе и в школу, где учатся его дети. Придётся поколесить, чтобы не бросать в один почтовый ящик. Вот только спешить не следует. Лучше подержать его в страхе. Не беда страшна, а ожидание её прихода. Пусть помучится. Да и цену надо поднять.

За этими хлопотами саднящее чувство от бегства Цок-Цок несколько притупилось, но не ушло. Как кончик тупой иглы, неведомо каким образом засевшей в сердце.

Вот-вот, и наоборот

В надежде вновь встретить Цок-Цок Александр оказался на той же скамеечке и в то же, что и вчера, время. Дневная суета угасала, мышцы расслаблялись, лица разглаживались. Покой опускался на город в обнимку с вечерней прохладой. Разогретые камни отдавали добытое днём тепло.

Откуда Александру было знать, что всего за пару минут до его появления на бульварчике тут пронесла свою прямую спинку настоящая Цок-Цок, а ещё через пару минут после его ухода она пронесёт её в обратном направлении и оба раза окинет пустую скамеечку сожалеющим взглядом. Впрочем, что-то в эфире удержалось, и это что-то ввергло Александра в грустную задумчивость.

Вроде всё шло по плану, и безоблачное небо сияло чистотой, однако где-то там далеко зародилось облачко тревоги. Александр пытался представить себе душевное состояние клиента. Внешне он производил впечатление стабильного человека, у которого в жизни всё действует по его раскладу и на всё навешены ценники. Например, цена вот этого интеллигента без связей, без хватки, без перспектив, а с одними знаниями и принципами – сто долларов, а вот того начальника райотдела милиции – сто тысяч. Без затей. И, надо же, такой сбой!

Нарисовался клиент по собственной инициативе. К Александру обратилась за помощью старая знакомая, по имени Полина, славная женщина, с вечно извиняющимся не известно за что лицом. К ней средь бела дня явился донецкий и без всяких предисловий о погоде и нынешней дороговизне предложил продать квартиру. Огромную, на третьем этаже всем известного дома на Крещатике, в том самом, где некогда размещался книжный магазин «Дружба», в котором в брежневские времена продавали книги из стран соцлагеря.

Нынешним пленникам интернета не понять той радости, которую испытывали киевские интеллигенты, добывшие там что-то польское о культуре Франции. А как иначе было прознать, что пишут, думают и рисуют в Европе? Разве что по нещадно заглушённым радиоголосам да через коммунистическую L‘Humanite. Посему среди продвинутых киевлян той поры почти не попадались люди, не умеющие читать по-польски. Иначе, считай, что над тобой захлопнулась крышка гроба.

Квартира ей перешла от мужа, собственного корреспондента московской центральной газеты. Местная власть таких представителей столицы империи побаивалась, ибо не имела над ними контроля, и всячески ублажала, вот и выдала жилье центрее некуда. Со временем муж поменял покорную Полину на строптивую секретаршу.

Постепенно квартира ветшала, но своего величия не теряла. Александр забредал туда пару раз и неизменно поражался непомерной огромности коридоров, чуланов и кухни.

Представитель города, прославленного миллионом роз и ста тысячами выброшенных в подъездах шприцов, уже прикупил соседнюю квартиру. Надо полагать, для его библиотеки она оказалась слишком мала, а может, и белый «Стейнвей» требовал большего пространства для лучшей акустики (знаете ли, звучание концертного рояля в комнате и зале разнится), и ему ничего другого не оставалось, как расширить свои владения за счёт соседки.

Женщина, с вечно извиняющимся не известно за что лицом, отказывать не умела. Да если бы и попыталась, вряд ли у неё это вышло. Уж таков он, дар убеждения по-донецки. И тут она вспомнила об Александре.

На предстоящую схватку Александр отправился со знакомым юристом. Всё было по-киевски: белая скатерть, душистый чай в расписанных кобальтом тонких фаянсовых чашках с золотыми ободками, абрикосовое варенье в розетках и неспешная беседа о похищенной у Паниковского тросточке.

И тут явился, именно не вошёл, а явился, Он. Стремительный и решительный. В изящную полоску костюм из холодной шерсти, штиблеты из крокодиловой кожи, галстук ручной работы, сорочка из тонкого голландского полотна, стрижка, зубы – всё дорогое.

Он не сел, не присел, не шлёпнулся, а водрузился на стул, предварительно отодвинув его чуть ли не в центр гостиной. Поставил на пол спортивную сумку. Закинул ногу за ногу, и вместе с обнажившейся между носком и манжетой брюк полоской голого тела наружу вылез уровень его вкуса – галстук был синий, а носки коричневыми. Он обвёл присутствующих цепким чёрным взглядом, задерживаясь на мужчинах, будто пришпиливая каждому ценник.

– Я так понимаю: вы – в курсе. Тогда поехали.

Полина ещё не дала согласия на продажу, но согласие его и не интересовало. Юрист повёл было речь о процедуре оформления сделки, о том, кто возьмёт на себя бремя расходов и прочей казуистике. Как известно, донецкие порожняк не гонят, и Решительный (а он, кстати, и не представился) прервал эту бодягу:

– Понял. Значит так, – и он стремительно расстегнул молнию на сумке, – здесь двести пятьдесят штук зелёных. Это на всё. Я так понимаю: ты – юрист. Вот и подмажь кого надо. Будут волокитить – звони, – он вытащил из нагрудного карманчика сорочки визитку, на которой значилось: Эльвира Сидоровна и номер телефона. – Это моя жена. Оформлять на неё и связь через неё. Понятно?