Читаем без скачивания Слабо не влюбиться? (СИ) - Татьяна Юрьевна Никандрова

— Колян, я тогда тебе в личку Васькин номер скину, — словно не замечая напряжения, которым пропитан воздух, продолжает Тёма. — Сконнектитесь там, если че. Погуляете.

Коленька вздергивает уголки губ чуть выше, а я натурально погибаю от стыда. Нет, от такого позора мне вовек не отмыться. Убью Соколова! Четвертую!

— Хорошо, буду ждать, — с неожиданным энтузиазмом отвечает Иванов, а потом (о боже!) подмигивает мне.

Подмигивает, представляете?!

Вдох-выдох, Вася.

Вдох. Выдох.

Так, стоп. Это же не обман зрения? Мне ведь не померещилось, верно? Коленька правда не против со мной пообщаться? Тот самый Коленька, по которому я уже второй год сохну? А-а-а! С ума сойти!

Прощаясь, мальчишки снова жмут друг другу руки, а я отчаянно пытаюсь изобразить спокойствие, хотя подозреваю, что мои пылающие щеки и трясущиеся ладони выдают меня с потрохами.

— Ну че, Васек, — закинув руку мне на плечо, усмехается Артём, — слабо погулять с занудой Ивановым и при этом не краснеть как рак?

— Отстань, — брыкаюсь я. — И вовсе он не зануда!

— Зануда-зануда, — посмеивается наглец. — Скоро сама в этом убедишься.

— Ой, а ты прям все про всех знаешь! — отчего-то мне обидно за Коленьку. — Торгуй давай, Соколов! Не отвлекайся!

Отворачиваюсь от друга и повыше задираю подбородок.

— Эй, малая, чего кусаемся-то? — недоумевает мальчишка. — Это ж я тебя с твоим Ивановым свел! Ты мне спасибо сказать должна!

— Спасибо, — ерничаю я. — Доволен?

— Спасибо в карман не положишь, — парирует он. — С тебя массаж ног.

— Еще чего! — фыркаю. — Я не просила тебя мне помогать!

— Да без моей помощи ты бы за ним до выпускного хвостиком таскалась, так и не решившись заговорить!

Конечно, таскалась бы. Я ведь в принципе жутко стеснительная. Но массировать Тёмкины копыта я все равно не собираюсь! Слишком много чести!

— Ладно, Васек, расслабься, — после недолгого молчания примирительно выдает Соколов. — Ничего мне от тебя не нужно. Я ж по дружбе подсобил.

Когда он со мной так разговаривает, с улыбкой и ласково, я не могу на него злиться. Вот правда. Сразу начинаю таять, словно ледышка на сорокаградусной жаре.

— Спасибо, — отвечаю я. На этот раз искренне. — Как думаешь, я ему понравлюсь?

— Солнцева, да этот ботан после десяти минут общения будет без ума от тебя! — Тёма треплет меня по волосам. — Даже не сомневайся!

Эх, все-таки я немного погорячилась. Несмотря на вздорность характера, друг у меня что надо. Вот за такие моменты я его и люблю! Умеет он поднять настроение! Как никто другой умеет.

— Ты лучший, Тём, — чувствуя необъяснимую теплоту в сердце, говорю я. — Ну хочешь, я тебе и правда пятки помассирую? Для тебя ничего не жалко.

— Ладно уж, малая, живи, — отмахивается он. — Давай лучше распродадим все скорее, и сразу в Мак рванем. А то так жрать хочется.

Кивнув, снова затягиваю волосы в пучок и расправляю плечи. Навскидку у нас осталось чуть больше пяти килограммов огурцов, а значит, они разойдутся меньше, чем за час.

Еще немного — и нас ждет веселье. Сегодня мы с Тёмой заслужили!

Глава 5

Когда запасы огурцов наконец иссякают, Соколов театрально раскланивается перед сердобольными старушками, запихивает внушительную выручку в карман своего потасканного рюкзака и, по привычке закинув руку мне на плечо, устремляется к остановке.

Мы весело болтаем, обсуждая минувший день, когда у тротуара притормаживает нужный нам троллейбус, до отказа забитый людьми. Толкаться в толпе разгоряченным летним зноем тел совсем не хочется, но выбор невелик: либо ехать в тесноте в душной жестяной коробке, либо пилить целых пять остановок на своих двоих. А мы с Темой и так изрядно подустали.

— Ох, давай хоть к окну, что ли, проберемся, — ворчу я, направляясь к распахнувшимся дверям троллейбуса. — А то опять все ноги оттопчут…

— Блин, у меня кеды белые, — вздыхает друг, опуская взгляд на свои новенькие конверсы, а затем хитро щурится и добавляет. — А слабо на краше прокатиться? Зайцем?

Несколько секунд во мне происходит ожесточенная внутренняя борьба. С одной стороны, такая вот «невинная» поездочка вполне способна обернуться большими неприятностями: нас могут оштрафовать, да и рога у троллейбуса вроде как под напряжением. Но с другой — признаться Артёму в том, что мне слабо, язык не поворачивается. Я же не какая-то там размазня, которая боится административных штрафов и электричества! Я — Вася Солнцева, и мне все нипочем!

— А давай! — соглашаюсь я, с упоением наблюдая знакомый шальной блеск в глазах друга. — Только ты первый лезь.

— Без базара, — кивает Соколов, отступая от металлических дверей, в которые, работая локтями, ломится народ с остановки.

Поправив рюкзак на плечах, Артём огибает троллейбус и цепляется за перекладины лестницы, ведущей на крышу. Пара-тройка размашистых движений — и вот он уже наверху. Сидит, свесив ноги, и с вызовом мне улыбается.

— Матерь божья! Ишь че удумали! — раздается испуганный вопль у меня за спиной. — А ну-ка слезайте, безобразники! А не то полицию сейчас вызову!

Оглядываюсь на звук и вижу полную бабульку с раскрасневшимся как помидор лицом. С небывалой прытью она семенит к нам, угрожающе размахивая тросточкой и, кажется, вот-вот вцепится в меня своими пухлыми ручищами. Ну или съездит по голове этой самой тросточкой. Судя по ее разъяренному лицу, бабулька взбеленилась не на шутку.

Торопливо хватаю поручни, и в этот самый момент троллейбус лениво, будто превозмогая себя, трогается с места. Быстро-быстро перебирая ногами и руками, взбираюсь на крышу и плюхаюсь рядом со своим хохочущим другом, которой без всякого стеснения демонстрирует разъяренной бабульке средний палец.

— Тём, ну ты чего! — возмущенно бью его по ладони. — Она же старая! Так нельзя!

— Старая и злая как собака, — Соколов продолжает заразительно смеяться. — Поверь, малая, она бы нас с тобой не пощадила.

Оклемавшись от первого шока, я усаживаюсь поудобней и принимаюсь озираться по сторонам. Троллейбус тащится еле-еле, поэтому мимо вполне себе размеренно плывут серые здания многоэтажек, зеленые шевелюры тополей и разноцветные вывески магазинов, выстроившихся вдоль дороги.

— А что будет, если кто-то и впрямь вызовет полицию? — спрашиваю я, любуясь тем, как солнце путается в золотистых прядях Артёма.

Волосы у него светлые, прямо-таки пшеничные и немного вьются. Вкупе с огромными голубыми глазами это придает ему сходство с ангелом. Ну или с мальчиком из рекламы зубной пасты, который сражает всех наповал своей ослепительной белозубой улыбкой.

Знаете, а оказывается, Соколов красивый. Даже очень. Раньше я об этом не задумывалась, но теперь вот отчетливо понимаю: на его озорные веснушки и трогательные ямочки, которые проступают на щеках во время улыбки, нельзя смотреть без восхищения. Он весь такой