Читаем без скачивания Зимняя ночь - Салам Кадыр-заде

Пальцы Рахмана затекли от тяжести корзины, но он не хотел менять руку, боясь расстаться с локтем Дилефруз, Ему не терпелось услышать ответ на свое предложение.

- Скажи теперь ты что-нибудь, Дилефруз-ханум, а то все я да я. Согласна или нет?

Дилефруз мечтала ответить на подобный вопрос с тех пор, как поступила работать продавщицей в зеленую будку.

- Что же мне сказать? - голос Дилефруз дрогнул, - От судьбы не уйдешь. Если это благое дело v нас получится, ты увидишь сам, какая я хозяйка. Будешь у меня как сыр в масле кататься.

Это была самая счастливая минута в жизни Рахмана.

- Спасибо, Дилефруз-xанум. Ты согрела мое сердце. Да вознаградит тебя Аллах!

В узких темных улочках крепости Рахман осмелел еще больше и обнял Дилефруз за талию.

- Не надо... Стыдно... - Дилефруз хотела вырваться, но Рахман не отпускал.

Наконец, они остановились у дома Дилефруз. Рахман поставил на землю корзинку с яблоками. Дилефруз прислонилась к воротам и, склонив набок голову, томно глянула на Рахмана. Казалось, ноги ее вот-вот подогнутся и она упадет к нему в объятия. У Рахмана забилось сердце.

- Дилефруз-хамум, - забормотал он нерешительно. - Сегодня пригласишь меня к себе?

Женщина кокетливо улыбнулась и покачала головой. Осмелев, Рахман схватил ее за плечи и притянул к себе.

- Нельзя так мучить человека, Дилефруз-ханум. Согласись... Пойдем к вам, посидим... Мне столько надо тебе сказать! До утра буду говорить - и то всего не выскажу.

Кажется, хачмазские яблоки смягчили сердце Дилефруз. Она не вырывалась из объятий Рахмата, а наоборот, прижималась к нему все ближе и ближе. Запах ее волос пьянил Рахмана.

Так пойдем же к тебе, Дилефруз-ханум. - шептал он. - Посидим немного... Пойдем, пойдем...

- Хорошо, только ночью ты обязательно уйдешь... - голос Дилефруз прозвучал глухо.

Женщина высвободилась из объятий Рахмана, оправила платье, пригладила волосы.

- Я пойду первая... А то соседей неудобно. Ты пережди полчаса, потом позвонишь три раза. Я сама выйду и открою калитку.

- Слушаюсь, душа моя, слушаюсь, жизнь моя. Сделаю, как прикажешь...

Дилефруз взяла корзинку и исчезла в темноте.

У Дилефруз была небольшая комната с двумя окнами на улицу. У двери стояла старая никелированная кровать, застланная шелковым покрывалом. Над кроватью коврик: два оленя на фоне живописного пейзажа. Выше - портрет Дилефруз, сделанный несколько лет назад: игривая улыбка, полуобнаженные плечи, глубокий вырез на груди. На шкафу сидела большая, с новорожденного ребенка, спящая кукла.

В комнате царил беспорядок. Подоконники были завалены грязными тарелками, стаканами, банками из-под простокваши, склянки от лекарств, картофельной и луковой шелухой.

Дилефруз схватила веник и наскоро подмела пол. Подоконник накрыла газетой. Скатерть вытряхнула во дворе и опять постелила на стол. Сменила в графине воду.

На туалетном столике в рамке под стеклом стояла фотографии покойного мужа. Дилефруз сунула ее под тюфяк, заново перестелила кровать.

Она не привыкла так много работать, быстро двигаться. Ее даже пот прошиб.

Рахман должен был вот-вот прийти. Дилефруз переоделась, привела себя в порядок у зеркала и вышла в галерею. Теперь она готова была встречать гостя...

Бежали минуты, но Рахман не звонил. Дилефруз не выдержала, открыла окно, выглянула на улицу. Никого! Тогда она выбежала за ворота. Рахмана и там не оказалось.

"Куда он исчез?" - подумала женщина. Настроение было испорчено.

Дилефруз вернулась в комнату, взяла из корзины яблоко, но откусить не успела: у ворот трижды позвонили. Казалось, электрический провод от звонка проходил через сердце Дилефруз. Она вся задрожала. Затем подбежала к зеркалу, оглядела себя с головы до ног и бросилась к воротам.

Рахман вошел во двор, прижимая к груди большой газетный сверток, и, как вор, озираясь по сторонам, на цыпочках двинулся к галерее.

Дилефруз закрыла дверь на щеколду и пригласила гостя в комнату.

- Проходи, пожалуйста.

На пороге Рахман внимательно огляделся, затем протянул хозяйке сверток.

- Только не сердись на меня, Дилефруз-ханум. Я без твоего разрешения купил бутылку коньяка. Пять

звездочек. - Рахман подсел к столу. - Клянусь дорогой жизнью, я не из тех, кто обожает выпивку. Купил просто так, чтобы мы не скучали, да беседа была приятней.

Горлышко бутылки, прорезав бумагу, выглядывало из пакета. Дилефруз выложила на стол хлеб, консервы, колбасу, сыр.

- Что ж, купил, так купил... Только напрасно, я ведь не пью.

Через минуту стол был накрыт.

Рахман снял шапку и повесил на блестящую никелированную шишку кровати. Пиджак набросил на спинку стула. Повертел в руках бутылку.

- Может, налить все-таки?

- Что ты, что ты! Не буду. - Дилефруз откусила яблоко. - Ах, какое сладкое!

- Ешь на здоровье, - Рахман поднял рюмку. - За твое счастье, Дилефруз-ханум - Выпил и чмокнул губами, покачал головой: - Напрасно не пьешь, Дилефруз-ханум. Это настоящий нектар.

Рюмка коньяку натощак развязала язык Рахману, сделала его болтливым, как попугай.

- Я; Дилефруз-ханум, - начал он, - не из породы каких-нибудь слабоумных неудачников. Мне еще никогда не приходилось нуждаться в еде или деньгах. Ты ведь знаешь, сейчас война. Людям живется несладко. Мне же, слава Аллаху, жаловаться не на что. Я - обыкновенный проводник, но живу куда лучше многих своих начальников. Да благословит Аллах память того, кто придумал вагонные колеса. Пока они вертятся, я буду как сыр в масле кататься. Если б только не вот эта проклятая штука. Рахман с силой хлопнул себя по выпяченному животу, - стал бы миллионером.

Рахман вторично наполнил рюмку, выпил и продолжал:

- Клянусь твоей дорогой жизнью, Дилефруз-ханум, одна только у меня забота: нет в доме женского глаза. Ну, скажи, куда это годится? Прислугу держать не могу. Боюсь соседей. Мало ли что подумают и скажут... А будет в доме законная жена, кто меня упрекнет? Не так ли, душа моя?

Дйлефруз кивнула головой. Рахман все больше распалялся.

- Не думай, что я хвастаюсь. Я - дальновидный предусмотрительный человек. Клянусь твоей драгоценной жизнью, не лгу. Да не пойдет мне впрок этот хлеб, который мы едим... Да, да, я очень, дальновидный человек.

Дилефруз слушала, и маленький, невзрачный мужчина вырастал в ее глазах, превращался в самого умного и сильного человека в мире.

Рахман поднял бутылку и с мольбой посмотрел на Дйлефруз.

- Послушай... Может, выпьешь немного?

Дйлефруз кокетливо поджала губы и опустила ресницы.

- Ну, ради меня, Дилефруз-ханум.

Хозяйка улыбнулась:

- Хорошо, раз ты так просишь, выпью немного... Только ради тебя... Но боюсь, утром просплю и опоздаю на работу.

Дйлефруз принесла для себя рюмку. Рахман наполнил ее.

- Опоздаешь на работу? Не бойся. А я на что? Думаешь, у меня нет своих людей? Клянусь твоей драгоценной жизнью, один мой дружок, доктор, может дать тебе больничный лист на целый год. О чем беспокоишься?

Стоит мне попросить этого друга, он живого человека представит в справке мертвецом.

Рахман говорил с большим жаром и даже вспотел. Он достал платок, вытер лоб, шею. Затем поднял рюмку.

- Выпьем, Дилефруз-ханум, за наше будущее! За наше общее счастье.

- Будь здоров.

- Будь здорова, душа моя.

Чокнулись. Выпили. Дйлефруз сморщилась. Рахман быстро отрезал кусочек яблока и протянул ей.

Воспользовавшись паузой, Дйлефруз встала из-за стола, подошла к окну и открыла крышку старого патефона.

- А как ты относишься к музыке?

- К. музыке, говоришь? Очень люблю наши старинные песни. И еще мне нравится мугамат*.

______________ * Мугамат - восточные мелодии (часто импровизации).

Дилефруз смахнула с пластинки пыль, завела патефон. Комната огласилась песней.

Из-за черной занавески на окне в комнату врывался свежий ночной ветерок. Абажур медленно раскачивался из стороны в сторону. По стенам плыли причудливые тени.

Рахман чувствовал себя непринужденно, как дома. Кажется и песня пришлась ему по душе. Расхаживая по комнате, он потряхивал плечами в такт музыке и мурлыкал себе под нос.

Вино - это только причина. Чтоб с нею часочек побыть.

Рахман подошел к окну, раскинул в стороны рута, потянулся.

- Дилефруз-ханум.

Женщина подумала, что Рахман хочет обнять ее и отпрянула назад.

- Рахман!...

Она посмотрела на него осоловелыми глазами и как-то странно засмеялась.

В один миг хмелъ вылетел из roловы Рахмана. Он сел на край кровати.

- Дилефруз-ханум, подойди.

- Не-е-т... - Но глаза ее хитро смеялись.

Рахман встал, схватил женщину за талию и притянул к себе...

Под тюфяком что-то хрустнуло. Это была фотография покойного мужа Дилефруз.

В ДОМЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ МАЧЕХА

Дилефруз переехала к Рахману. Приходилось торопиться: женщина была беременна.

В первое время мачеха обращалась с Адилем ласково, готовила ему вкусные блюда, стирала его рубашки - словом, ухаживала, как за родным сыном. В доме то и дело слышалось: "Адиль-джан, ты устал? Я постелю ляг, отдохни", "Обед стынет, поешь, Адиль-джан", "Не задерживайся в школе. Адиль-джан. Я волнуюсь..."