Читаем без скачивания Бедствие века. Коммунизм, нацизм и уникальность Катастрофы - Ален Безансон

Вот текст, который поднимается над требованиями эпохи, даже над текущими интересами рейха, и обретает универсальное значение: «Все, что мы делаем, должно быть оправдано перед лицом наших предков. Если мы не обретем этой нравственной связи, глубочайшей и наилучшей, ибо самой естественной, то в этом мы не сможем победить христианство и создать германский рейх, который станет благословением для всей Земли. На протяжении тысячелетий задача белокурой расы — господствовать на Земле и всегда нести ей счастье и цивилизацию» (9 июня 1942).

Добро в понимании нацизма состоит в том, чтобы восстановить естественный порядок, который извратила история. Правильная иерархия рас была нарушена такими прискорбными явлениями, как христианство («эта чума, самая тяжелая болезнь, какая постигла нас за всю историю»), демократия, власть денег, большевизм, евреи. Германский рейх — венец естественного порядка, но в нем есть место и другим германским народам — скандинавам, голландцам, фламандцам. Можно даже оставить неприкосновенной Британскую империю — «мировую империю, созданную белой расой» Ступенью ниже — французы, итальянцы. Еще ниже — славяне, они будут обращены в рабство, и численность их будет сокращена: Гиммлер предусматривает «уменьшение» на 30 миллионов. Внутри общества также будет восстановлен естественный порядок, при котором господствуют лучшие, самые твердые, самые чистые, самые благородные: живой пример таковых дает элита Ваффен-СС. Когда Гиммлер произносил эту речь, в больницах и сумасшедших домах уже тайно подвергали эвтаназии неизлечимых больных, инвалидов, душевнобольных, принадлежавших к немецкой «расе».

Веет этого, продолжает Гиммлер, не достичь без исключительно жестокой борьбы. В своих речах он постоянно призывает к героизму, сверхчеловеческому подвигу, высшему чувству долга перед рейхом, особенно когда речь идет о выполнении неприятных приказов: «Мы должны браться за идеологические задачи и следовать судьбе, какой бы она ни была; мы всегда должны жить стоя, не падать, не слабеть, но всегда быть на месте, пока не угаснет жизнь или не будет выполнена задача каждого».

«Окончательное решение еврейскою вопроса» — в некоторых аспектах всего лишь техническая проблема, как использование вошебойки, когда есть опасность сыпняка: «Уничтожение вшей не относится к мировоззрению — это вопрос чистоты. (…) скоро у нас не будет вшей» (24 апреля 1943). Метафора насекомых, подлежащих уничтожению, регулярно появляется в контексте идеологическою истребления. Уже Ленин использовал ее вовсю. Но Гиммлер как хороший начальник говорит это, чтобы ободрить и поощрить своих слушателей. Он знает, что им непросто: могут всплыть ложные угрызения совести, и, чтобы выполнять задачи определенного типа, «нужно всегда сознавать, что мы ведем расовую, первобытную, естественную и законную борьбу» (1 декабря 1943). Эти четыре эпитета адекватно описывают характер нацистской этики.

В речи 6 октября 1943 г Гиммлер излагает свою концепцию «окончательного решения еврейского вопроса»: «Предложение «Евреи должны быть истреблены» содержит всего несколько слов, оно произносится быстро, господа. Но то, чего оно требует от исполнителя, — это самое тяжелое и самое трудное в мире. Разумеется, это евреи, всего лишь евреи, это очевидно; но подумайте о том, какое число людей — даже членов партии — обращались к самым разным службам или ко мне самому с пресловутыми ходатайствами, заявляя, что, конечно, все евреи — свиньи, кроме такого-то или сякого-то — порядочных евреев, которых не надо трогать. Осмелюсь утверждать, что, судя по числу таких ходатайств и таких мнений, порядочных евреев в Германии больше, чем насчитывается евреев вообще. (…) Я настойчиво прошу вас просто выслушать то, что я говорю здесь, в узком кругу, и никогда потом об этом не говорить. Перед нами встал следующий вопрос: что делать с женщинами и детьми? — Я набрался духа и в этом случае тоже нашел очевидное решение. Я не чувствовал бы себя вправе истреблять мужчин — если угодно, скажите убивать или приказывать убивать — и оставить детей, чтобы они выросли и отомстили нашим детям и нашим потомкам. Надо было принять тяжкое решение — смести этот народ с лица земли. Для организации, которой предстоит выполнить эту задачу, это будет самым трудным из всего, что ей довелось делать. Думаю, я смогу сказать, что это было выполнено без того, чтобы наши люди, наши офицеры страдали сердцем или душой. Однако такая опасность существует. Путь, пролегающий между двумя возможностями: стать слишком жестоким, бессердечным и потерять уважение к человеческой жизни или же стать слишком мягким и потерять голову вплоть до нервных припадков, — путь между Сциллой и Харибдой ужасающе узок».

Эта добродетельная золотая середина, которой требует Гиммлер, иногда достигалась: действительно, многие крупнейшие палачи были нежными отцами семейства, сентиментальными мужьями. Он требует, чтобы «задача» выполнялась без вмешательства «эгоистических» мотивов, спокойно, без слабонервности. Пьянствовать, насиловать девушек, грабить в свою пользу депортированных, впадать в ненужный садизм — все это доказательства недисциплинированности, беспорядка, забвения нацистского идеализма, подлежащие осуждению и наказанию.

Нацистская мораль велит следовать порядку, который указан природой. Но естественный порядок не познан наблюдением, а выведен из идеологического знания. Полюс добра представлен «белокурой расой», полюс зла — «еврейской расой». Космическая борьба закончится победой той или другой.

Но тут все ложь. «Рас», как их понимают нацисты, не существует. Не существует и «рослого белокурого арийца», даже если можно себе представить рослых белокурых немцев. И «еврея», как они его понимают, не существует, ибо созданный нацистами расовый образ имеет лишь случайные совпадения с подлинным национальным обликом народа библейского Завета. Нацист думает, что видит природу, но природа прячется за схемой толкования. Историческое и военное положение тоже воспринимается не без искажений. В силу своего нацизма Гитлер развязывает войну — и в силу того же нацизма терпит в ней поражение. Превосходство Сталина состояло в том, что он сумел отодвинуть свою идеологию в сторону на то время, которое потребовалось для подготовки победы. Идеология ленинизма была «лучше», потому что она позволяла такие передышки и политическое терпение, на что нацизм, импульсивный и конвульсивный, был неспособен.

Нацистская этика проявлялась как отрицание этических традиций всего человечества. Ничтожная горстка маргинальных мыслителей осмелилась в порядке эстетической провокации поднять некоторые ее темы. И действительно, род предлагаемого ею натурализма: сверхчеловек, недочеловек, стремление к могуществу, нигилизм иррационализм — заставляет её сползать в эстетику. Это опьяняющий художественный китч: нюрнбергские зрелища, колоссальная архитектура типа построек Шпеера, Мрачный блеск грубой силы. Но в качестве морали она не может породить серьезных продолжателей в истории, где ее извращенность становится очевидной, а сама она не переводится на общечеловеческий язык. Эти две слабости противопоставляют ее коммунистической морали.

Этим и объясняется тот факт, что нацистская мораль была менее заразной, чем коммунистическая, а нацистское нравственное разрушение — менее экстенсивным. «Низшие» расы, расы «недочеловеков» видели в этой доктрине неминуемую смертельную угрозу и не могли ею соблазниться. Сам немецкий народ следовал за Гитлером (насколько следовал) больше из национализма, чем из нацизма. Национализм, естественная страсть, чрезвычайно разжигаемая в последние два века, поставлял противоестественным построениям нацистскою — как, кстати, и коммунистическою — строя свою энергию, свое горючее. Отдельные члены немецкой элиты поддержали приход канцлера к власти, но хулиганский аристократизм гитлеровских отрядов не имел ничего общею с бывшей элитой. Та элита, что опиралась на Ницше, попалась в ловушку, как и все остальные. Что касается лояльности офицерскою корпуса, то она объясняется военными традициями, по случаю укреплявшимися щепоткой кантианства или гегельянства. Солдаты повиновались, как повинуются солдаты.

Вот почему теоретическая вершина нацизма — физическое уничтожение еврейского народа, а затем, в иерархическом порядке, и других народов — была секретом рейха, притом одним из крепче всего охранявшихся. «Хрустальная ночь», которая представляла собой тест, попытку собрать и объединить немецкий народ вокруг великого замысла, не стала политическим успехом. Тогда Гитлер решил выстроить за пределами исторической территории Германии шесть крупных центров массового уничтожения.

Нацистские нравственные разрушения можно описать как концентрические круги вокруг центрального ядра, картину которою дают вышеприведенные фрагменты речей Гиммлера. Это ядро сформировано теми, кто полностью принял нацизм: сердцевина партии, сердцевина Ваффен-СС, сердцевина гестапо. Практиков истребления — еще меньше. В большем их числе нацизм и не нуждался: высокоразвитый немецкий промышленный и технологический потенциал позволял экономить на рабочей силе. Несколько сотен эсэсовцев, управлявших лагерями смерти, поручали «черную» работу самим жертвам. Личный состав «айнзатцгруппы» набирался без всякой предварительной подготовки В литературе отмечалось, что члены этих подразделений убийц теоретически могли оттуда уйти. Но тоща их ожидали крупные неприятности, начиная с отправки на Восточный фронт. Эти люди были — или стали — чудовищами, но нет уверенности, что все они были фанатиками нацистской идеологии. Среди любого народа нетрудно набрать столько убийц и пыточных дел мастеров, сколько потребуется. Идеологическая покраска облегчала их призвание и позволяла им процветать.