Читаем без скачивания Карибский капкан - Давид Павельев

– А теперь мы поедем на мою фазенду, – сказал лишь президент с виноватой теплотой в голосе. – Мария столько слышала о тебе, и будет просто счастлива познакомиться с тобой!

– Боюсь разочаровать её, когда вместо мужественного героя в духе Хаггарда она увидит старую и сморщенную хромую обезьяну… – буркнул Харитонов.

– Ей будет с кем сравнивать… – ответил президент, смысл его фразы Харитонов поймёт значительно позже. – Но если ты будешь так же ворчать, то действительно разочаруешь её. Герои не брюзжат. А мы не должны разочаровывать нашу молодёжь.

– Правильно. Пусть молодёжь сама себя разочаровывает. Потому ворчать не буду. Буду молчать, как вяленая вобла.

Президент всё же не удержался, схватил Харитонова под мышку и, несмотря на то, что тот упирался и сдавленно хрипел, потащил к лимузину.

Как только кортеж развернулся и вырулил с пляжа на дорогу, ветер переменился, и теперь дул с океана на континент. Белый треугольник паруса развернулся на 180 градусов и выгнулся дугой. Яхта на максимальной скорости пошла в сторону столицы.

Глава 4

Министр внутренних дел страны Педро Рамирес пребывал в спокойном расположении духа. Подобного рода событие могло сравниться по периодичности с увеличением премии сотрудникам министерства или с солнечным затмением.

Окна кабинета Рамиреса выходили на океан. Смотря в него, министр мог видеть зелёные волны с голубым отливом, кусочек золотого берега и две склонённые друг к другу пальмы. Такой пейзаж, который скорее напоминал картину, нежели подлинный вид из окна, мог сделать счастливым кого угодно, а уж скрасить тяжкие трудовые будни – так просто за милое дело.

Кого угодно, но не министра Рамиреса. Куда больше внимания и одобрения с его стороны выказывалось двум огромным вентиляторам, которые, подобно верным стражам, всегда стояли за его спиной и обеспечивали комфортный климат, обдавая мощными потоками свежего ветерка. Эти двое действительно несли большую ответственность перед всей страной, ибо их главной обязанностью было постоянно охлаждать министра, который нагревался как снаружи от раскалённого солнца, так и изнутри, от не менее горячего темперамента. А перегрев министра грозил тем, что он взорвётся, или же, чем-нибудь, что ещё хуже.

Но сейчас оба вентилятора могли позволить себе особо не усердствовать. Министр, как уже было отмечено ранее, был спокоен. Он сидел, откинувшись в кресле, в котором тонуло все его тело, и даже смотрел в окно. Правда, пейзаж всё же оставлял его безразличным. Рамирес не был романтиком, и для него это был всего лишь вид из окна (раз есть окно, в него что-то должно же быть видно, не так ли?)

А началось всё с того, что министр решил смотреть на жизнь философски. Философию Рамирес любил, хотя в юности, если хотел иногда просветиться каким-нибудь трактатом, почти сразу же не без раздражения откладывал его в сторону, так как не мог понять ни строчки. Это его не огорчало, ведь не все могут запомнить заумные, надуманные термины. А главное, зачем? Неведение в философских сочинениях отнюдь не мешает относиться к жизни философски.

Безусловно достойное желание переменить образ жизни и категорию мышления последовало за рядом неприятных для министра известий, первым в череде которых было, безусловно, известие о прибытии Кондрата Архиповича Харитонова. Оно было получено по длинным и извилистым каналам информации, начинающимся среди сотрудников авиакомпании-перевозчика, и заканчивалось в кабинете с видом на пальмы и океан. Объективно министр не мог объяснить себе, чем ему так не понравилось прибытие Харитонова. Он даже толком не знал, кто это такой. Слышал только, что этот русский некогда оказал некую большую услугу президенту Гонзалесу (то, что Харитонов был народным героем было несколько преувеличено: скорее, он был полулегендарной фигурой, вроде Кетцалькоатля, предания о котором добрые дедушки рассказывали своим внукам на сон грядущий). У Рамиреса такого дедушки не было (а по возрасту он и сам должен был бы выступать рассказчиком), с раннего детства он был солдатом, потому о сведениями о Харитонове он обладал весьма поверхностными. Но интуитивно Рамирес почувствовал, что прибытие на вид безобидного старичка-боровичка может изменить расстановку сил и перевернуть всю партию с ног на голову.

Доклад полковника Гарсии о представлении в аэропорту подтверждал это подозрение.

А вторым «пренеприятнейшим» известием для министра стало сообщение аналитиков его ведомства: попытки наркомафии проникнуть на «чёрный» рынок страны не увенчались пока что особым успехом.

Как уже наверно заметил читатель, министр Рамирес был весьма противоречивым человеком. Во многом потому, что был блестящим министром. Выходец из беднейшей неграмотной семьи, вынужденный с малолетства уйти в партизаны в горы, он горячо приветствовал революцию, свергнувшую режим Мерды. Рамирес помнил о причине, заставившей его и многих других стать по сути разбойниками – поиск пропитания. И это в стране, где еда буквально на каждом шагу – протяни руку да сорви банан! Во время тирании военной хунты Мерды такая вольность каралась расстрелом.

С приходом Гонзалеса всё изменилось. Демократичный президент решил продовольственную проблему природным путём, устроив общественные плантации, куда любой трудящийся гражданин мог прийти и бесплатно набрать столько, сколько нужно. Большинство граждан трудились на этих же самых плантациях, что решало так же и проблему трудоустройства, и проблему оплаты труда (другое дело, что дальше этой реформы дело не пошло, но президент объективно сделал всё, что мог).

Педро Рамирес, пылкий революционер и сторонник реформ, решил встать на защиту нового порядка. Став свидетелем положительного изменения в жизни его страны, он всем своим существом возненавидел криминал, ведь на смену одним разбойникам неизменно приходили другие. Рамирес не понимал этих людей. «Если государство дало возможность жить честно и получать по труду своему, нужно быть безмозглым животным, чтобы быть паразитом и грабить его! – часто повторял Рамирес во время собраний активной революционной молодёжи.

Рамирес поступил на службу в только что сформированную полицию, в отдел уголовного розыска, который он очень быстро возглавил благодаря природной смекалке и служебному рвению. К тому моменту Рамирес, ещё недавно совсем не умевший читать и писать, не только овладел всеми этими дисциплинами, но и освоил юриспруденцию, экономику, теорию управления, словом, пожал все возможные в молодой республике плоды просвещения (к этому периоду его жизни относятся и его неудачные философские опыты).

На него быстро обратил внимание президент Гонзалес и вскоре предложил занять пост министра внутренних дел. Если Гонзалесу и пришлось вскоре пожалеть об этом предложении, то отнюдь не из-за того, что Рамирес плохо справлялся со своими ответственными обязанностями. Благодаря грамотной кадровой политике (именно он, Рамирес, несмотря на личную неприязнь, способствовал продвижению по службе талантливого оперативника полковника Гарсии, и не его одного) и крепкой, хорошо законспирированной агентурной сети, министру удалось сначала полностью контролировать «чёрный рынок», а затем, перекрыв таким образом разбойникам канал снабжения оружием и информацией, задушить все крупные бандгруппировки.

С самого первого дня своего пребывания в должности, Рамирес показал, что он не станет скрывать свою позицию по какому-то ни было вопросу, даже если она идёт вразрез с позицией самого президента. Таким образом, истинный революционер, привыкший бить своего врага до конца, составил единственную оппозиционную силу демократичному до мозга костей Гонзалесу. Яблоком раздора между ними стала нынешняя система исполнения наказаний, приходившаяся Рамиресу мягко выражаясь не по нраву. Будучи главой уголовного розыска, Рамирес не интересовался дальнейшей судьбой преступника, которого ему удалось арестовать. Его обязанности заканчивались на передаче дела в суд республики, и он очень хотел, чтобы его побеждённый враг получил по «самое небалуй». Преступник, по его мнению, не заслуживал прощения. Это особая порода человека, если человека вообще. Рамирес считал, что вор при нынешнем порядке крадёт исключительно в силу порочности своей натуры. А это значит, что никакая тюрьма не сможет исправить его. А если учесть, что в тюрьме многие из них чувствуют себя как в родном доме, и питаются теми же бананами, собранными для них руками честных тружеников…

Став министром, Рамирес узрел суть демократичного и гуманного правосудия. Уголовники, после привычной встречи с сотрудниками полиции, отправлялись на парочку лет «отдохнуть в санатории», как называл это сам министр. Несогласие с этим приницпом сделало его рьяным противником демократии Гонзалеса, да и демократии вообще. Он призывал вновь ввести смертную казнь за самую малейшую кражу. Основным доводом его оппонентов было то, что это вернёт страну в эпоху Мерды, установит гнетущую атмосферу страха и недоверия. Рамирес продолжал настаивать на том, что это – единственный путь, способный привести страну к процветанию.