Читаем без скачивания Другие. Боевые сталкеры - Сергей Зверев

— А сейчас к клубу никто не проезжал?

Мужик чешет затылок, сдвинув шапку, и возвращает кожаный головной убор в исходное положение.

— К клубу нет. А вот к Поверкину какой-то на «Победе» завернул. Цветом на твою похожа. — И, переложив снова перепачканную лопату из руки в руку, мужик указал на «ЗИС».

— Черная «Победа»? — уточнил майор.

— Зачем черная, вот горе-голова?.. — огорчился сельчанин и снова показал на транспорт руководителя райкома. — Я же говорю, как у тебя!

— А она у меня что, не черная, что ли? — рассердился Стольников, уже прикидывая, как это он, проехав всю деревню, не заметил «Победы».

— Черная! — закричал, как недоумок, мужик. — Только у тебя она вся черная, а у него понизу!

Мужик вышел из себя, в планы Стольникова это не входило.

— Ну ладно, ладно, — улыбнулся он, простреливая взглядом весь двор и улицу за ним. — А что, этот Поверкин в том доме живет, с крышей из шифера?

— Чудак-человек, ей-богу, — уже смирившись с тем, что приезжий идиот, заговорил мужик. — Поверкиным у нас пруд именуется, вон там, — он показал, — за селом. Туда он и поехал, черный, как фонарь под глазом. Опустил все стекла, красуется, буржуй… Там дорога объездная, на Крохаль.

Разговор состоялся. Развернувшись, Стольников сжал челюсти так, что хрустнули зубы, и пошел к машине. Проезжая десять минут назад по деревне, он видел холм, закрывающий перед ним горизонт, он видел дорогу, уходящую за него, но не предполагал, что машина двинется именно туда. Там нет деревни, там чистое поле, заканчивающееся через несколько километров лесом. Теперь выяснялось, что дорога ведет не к ферме, то есть в тупик, а к объездному пути, который может выходить на магистраль до Грозного совершенно с неожиданной, ведущей в столицу трассы. Направления, они все на карте, и их не минуешь. Но сколько вот таких дорог без маркировки и федерального обозначения!

— Это что за придурок? — спросил Жулин.

— Где?

— С которым ты разговаривал. Лично я ничего не понял.

— С людьми нужно чаще общаться, товарищ прапорщик. Тогда научишься понимать.

Через пять минут они стояли и курили, жадно втягивая смолу и никотин в тех пропорциях, что указаны на их пачках. Дорога уходила в лес. Она укатана, но неизвестно, что ожидает их в этом лесу. Могло случиться так, что, углубившись в него на десяток километров, машина могла сесть. Хорошо, если сядет «Победа». А если сядет «ЗИС»? Или просто упрется в поваленное Жданом дерево — и те же десять километров придется пятиться обратно… Такую поездку коробка передач не выдержит.

У Ждана выбора нет. У разведчиков, слушающих каверзные частушки, доносящиеся от клуба, он тоже отсутствовал. Однако ехать вперед, в неизвестность, — это был не самый лучший вариант.

— Где эта дорога выходит на трассу?

— Ты кого спрашиваешь, командир? — усмехнулся Баскаков.

Майор вернулся к Жулину.

— Этой дороги на карте нет, — развел прапорщик руками. — Нет! Она отсутствует как таковая, потому что никому нет до этого дела. Ни геодезистам, ни председателю, ни Центральному комитету партии.

— Не будем винить Центральный комитет партии и председателеву дочь, — пробурчал Стольников. — Сами в задницу заехали…

Прислушавшись к звукам, доносившимся от клуба, и бросив взгляд на уходящую в лес дорогу, майор двинулся к машине.

— Кстати, — бросил он через плечо, уже подбирая куртку, — пришло время поздравить молодых.

Пьяные голоса орали частушки все громче и громче, и когда Мамаев выключил зажигание, почти уткнувшись радиатором в крыльцо клуба, они уже грохотали, раздражая слух. Пить, это было очевидно, здесь было что, с закуской проблем также не наблюдалось, поэтому сельчане из пятьдесят девятого года пили, ели, пели и плясали. Не все, конечно. Большая их часть сидела по дворам и подсчитывала, во что обойдется праздник председателю загибающегося колхоза…

«Победа» — с трудом прочитал Стольников название колхоза на табличке года эдак сорокового, и над вывеской: «Еще один петух откукарекал» — на листе ватмана. Эта вывеска была свежей.

На доброй свадьбе не бывает незваных гостей.

Председатель оказался не из интеллектуалов даже деревенского толка. Присутствующих он преувеличенно именовал «народом».

— Вона сколько доброго народу наехало!

Мутный самогон в дореволюционных штофах почему-то называл «беленькой».

— Или же вам, в связи со служебными обязанностями, красненькой? — В этом, по его мнению, заключалось различие состояния работника в выходной день от его состояния на службе.

А дочь свою, метнувшуюся к новым гостям, — «цыклетарем сельсовета», причем последнее звучало так, словно Стольникова и иже с ним знакомили не с визжащей прыщавой стервой с отсутствием разума в глазах, а с артисткой Любовью Орловой.

Молодая была высока ростом, худа, как Жанна перед сожжением, челюсть ее, украшенная двумя золотыми зубами, постоянно болталась от хохота, что с первого же мгновения знакомства с ней заставило майора поверить в переселение душ. Перед ним стояла молодая, совершенно не-управляемая лошадь.

Жених был невысок ростом, узок в плечах, на роль жокея подходил менее всего и зачем-то постоянно давил из себя, по-молодому неумело, улыбку. Саша и ему попытался найти подходящее сравнение и вскоре вспомнил, где подобные улыбки встречаются — чаще всего в зале суда, дабы успокоить родителей, сразу после объявления приговора. Во всей этой свадьбе чувствовалась какая-то плохо замаскированная фальшь, и вскоре Стольников догадался почему. Улыбка жениха, радостные прискоки молодой, очумевший от выпитого и ставший всем милым тесть, утонувшая в пляске свадьба с озорными похотливыми частушками — это самая настоящая липа. Улыбка была резиновой, прискоки со взлетавшей на воздух фатой — истеричными, а счастье председателя — плохо скрытым желанием разбить будущему зятю морду. Стольников пригляделся в поисках ответа и скоро его обнаружил. Основная и единственная причина того, почему малец «откукарекал», крылась в слегка выступающем животе молодой.

— Совет да любовь, — скромно поздравил майор всех присутствующих, не обращаясь ни к кому конкретно. Выполнив таким образом свой человеческий долг, он по-свойски подобрал локоток папы невесты и повел его вон.

Последним из зала уходил Баскаков. На самом выходе он остановился, подумал о чем-то, после чего обернулся и с улыбкой Мефистофеля приглушенно крикнул: «Горько!» И пропал из виду, не желая видеть зрелища, к коему призывал.

— …Я могу сам пойти!

— Нет, Семен Семенович, — мягко уговаривал его Стольников. — Не нужно таких жертв. Ценю вашу гражданскую позицию, но мне лучше увидеть того, кто ходит в лес, добывает дичь, возит из лесу дрова… Словом, знает эту местность как свои пять пальцев.

Этот короткий диалог состоялся сразу после просьбы майора подыскать человека, хорошо ориентирующегося в здешних местах.

— Да я!.. Да лучше меня!.. Я тут колхозы… — Председатель осекся, потому что даже сильное алкогольное опьянение не позволило ему сказать о том, что это именно он создавал в этом районе молодой Страны Советов первые колхозы. Плюс к этому по всему было видно, что в лес за дровами он не ездит. Стольников уже начал догадываться, что новоиспеченный тесть не совсем понимает, о какой дороге речь. — Я сейчас беру ружье, и мы идем.

— Куда? — подал голос уже догадавшийся обо всем Жулин. Бестолковый разговор ему надоел, и прапорщик, чтобы быстрее направить командира в нужное русло, решил взять вожжи в свои руки.

— На кабана, конечно. — И два глаза председателя, похожие на дно стакана с недопитой «беленькой», вразнобой мигнули. — Вы не представляете… А, как говорится, рядом с селом проходит миграционная тропа кабана. Они идут на пастбища… К травке… К угодьям… Там егеря. Я сейчас их кликну.

Стольников положил ему руку на плечо:

— Семен Семенович, а кто живет в том доме, с красной крышей? Мужик лет пятидесяти пяти, с бороденкой куцей?

Руководителя колхоза «Победа» пришлось «прокачивать» еще добрых четверть часа. Он не то чтобы не хотел говорить правду. Он ее знал и готов был поделиться, но состояние его, отягощенное несоответствующим его весу самогоном, заставляло тестя то бросаться в зал, то плакать, вспоминая юность какой-то Нади — дочери, вероятно, то кричать: «Я не позволю!» — то подозрительно вглядываться в лицо Стольникова и говорить: «А вот вы… да, вы, товарищ, документы, как говорится, имеете?»

Очень трудно в пятьдесят девятом году рассказывать о НИИ, полковнике Ждане, Другой Чечне и временах, когда ракеты есть даже у корейцев. Поэтому приходилось постоянно уходить от прямых ответов и варьировать. Что, разумеется, не могло оставаться вне подозрений постоянно. Тем более что председатель трезвел с каждой минутой.