Читаем без скачивания Другие. Боевые сталкеры - Сергей Зверев

— Как-то странно вы одеты, товарищи из райкома, — внезапно обнаружил он. — Что за одежда такая смешная?

Сам он был одет в серый мешковатый, явно не по размеру костюм, брюки которого были заправлены в сапоги. Воротник его белой рубашки был выведен на лацканы пиджака и отличался гигантскими размерами.

— Да ты вроде тоже в прикиде не от Армани, — заметил Лоскутов, который уже терял терпение.

— Странные вы, товарищи. А я могу позвонить в райком?

Ситуация стала угрожающей. Нужно было имя проводника, председатель не по своей воле делал все возможное для того, чтобы Стольников его никогда не узнал.

— Нам бы на улицу, — как-то нехорошо проговорил Баскаков, ковыряясь в ухе какой-то бронзовой головы на такой же бронзовой подставке. Отливали ее, наверное, большим тиражом и руками не самого лучшего скульптора СССР, а потому суровое лицо со слепым, но пронзительным взглядом было одновременно похоже и на Тимирязева без его знаменитой ермолки, и на Калинина со снятыми пенсне, и на Дзержинского в не самые лучшие дни его пребывания в Петропавловской крепости.

— А-а… — завопил председатель, когда за клубом ему врезал по печени Ключников.

— Тебе решение райкома, значит, похер? — грозно молвил Айдаров, опустив руки в карманы. — Кулак? Отвечать! Кулак?

— Да что вы, товарищи!.. Я советский человек! Из бедняков…

Рядом стояла металлическая бочка, доверху наполненная дождевой водой. В нее-то и опустил председателя по пояс Ключ. Головой вниз…

Стольников с равнодушным взглядом и спокойно покуривавший прапорщик стояли метрах в десяти от действа и предупреждали попытки вываливающихся из клуба лиц разыскать внезапно выпавшего из праздника тестя, свекора, кума и свояка. «Он на минутку вышел в сельсовет», — пояснял майор, ничуть не стесняясь своей роли на шухере. Проблема на минуту улаживалась, а потом, словно в непрекращающемся приступе дежавю, выходили все те же и спрашивали, где тесть, свекор и кум.

Через десять минут Ключников и его собеседник приблизились к машине. Председатель загнивающего колхоза «Победа» имел вид человека, который только что вышел из парной. Волосы влажны, тяжелое дыхание, усталая поступь. От опьянения остались лишь запах и внешний вид человека, выпившего не более ста граммов «красненькой».

— Я народ подниму, — неуверенно пообещал он.

— А я его положу, — сказал майор. — За контрреволюционный мятеж в период развитого социализма. И будет тебе свадьба с приданым, касатик.

Председатель ничего не понимал. Если товарищи из райкома, зачем бьют? Если бандиты, почему ничего не забирают?

— Вы, я вижу, уже в состоянии соображать, — заметил Саша. — А потому давайте знакомиться с самого начала. На вашу свадьбу пришли люди, отвечающие за безопасность будущего ваших внуков. Потому я вас спрашиваю: кто в деревне является лучшим знатоком этих мест вообще и вон той дороги, — он показал, — в частности?

Сказав это, Стольников вынул из кобуры «Гюрзу» и прижал ствол к голове председателя.

— А я разве не говорил?

— Нет.

— Ермолаич. Он живет вон в том доме с красной крышей. Пойдемте, я вас хоть с молодыми познакомлю…

— В другой раз.

Ермолаичу Стольников захотел оторвать воротник от фуфайки сразу же, едва вошел во двор. Это был тот самый мужик, с которым разведчики разговаривали на въезде в деревню. Формально Ермолаич был прав. Его никто не спрашивал о дороге, а на все остальные поставленные вопросы он ответил еще полчаса назад, с навозными вилами в руках. Но по существу выходило, что, если бы лучший в Гурьяново проводник соображал не как собака Павлова, а как здравомыслящий человек, это сэкономило бы группе майора тридцать минут.

Дорога, уходящая в лес вокруг Поверкиного пруда, была дорогой необычной. Она начиналась в деревне, но заканчивалась в лесу. Ровно через пять километров, то есть на том расстоянии, на котором председатель разрешал рубить для топки дрова. Тракт, наезженный сотнями тракторов, машин и подвод, упирался в лесоповал.

Кроме того, дорога имела несколько ответвлений, «потому как Стешкины, те, дураки, предпочитают осину, весь люд рубит березняк, а Хохленок, тот берет липу». По этой причине через четыре километра основной путь расходился в три стороны, «потому как каждому дураку ясно, что липа вместе с березой не цветет».

— Хорошо бы мы выглядели, углубившись в лес на четыре версты, — пробормотал Стольников, давя в себе неприязнь к Ермолаичу. — Как три богатыря на распутье. Я вот, к примеру, понятия не имею, какие дрова Ждан предпочитает.

— Товарищи, вы по какой линии будете? — вопросительно прищурился проводник. — Из лесничества?

— Из общества защиты диких животных.

— Вон оно как?

— Поведешь?

— Дык ить… Посмотри на двор, начальник. — Ермолаич повел грязным рукавом вдоль неплохо ухоженных и по-хозяйски прочно стоящих построек. — Все валится. А где денег на матерьял взять?

После этого председатель стал видеть некоторый резон в специфике общения неизвестных с отдельными представителями его малой родины.

— Да я тебя… — начал он, краснея от стыда за земляков.

— Что ты меня?! — взъярился дед. — В этом году какие-то суки корову зарезали, со стадом не вернулась — ты нашел?! Ты нашел?! Старуха чуть умом не тронулась!

— Это просто беспредел какой-то, — забормотал Стольников, проникая рукой куда-то под куртку и глядя на председателя. — Сами выделите товарищу корову и быка или мне письменно обращаться в райком партии с жалобой на председателя-оппортуниста?

— Товарищ!.. — заорал председатель. — Да что мы, сами проблему не решим?! Утром же получит и корову и быка!

— Я проверю… — Стольников посмотрел на председателя многозначительно и вынул руку из-за отворота.

— Слово коммуниста!

— Это дело. Старик, — он кивнул сельчанину, — поторапливайся!

Через двадцать минут, большая часть которых ушла на запуск стариковского трактора по кличке Трумэн, по дороге, ведущей в лес, двинулась странная процессия. Впереди шел грузовик «АМО», из капота которого, как из самовара, торчала дымящаяся несгоревшей соляркой труба. Следом ехал «ЗИС». Процессия направлялась в лес. Поскольку подобного идиотизма никто из местных доселе не видел, посмотреть вышли все, включая свадебных гостей.

— Не боись, — увещевал перед стартом Ермолаич, — четыре километра все будет нормально, а вот перед развилкой его трахома обязательно встанет. Колея узкая, так что если решит обратно податься, то это только задницей. Или развернуть машину руками. Ту «Победу» придется бросить, это я тебе авторитетно заявляю… Зря я ружье не прихватил?

— А кого это ты имеешь в виду? — тихо проговорил Стольников.

— Да ладно, сам в Смерше служил… Военного преступника преследуете?

Стольников улыбнулся:

— Да ты, оказывается, свой человек?

— Я те вот что скажу, товарищ из КГБ… Этот, за которым вы гонитесь, он прихватил с собою двоих.

— Что?

Саша сидел в Трумэне рядом с проводником, грохот был отменный, поэтому ему показалось, что он не расслышал.

— Я говорю, — повысил голос мужик, — двоих он из села прихватил. В качестве проводников. Я их знаю. Один контуженый, в первые же дни войны списали по ранению, а второй, гад, в полицаях под Винницей служил. У меня только пока доказательств нету. Сынок одного раскулаченного… Так вот, они с ним поехали, дорогу показывать.

— Значит, их уже трое…

— А чего этот, на «Победе», натворил? С немцами путался? Или с Америкой связался?

— И то и другое.

Саша увидел севшую на брюхо «Победу» ровно через полчаса. Дверь водительская и дверь задняя, правая, были распахнуты настежь, в замке зажигания торчал ключ. Соскочив с трактора и подбежав с «М16» к машине, майор осмотрел салон. Все стекла машины, включая и заднее, отсутствовали.

Труп хозяина машины был переселен из «Победы» в завершающий свой жизненный путь «Москвич» желтого цвета в самом начале погони, Саша это знал. Вот — мозги на стойках кузова, левом подголовнике и крыше салона слева. С этим все понятно, это останки того, кто был найден в багажнике под Войцеховкой.

— Их трое. Не исключено, что проводники вооружены. Ждан их чем-то взял, а это значит, что они ушли с ним сознательно и навсегда. Дед свидетельствует, что у одного темное прошлое. Поэтому стесняться они не будут. Здесь мы в безопасности, но как зайдем в чащу, ждите любой пакости.

Их дискуссию прервал короткий резкий звук. Им оказался свист меж редких желтых зубов, вырвавшийся только что изо рта Ермолаича.

— Туды подались! — кричал он Стольникову так, словно тот был глухой. И махал при этом в направлении Москвы, Новосибирска и Владивостока одновременно.

— А что там? — щелкнув зажигалкой, даже не прикрываясь — в лесу была тишь, словно на фотографии, — пробурчал майор. Он совершенно не был похож на человека, захваченного погоней. Или устал, или не видел перспектив.