Читаем без скачивания Я чувствую себя гораздо лучше, чем мои мертвые друзья - Вивиан Шока

Под ногами влажная трава, раскидистая ива закрывает ее от солнечных лучей. Ствол под спиной Бланш пружинит, словно ткань шезлонга. Природа повсюду: под ее ступнями, в ее ладони, в ее глазах, на всем лице. Вдалеке идет мужчина, он здесь, его взгляд прикован к ней. Запрокинув голову, Бланш устремляет взгляд к макушке ивы, метрах в восьми у них над головой, смотрит на золотисто-коричневое сплетение ветвей, потом стягивает с себя платье, снимает все остальное. Кора царапает ей спину. Большая раскидистая ива растет неподалеку от Марны, они шли до нее полдня, торопливым шагом, достаточно долго в конечном счете. Ствол крепкий, и ей достаточно приподнять одну ногу, левую, и бедра ее раскрываются. Он тут же оказывается рядом, и ничто не мешает ему гладить ее лицо, он касается ее щеки большим пальцем, и это простое движение воплощает в себе всю нежность мира. У подножия дерева они слушают, как ветер теребит листву.

На большом столе разложены разные предметы, Бланш аккуратно складывает их рядом, в одну линию.

«Так, давайте посмотрим, что тут у нас. Итак, у нас имеются:

– деревянная трость,

– пенал, чернильница и пепельница из хрусталя с гравировкой,

– книга в черно-красной обложке,

– небольшой медальон на золотой цепочке

– и презерватив».

И они утверждали, что у них ничего нет? Результат превзошел ее ожидания. Безделушки, как улики в «Клуэдо»[9]: некоторые, возможно, станут вещественными доказательствами. Дело набирает обороты.

«Кто-нибудь хочет лимонада? Сегодня опять жарко и душно. Августовская влажность, точно подмечено, Габриэль. Ну что, вам не терпится все узнать? Вы правы: я тоже сгораю от любопытства».

Бланш не лукавит. Виктор просит слова первым.

«Ну, что же здесь принадлежит вам, Виктор? Эта трость. Вырезанная из орехового дерева. Какая она гладкая. Потрогайте. Да, Сюзетт, посредством какого-либо предмета вполне можно рассказать о себе. Можете пожимать плечами, мы договорились, что попытаемся это сделать, это мое сегодняшнее задание. Итак, Виктор, куда вы нас поведете?»

В полосатом костюме, какого она на нем еще не видела, Виктор старательно протирает свои очки в черепаховой оправе, дохнув на них несколько раз, надевает их и пытается изобразить улыбку марсельского главы мафиозного клана. Наконец он начинает рассказ. Южное направление, провинциальный Дром[10], середина 1980-х годов.

У Виктора и Анны, его жены, свои привязанности. Начиная с луга, прилегающего к дому с бирюзовыми ставнями, на выезде из Венсобра. Каждое лето в июле Виктор и Анна ставят на лугу свой трейлер и устраивают лагерь. На четыре полных недели. Их временные соседи приносят им фрукты, дыни и даже мороженое, когда становится совсем жарко. Девочка из дома с бирюзовыми ставнями часто бегает вприпрыжку по лугу и машет им рукой. У них это стало традицией. В Венсобре время бежит быстро: пешие прогулки с Анной, разбирающейся в бабочках, рыбалка по вечерам, купание в тихих речных заводях, солнечные ванны на плоских прибрежных камнях… Сплошное наслаждение. Однако неизбежно наступает утро, когда нужно возвращаться домой. В одно такое утро, – Виктор не помнит, в каком именно году, – в воздухе уже чувствуется приближение осени, настолько, что приходится надеть шерстяные трико. Виктор и Анна разговаривают мало, ведь нужно много всего сделать – проверить мотор, колеса, ремни, заполнить холодильник бутылками с водой, убедиться, что все правильно упаковано для обратной дороги. Они молча собираются, когда внезапно на луг прибегает девочка, которой только что исполнилось десять лет. Она с улыбкой на губах и слезами в глазах бросается к Виктору и сует ему в руку красивую трость из орехового дерева.

«Как вы все можете убедиться, на конце трости вырезаны красивые цветочные лепестки».

Пока она произносит свои комментарии, трость переходит из рук в руки. Бланш видит, как Виктор вытирает носовым платком вспотевшую шею. Он слишком часто склоняет голову набок, словно у него начался тик. Ее это беспокоит.

Тогда, в Венсобре, девочка убежала, исчезнув в листве, словно маленькая птичка. Они привезли трость в Париж, вместе с остальными вещами. Следующим летом в доме с бирюзовыми ставнями все изменилось: теперь там жил угрюмый холостяк. Анне очень не нравился его взгляд. Он потребовал денег за аренду луга, и немалых, и им пришлось поехать в другое место. Виктор с Анной взяли курс на Дордонь[11]. Прошло много лет… И вот в один прекрасный день Анна сообщила, что узнала девушку на площади Мадлен в Париже. Стоял июнь. Девочка, жившая в их воспоминаниях, повзрослела на десяток лет, и однажды она задержалась перед витриной магазина купальников. Анна… Она не решилась с ней заговорить. Она вернулась домой в странном душевном состоянии, то и дело что-то роняла в кухне, и наконец, повернувшись к Виктору, Анна закричала: «Я превратилась в старуху, и эта проклятая трость, висящая над нашей кроватью, не смогла этому помешать! Я превратилась в старуху, тогда как она…»

Виктор ищет глазами трость, которую ощупывают любопытные руки, не в состоянии продолжать дальше. Его толстые пальцы начинают дрожать.

«Значит, вы сохранили эту трость из орехового дерева?» – говорит Жанна.

Преодолев болезненную робость, она приходит ему на помощь. Жанна долго смотрит в глаза Виктору, поджав губы. И это срабатывает. Виктор встряхивается и продолжает рассказ. Желая успокоить Анну в тот вечер, он сказал (ему это очень хорошо запомнилось): «Разумеется, мы постарели. Но мы провели вместе столько прекрасных летних дней!»

Собравшиеся за столом дружно кивают в знак одобрения. Странно, продолжает Виктор, но именно эта фраза пришла ему в голову, когда умерла Анна. На ее похоронах, десять лет назад, он подумал: «У нас с тобой было столько прекрасных летних дней!»

«Значит, – настаивает Жанна, и ее маленький подбородок дрожит так сильно, что кажется, ей самой сейчас потребуется помощь, – вы сохранили эту трость из орехового дерева?»

Бланш пытается сменить тему, пока все не пошло насмарку. Нервозность в комнате нарастает.

«Смотрите, дерево нисколько не потускнело. По-прежнему красивого рыжего цвета. А ведь лето действительно скоро закончится. Я прикрою окно, не возражаете? Со ставнями нам будет прохладнее».

Ее каблуки стучат по полу. Одним движением она погружает комнату в безмолвный полумрак, в тонких лучиках света, пробивающихся сквозь ставни, танцуют тысячи пылинок. Бланш скручивает свои светлые волосы в пучок на затылке.

«Так-так, не раскисаем! На столе много других вещей, мы только начали! Ничего страшного, Од, всего лишь немного слюны на вороте, сейчас вытру. И сделаю всем кофе, мы ведь не собираемся останавливаться на полпути. Кто следующий?»

Присутствующие не сводят глаз с презерватива в яркой упаковке.

«Кто-нибудь расскажет, как он здесь оказался?»

Молчание.

«Хорошо. Продолжим, когда будете готовы».

Тишину нарушает звяканье стекла. Саша, попросившая слова, внезапно поворачивается к соседке справа, с недовольным вздохом. Бланш понимает, в чем дело.

«Рене, вам лучше положить это на стол. Саша нервничает. Да, ей это не нравится, взгляните на нее. Ничего страшного. Вы правы, речь идет о хрустальном пенале. В комплекте с чернильницей и пепельницей… точнее, чашечкой для смачивания марок, кажется, так называется этот предмет? Похоже, они все принадлежат одному человеку…

Вам, Саша. Это подарок вашей матери на ваше первое причастие. Ей эти вещи достались от ее прабабушки. Они датируются тысяча восемьсот пятьдесят восьмым годом, в то время они составляли идеальное оформление письменного стола девушки…»

«Добропорядочной девушки из добропорядочной семьи!» – шипит, словно змея, Рене.

Саша парирует:

«Не всем повезло прожить такую распутную жизнь, как мадам».

Склочницы в доме престарелых. Перепалка забавляет присутствующих мужчин. Пытаясь сгладить напряженность, Бланш продолжает:

«Итак, Саша, в шестидесятые годы…»

Саша работала в центре планирования семьи. Это было еще до появления противозачаточных пилюль и принятия закона о легализации контрацепции[12]. В их парижское отделение, где кофе лилось рекой днем и ночью, приходили женщины, в любое время суток, и разгневанные, и растерянные. Порой опустошенные, поскольку они делали себе спринцевание марганцовкой или использовали вязальные спицы, чтобы спровоцировать выкидыш. У некоторых после жутких страданий начинался тяжелый сепсис. Саша утверждает, что за время работы в центре она поняла одну вещь: проблема бесплодия заслуживает не меньшего внимания, чем таинство зачатия…

«Вы хотите что-то добавить, Рене? Видите, как много можно рассказать, беря за основу маленький предмет… Жанна, теперь вы побледнели. Жанна хочет, что бы все знали, какой чудесный у нее сын. Странно, я его не знаю, никогда его здесь не видела. А кто-нибудь из вас видел? Никто. Ах, он редко приезжает в „Роз“. Слишком много работы. Даже по воскресеньям он не расстается с ноутбуком… И потом, детям не нравятся дома престарелых. А вам самим они разве нравятся?»