Читаем без скачивания Шпага чести - Владимир Лавриненков

…После кратковременного отдыха французских летчиков в Гурьеве Ли-2 взяли курс на Иваново через Москву.

— Смотрите, — шумел Ноель Кастелен, неотрывно глядя в иллюминатор, — тут та же пустыня, только совершенно белая.

— Ровная, как биллиардный стол, — добавил Дидье Беген. — Растет ли здесь что-нибудь летом?

— А что, тут и лето бывает? — простодушно удивился Альбер Дюран, Он очень мерз, и ему казалось, что холода никогда не кончатся. «К ним нужно привыкать, как к нелюбимой жене», — думал Дюран, хотя о женах, как почти все «нормандцы», имел смутное представление. В эскадрилью набирали в основном холостяков во избежание трагических последствий в оккупированной Франции.

…Каждый четверг генерал Пети направлялся на студию «Радио-Москва» для участия в передаче «Сражающаяся Франция» — в Советском Союзе». Диктор Люсетт Моро, обаятельная молодая женщина, зачитав различные сообщения, предоставляла слово главе французской военной миссии в Москве. Пети всякий раз обращался ко всем честным французам, напоминал им о призыве генерала де Голля, рассказывал о тех, кто уже сражается под его знаменами на разных фронтах.

Закончив выступление, он часто приглашал Люсетт к себе на Кропоткинскую, где в компании советского секретаря-переводчицы мадемуазель Мисраки и двух молодых сержантов-бретонцев Анри Бурвео и Жана Венеса они проводили длинные зимние вечера.

Люсетт Моро приехала в СССР в 1931 году. Ее отец — высококвалифицированный механик — прибыл в нашу страну еще раньше для участия в строительстве заводов в Магнитогорске. Когда в Париже умерла жена, он предложил семнадцатилетней дочери перебраться в Россию. Люси согласилась. Но отец не стал звать ее на Урал, а устроил у знакомых в Москве, Девушка сразу же взялась за изучение русского языка и вскоре сносно овладела им. Работать пошла в одно из московских конструкторских бюро. Там Люси познакомилась с советским инженером, вышла за него замуж, А потом один из друзей свел ее с сотрудником радиовещания на франкоязычные страны. Пробы прошли успешно — Люсетт стала диктором. С первых дней войны ей пришлось пережить тяжелую трагедию — на фронте погиб муж. Вскоре умер отец.

Пети знал, как Люсетт в своем одиночестве тосковала по Франции, видел, с каким трепетным волнением воспринимала каждую весточку, все, что так или иначе касалось далекой родины. И всегда старался принести хоть самую маленькую новость, которая могла бы обрадовать ее.

На этот раз у него был для Люси такой сюрприз, от которого она просто пустится в пляс. Но не хотел сразу открывать карты.

— Дорогая Люсетт, сегодня обязательно приходите к нам. Будете очень довольны.

— А что произойдет?

— Вы запомните этот вечер на всю жизнь.

— Ладно, мой генерал, не стану расспрашивать, но прошу разрешения захватить с собой подругу.

— А кто она?

— Жижи? Человек такой же судьбы, как и я. Недавно познакомилась с ней. Живет со мной в «Метрополе».

— Чем занимается?

— Работает на швейной фабрике. Очень хорошо вышивает.

— Вышивает, говорите? — генерала осенила какая-то мысль. — Хорошо, пригодится. Приходите вдвоем! — заключил твердо.

Это был сюрприз, действительно потрясший Люси: ей и Жижи генерал Пети со всей галантностью представил их соотечественников — военных летчиков в полной национальной форме. В первые минуты взволнованные женщины ничего не могли сообразить. Откуда здесь эти парни со столь звучными французскими именами: Марсель Альбер, Дидье Беген, Ив Бизьен, Ролан де ля Пуап, Ноель Кастелен, Раймон Дервиль? Как попали сюда, какая судьба привела их в Москву? Что им предстоит?

«Нормандцы», в свою очередь, увидев столь милых француженок, искренне недоумевали: откуда они здесь? Какие пути-дороги привели их в военную миссию?

Обоюдные вопросы очень быстро сами собой разъяснились. Люсетт и Жинетт плакали, не стесняясь слез. Они видели перед собой людей, не сложивших оружие, благодаря чему начнется возрождение их родной, любимой Франции.

Летчики тоже не скрывали восторга, открыто выражали его Люси и Жижи, благодарили судьбу за то, что отныне в России у них есть свой уютный очаг на Кропоткинской и что, вспоминая компанию столь надежных, добрых существ, можно будет хоть немного отдохнуть от боев, отвлечься от фронтовых забот и тревог.

Люси и Жижи были горды и счастливы. Здесь, в Москве, они как бы олицетворяли для лучших сыновей Франции, вставших на борьбу за ее честь и независимость, свою далекую родину.

Впервые почти всю ночь в особняке на Кропоткинской не стихала музыка. После долгих мытарств по свету, утомительного перелета из африканского зноя в российскую стужу летчики наслаждались уютом, мирной передышкой. Передышкой недолгой, миром почти призрачным. Но всем удалось отвлечься, вспомнить такие недавние предвоенные годы, друзей, которых неизвестно куда разбросали военные ветры.

Люси, Жижи, мадам Мисраки не знали ни секунды покоя — да разве откажешь, когда приглашают к танцу эти бравые, элегантные кавалеры, каждый из которых считал бы себя обойденным, если бы ему не удалось вновь и вновь закружить по блестящему паркету столь очаровательных партнерш.

Только один из них одиноко сидел в углу на мягком стуле и с завистью следил за весельем своих товарищей.

Генерал Пети, заботившийся, чтобы никто не скучал, сказал на ухо Люси:

— Вот тот парень, Ив Бизьен, умирает от желания потанцевать с вами. Но очень застенчив. Помогите преодолеть эту слабость — на фронте у него не будет лучшего воспоминания.

Люси ускользнула от красавца Марселя Альбера, подошедшего к ней с явным намерением пригласить к танцу, и направилась в дальний угол.

— Ив, дорогой, сегодня надо веселиться.

Спокойно взяла за руку вконец оробевшего Бизьена и вывела в центр зала.

Танцевали танго «Говорите мне о любви». Его почему-то очень часто ставил Жан Тюлян. Вот он завел патефон, оглянулся, увидел, что Люси, Жижи и мадам Мисраки уже заняты, сел верхом на стул, положил руки на спинку, уперся в них подбородком, уставился взглядом в одну точку и слушает, слушает… Похоже было, что он весь предался безмерно дорогим воспоминаниям. Кончилась мелодия, Тюлян механически переставил патефонную головку на край пластинки, и снова зал наполнился томным, напевом с воркующими французскими словами «говорите мне о любви…»

Это было на руку Бизьену. Он не выпускал Люсетт, водил и водил ее по кругу, без конца о чем-то болтал, млея от счастья столь близкого общения с девушкой.

— Ив, летчик не должен быть таким стеснительным, — мягким, грудным голосом говорила Люси.

— Перед красивыми девушками я всегда теряюсь, — откровенно ответил он.

— В таком случае вам достанется в жены самая красивая на свете.

— Почему?

— Потому что женщины легко угадывают тех, кто может по достоинству оценить их красоту.

— Почему же тогда вы не угадали?

— Ого! — удивилась Люси. — Вы стеснительны, но наблюдательны…

Жан Тюлян перевернул пластинку — полилась какая-то полуцыганская мелодия. Минутной паузой воспользовался Альбер Литольф — стройный, корректный, сдержанный.

— Разрешите! — обратился он к Люси.

Откровенно говоря, ей хотелось еще поговорить с Бизьеном — какой женщине не нравится, когда предметом приятного разговора становится она сама? Но Литольф умел себя поставить так, что ему трудно было отказать. Бизьену оставалось только снова отправиться в свой угол. За ним пошел и Пуликен. Дружески положил ему руку на плечо.

— Не надо грустить, дорогой Ив, вернемся во Францию — все наверстаем.

— Вы правы, мой майор. Только когда это будет?

— Будет, Ив, обязательно будет.

Тюлян отошел от патефона — кто-то завел новое танго. Танцы продолжались. Они помогали Пуликену открывать подчиненных ему людей с совершенно неожиданных сторон. Никому раньше не приходило в голову, что так стеснителен Бизьен, легко поддается грусти Тюлян, холодно-корректен Литольф, весел и любезен Дюран, галантно-учтив Прециози, горяч, энергичен Риссо, светски предупредителен де ля Пуап, шутлив, неназойлив Мишель Шик…

Время от времени музыка прерывалась, все подходили к столу и стоя произносили тосты. За свободную Францию, за успех миссии «нормандцев», за столь неожиданную теплую встречу в Москве.

Вот наступил очередной антракт в танцах. Марсель Лефевр поднял наполненный искрящимся шампанским бокал:

— Друзья! Мы покинули свою поруганную родину, чтобы вернуться к ней победителями. Другого пути у нас нет. Выпьем за победу!

— Франция проиграла сражение, но не проиграла войну, — добавил Пети.

— Браво, генерал! — воскликнул Марсель Альбер.

— Не мне браво, дорогой, это сказал де Голль, — уточнил Пети.

— Браво де Голлю! — воскликнули хором обступившие стол летчики и, подождав, пока женщины пригубят бокалы, дружно опрокинули свои.