Читаем без скачивания Прометей № 1 - Альманах Российский колокол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каковы могут быть долгосрочные последствия русской революции? Пока ещё слишком рано пытаться дать окончательный ответ на этот вопрос, и в ходе работы над книгой мне приходилсь не раз указывать, какие последствия может иметь революция. Но здесь, наверное, нужно подвести итоги.
Во-первых, советский опыт внедрения современной цивилизации среди отсталых народов, и особенно укоренение советской системы и коллективных хозяйств как средств самоуправления в аграрных странах – неизбежно окажет огромное влияние в Восточной Европе, Азии и в конечном итоге, возможно, в Африке и Южной Америке.
Во-вторых, СССР на практике продемонстрировал, что социализм – система, которая способна работать даже в крайне неблагоприятных условиях, а советская однопартийная система указала всем высокоиндустриальным странам возможность решения конфликта между экономическим планированием и политической свободой. Всё более очевидно, что абсолютная свобода частного предпринимательства несовместима с требованием среднего гражданина свободы от нужды и свободы от страха. Успехи рационального планирования, полной занятости и всеобщей экономической безопасности в СССР уже установили стандарты, которые приходится принимать во внимание остальному миру. Пример советского социализма неизбежно будет иметь неисчислимые последствия во всех странах в течение очень длительного времени, в том числе в тех странах Западной Европы и Северной Америки, где советские методы управления с наименьшей вероятностью будут использованы во всей их полноте.
Наконец, усиливая оба из положений, русская революция продемонстрировала, что простые люди на Земле (и, по сути, из очень отсталой страны) способны захватить власть и управлять государством бесконечно более эффективно, чем «избранные». С такой точки зрения, каждая из побед Красной Армии в последней войне против Германии побуждает к действиям больше, чем десятки манифестов Коммунистического Интернационала.
В статье «Удержат ли большевики государственную власть?», написанную за три недели до Октябрьской революции, Ленин высказал такую мысль: «…Силу сопротивления пролетариев и беднейших крестьян мы ещё не видали, ибо эта сила выпрямится во весь свой рост лишь тогда, когда власть будет в руках пролетариата, когда десятки миллионов людей, раздавленные нуждой и капиталистическим рабством, увидят на опыте, почувствуют, что власть в государстве досталась угнетённым классам… Только тогда мы сможем увидеть, какие непочатые ещё силы отпора капиталистам таятся в народе… доселе политически спавшем, прозябавшим в мучениях нужды и в отчаянии, потерявшим веру в то, что и они люди, что и они имеют право на жизнь, что и им может служить вся мощь современного централизованного государства…»
Победы Красной Армии в 1918–1921 и 1941–1945 годах воплотили в жизнь предсказание одного англичанина, который 300 лет назад говорил, что в коммунистическом обществе «если иностранный враг попытается напасть, мы все с общего согласия встанем на защиту нашего наследия и сохраним верность друг другу». Кто-то подслушал слова солдата 548-й дивизии, который в канун Октябрьской революции говорил то же самое: «Когда земля принадлежит крестьянам, фабрики – рабочим, а власть – Советам, тогда мы будем знать, за что сражаться, и мы за это будем воевать».
2
Я постоянно возвращаюсь к той особенности русской революции, потому что она подняла бедных и угнетённых и улучшила их повседневную жизнь. Именно это больше всего впечатляет в современных записках о революции, и именно это, вероятно, получит самое широкое распространение. Ибо, как и прежде, мелочи повседневной жизни имеют первостепенное значение для бедных и угнетенных, а они всё ещё составляют большинство населения мира. Лучшее известное мне описание революции – в рассказе одного простого человека, который по стечению обстоятельств направили как комиссара в сельский округ на острове Сахалин. Там на собрании старый крестьянин обратился к нему: «Послушайте, господин начальник, до нас дошли слухи, что в России сейчас идет война среди русского народа – между теми, кого называют большевиками, и другими, которых называют белыми. Говорят, что большевики борются за народ, чтобы больше не было царя и чтобы отнять землю у господ и отдать крестьянам; мы мало что понимаем. Не расскажете ли вы нам об этом?» Другой крестьянин, ссыльный каторжник, сказал: «Хорошо бы, если бы царь отдал землю крестьянам. Я помню, что в моё время в моей деревне в России ходили разговоры, что со дня на день раздадут землю, но мы её так и не получили». Комиссар, который действительно был очень далёк от большевизма, заключил: «Царило всеобщее волнение. Все говорили, и я видел, что они думали, что произошло что-то новое, от чего жизнь их станет лучше».
Вот что значит революция.
Послесловие. Кристофер Хилл и его книга «Ленин и русская революция»
Для большинства современников Кристофер Хилл всю его жизнь оставался «приемлемым лицом коммунизма» и одним из самых влиятельных исследователей истории XVII века в Англии. Но из всех учёных, посвятивших себя академической карьере, кроме него лишь двое или трое до конца своих дней сохранили безусловную приверженность марксизму. Причём главной темой научных трудов К. Хилла на академическом поприще стала революция и её осмысление на основе материалистического понимания истории.
Опубликованный выше фрагмент из книги «Ленин и русская революция» (1947) написан в рубежное для Хилла-учёного время, когда молодой и амбициозный исследователь уже накопил достаточно знаний и сил для научного рывка в избранной им отрасли знаний. Книга вышла в годы расцвета деятельности Группа историков Коммунистической партии Великобритании – группы, одним из основателей и лидеров которой был сам Хилл…
Обложка английского издания монографии К. Хилла «Ленин и русская революция»
Современник величайших социально-политических потрясений XX столетия Кристофер Хилл практически все свои работы посвятил тому бурному периоду британской истории, обозначенный им как «век революций». Вслед за К. Марксом он показал, что события 1640–1660 годов следует понимать как классическую буржуазную революцию. И только благодаря работам Хилла мировая историческая наука перестала смотреть на события тех десятилетий как на гражданскую войну, акцентируя внимание на революционной сущности произошедшего.
В одном из интервью Хилл поведал, как именно у него возник интерес к истории и почему он применил новый подход к изучению английской революции XVII века: «…Полагаю, что я начал с того, что испытал неприязнь к огромному количеству стереотипов, существовавших в 1930-е годы… Думая о XVII веке, об английской революции (тогда она не называлась “революцией”), припоминаю, что целиком и полностью её обсуждали с помощью религиозных терминов. Слово “революция” в значительной степени представляло табу, за исключением случаев, когда оно употреблялось в контексте
