Читаем без скачивания Покров для архиепископа - Питер Тремейн

— Не бойся, Эадульф. Я, в общем, говорю это просто так, потому что пока еще не могу согласиться с Римом во всем. Но ради нашей дружбы давай больше не будем это обсуждать.

Они шли дальше по широкой улице, Эадульф чуть сзади. Несмотря на все философские расхождения, Фидельме было хорошо рядом с ним. Когда их мнения разделялись, она подсмеивалась над ним, а он всякий раз простодушно хватал наживку, однако все это было по-дружески, без всякой злобы.

Через пару минут Фидельма сказала:

— Надо полагать, Его Святейшество хорошо принял Вигхарда.

Все эти семь дней, с тех пор как она приехала, Фидельма и Эадульф почти не виделись. Тогда она слышала, что Вигхард со своей свитой уже несколько дней, как прибыл и что его пригласили остановиться в Латеранском дворце как личных гостей Его Святейшества Папы Римского Виталиана. Фидельма подозревала, что папа очень рад вестям о победе архиепископа Кентерберийского над ирландцами на соборе в Стренескальке.

По приезде, когда она рассталась с Эадульфом и остальными, ей посоветовали небольшой постоялый двор на повороте с Виа Мерулана, рядом с капеллой, воздвигнутой Папой Пием в честь святой Евпраксии. Постояльцы там все время менялись — это были в основном паломники, и кто-то уезжал вскоре после приезда, а кто-то оставался подольше. Содержал гостиницу галльский священник, диакон Арсений, со своей женой диаконисой Эпифанией — пожилая бездетная чета, однако о своих постояльцах, в большинстве своем ирландцах peregrinatio pro Christo, они заботились, как о родных детях.

Пробыв в Риме больше недели, Фидельма так и не видела ничего, кроме небогатого дома Арсения и Эпифании, великолепного Латеранского дворца и пестрых бедных кварталов, лежавших между ними.

— Да, Его Святейшество принял нас хорошо, — подтвердил Эадульф. — Нам отвели лучшие покои во дворце, и мы уже были на аудиенции. Завтра будет церемония обмена дарами, а потом пир. А через четырнадцать дней Его Святейшество торжественно возведет Вигхарда в сан архиепископа Кентерберийского.

— И после этого вы отправитесь обратно в Кент?

Эадульф кивнул.

— А ты — скоро ли собираешься домой в Ирландию? — спросил он и быстро взглянул в ее сторону.

Фидельма недовольно скривилась.

— Как только доставлю послания от Ультана Армакского и получу благословение для устава моей Кильдарской обители. Я слишком долго вдали от дома.

Некоторое время они шли молча. Было пыльно, душно и жарко, даже в тени душистых, пахнущих смолой кипарисов, под сенью которых разместились торговцы со своим товаром. В ту и в другую сторону шли груженые телеги и повозки — это была одна из главных римских дорог. Но даже сквозь стук колес и копыт было слышно стрекотание цикад, прятавшихся в траве от палящего зноя. Фидельма не сразу поняла, откуда исходит этот звук. Как только облако закрыло солнце, цикады смолкли.

Противоположный склон Эсквилина не был плотно застроен, в основном на нем располагались виллы богатых римлян с садами и виноградниками. Здесь росли великолепные дубы, посаженные еще Сервием Туллием, здесь была священная буковая роща — Фагуталис, здесь жил поэт Вергилий, здесь Нерон построил свой Золотой дворец, а Помпей замышлял поход против Юлия Цезаря. Эадульф, прожив два года в Риме, все это отлично знал.

— Ты уже успела кое-что посмотреть в городе? — прервал он дружелюбное молчание.

— Раз уж я здесь, я прежде всего хочу попытаться понять, почему церковь бедняков облачилась в такую роскошь… но нет, — засмеялась она, увидев его нахмуренные брови, — я больше не буду об этом. А что ты хочешь мне показать?

— Например, базилику Петра на Ватиканском холме, там похоронен сам Великий Рыбак, ключник Царствия Небесного. Рядом с ним погребен и святой Павел. Но подходить к этому месту нужно в глубоком покаянии. Горе тому, кто приблизится к гробницам без должного смирения.

— А что тогда произойдет? — недоверчиво спросила Фидельма.

— Рассказывают, что когда епископ Пелагий — не тот, который еретик, тот никогда не был Папой, — а второй из епископов Рима, носивших это имя, пожелал сменить серебряные раки, укрывавшие мощи святых апостолов, то стоило ему приблизиться к мощам, как его охватил беспричинный ужас. И тот, кто руководил работой, умер на месте, и все монахи и слуги, видевшие святые мощи, умерли в течение десяти дней. Говорят, это потому, что Его Святейшество носил имя еретика. И с тех пор постановили, чтобы ни одному Папе не было дано имя Пелагия.

Фидельма, сузив глаза, взглянула на довольное лицо Эадульфа.

Не было ли тонкой местью с его стороны рассказывать ей эту историю?

— Пелагий… — начала она с угрозой в голосе, но тут Эадульф не выдержал и расхохотался, не в силах сохранять серьезность.

— Забудем, Фидельма! Хотя я клянусь тебе, что это правда. Давай только не будем ссориться!

Фидельма сперва недовольно прикусила губу, но тут же ее лицо осветила улыбка.

— Пожалуй, отложим паломничество к могиле святого Петра на другой день, — ответила она. — Диакониса, хозяйка моей гостиницы, водила меня и еще нескольких людей туда, где, как считается, был заточен Петр. Это было удивительно. В камере лежала груда цепей и стоял монах с напильником, и за баснословные деньги мог отпилить для тебя кусок цепи; он уверял, что это те самые цепи, в которые был закован Петр. Похоже, что святой обряд паломничества стал для Рима источником дохода.

Она заметила, что сакс уже некоторое время то и дело оглядывается.

— Послушай, сестра, за нами ходит какой-то круглолицый монах с тонзурой как у ирландца или бретонца. Если быстро оглянешься направо, увидишь — он стоит на той стороне дороги в тени кипариса. Ты знаешь этого человека?

Фидельма посмотрела на Эадульфа в недоумении, а затем бросила взгляд туда, куда он показал.

На миг ее глаза встретились с темными глазами мужчины средних лет, круглыми от удивления. Как и описал Эадульф, он был острижен по ирландскому или бретонскому обычаю: его голова была аккуратно выбрита спереди по линии от уха до уха. На нем были простые домотканые одежды, а лицо было круглое, как луна. Под взглядом Фидельмы монах обмер, а потом, потемнев лицом, быстро развернулся и побежал прочь и растворился в толпе за кипарисами по ту сторону аллеи.

Фидельма повернулась, озадаченно нахмурившись.

— Я его не знаю. Однако он определенно мной интересуется. Ты говоришь, он за нами следит?

Эадульф торопливо кивнул.

— Я его заметил еще у Латеранского дворца. Когда мы шли по Виа Мерулана, он двигался за нами. Сначала я думал, что это совпадение. Но только что заметил, что, когда мы остановились, он тоже остановился. Ты уверена, что не знаешь его?

— Нет. Может быть, он ирландец и услышал, как я говорю. Может, он хотел поговорить со мной о доме, но стеснялся подойти?

— Может быть, — сказал Эадульф недоверчиво.

— Ну, он уже ушел, — сказала Фидельма. — Пойдем дальше. О чем мы говорили?

Эадульф неохотно повиновался.

— Кажется, ты опять осуждала Рим, сестра.

Глаза Фидельмы засверкали.

— Да, осуждала, — согласилась она. — Я даже узнала в общине, где остановилась, что есть специальные книжки для пилигримов, в которых указаны все примечательные места в городе, все усыпальницы и катакомбы, где каждого убеждают потратить все, что есть у него в кошельке, на реликвии и памятные вещи. В нашей гостинице есть такая книжка-путеводитель, называется «Notitia Ecclesiarum Urbis Romae» — «Знакомство с церквами города Рима»…

Эадульф перебил ее:

— Но ведь нужно сохранять память о том, где находятся гробницы и кто в них похоронен, — возразил он.

— А брать с паломников огромные деньги за пузырьки-ампулы с маслом, якобы взятым из светильников в катакомбах — тоже необходимо? — резко ответила Фидельма. — Трудно вообразить, чтобы кто-то верил в чудотворную силу масла из усыпальниц святых.

Эадульф тяжело вздохнул и сокрушенно покачал головой.

— Наверно, нам не стоит больше ходить вместе по таким памятным местам.

Фидельма тут же раскаялась:

— Ну вот, я снова дала волю моему языку и говорю все, что думаю. Пожалуйста, прости меня, Эадульф!

Сакс изобразил на лице осуждение, но, увидев знакомую озорную улыбку Фидельмы, не смог дуться.

— Хорошо. Давай найдем что-нибудь, о чем наши мнения совпадут, — сказал он. — Например… вот, здесь неподалеку — церковь Девы Марии Снежной.

— Снежной?

— Да. Говорят, однажды августовской ночью Пресвятая Дева явилась Папе Либерию и патрицию Иоанну и повелела им построить церковь на Эсквилинском холме в том месте, где наутро будет лежать снег. Наутро они действительно нашли островок снега, точно совпадающий с очертаниями церковного фундамента.

— Такие истории рассказывают о многих церквах, Эадульф, чем же интересна именно эта?