Читаем без скачивания Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект - Виктор Александрович Зубачевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иной подход к проблеме советско-польской войны наблюдаем у И.С. Яжборовской и В.С. Парсадановой. Исследователи раскрывают преемственность политики России в отношении Польши, детально исследуют польский вопрос в годы Первой мировой войны, позиции различных политических сил России относительно будущей Польши, трудное воссоздание Польского государства и определение его границ с учетом геополитического фактора. В центре книги – конфронтация политических и военно-стратегических планов России, Польши, Украины, Белоруссии в 1919 г. и советско-польская война 1920 г. Авторы уделяют внимание также антипольской направленности сотрудничества Германии и Советской России. Несомненно, анализ «синдрома 1920 г.» является осью работы, поскольку исследуются сложные и спорные проблемы. Историки изучают генезис войны, ее историографию и долговременные последствия – антагонизмы и мифологемы вражды[67].
Своеобразно итоги советско-польской войны оценил С.Н. Полторак, подразумевая под формулой «победоносное поражение», с одной стороны, поражение идей Великой Польши, с другой – поражение идеи мировой революции[68]. С историко-геополитических и этнолингвистических позиций политику Советской России в отношении возникших после войны 1920 г. пограничных проблем раскрывает В.Н. Савченко[69].
По-разному трактуют хронологию советско-польской войны и её последствия не только российские (И.В. Михутина считает её хронологическими рамками 1919-1920-е годы[70]) и польские историки, но и англо-американские, хотя автор данной монографии не ставил перед собой цель обзора англоязычной историографии.
Английский историк Н. Дэвис считал, что советские и многие западные учёные игнорировали начало войны в 1919 г. По его мнению, ни большевики, ни поляки не были виновниками войны, поскольку эвакуация германской армии создала вакуум между двигавшимися спонтанно советскими и польскими войсками. Победа Белого движения над большевиками, по словам Дэвиса, была невыгодна Польше, но и Рижский мирный договор 1921 г. оказался тупиком, не решив проблему. Исследователь обратил внимание на негативное отношение британского премьер-министра Д. Ллойд Джорджа к территориальным требованиям Польши на востоке[71].
В отличие от Дэвиса его коллеги Р. Карр и А. Тейлор датируют начало советско-польской войны апрелем 1920 г., а предшествовавший конфликт рассматривают как пограничные стычки. Тейлор в предисловии к книге Дэвиса констатировал: «Эта война (…) определила направление развития русской истории на следующие 20 лет (…) советские лидеры отошли от курса на мировую революцию. Социализм в одной стране, подкреплённый диктатурой Сталина, был прямым следствием советско-польской войны (.). Результат был роковым для Польши. Расположенная между Германией и Советской Россией, эта страна должна была выбрать дружбу с одной из них. Победа над Советской Россией привела польских лидеров к убеждению, что они не могут предпочесть ни одну из этих держав»[72].
Американский историк польского происхождения П. Вандич писал: «Захват Вильно не был началом войны (…), но уже это движение было важно само по себе в запутанной игре Москвы и Варшавы за границы». Но Польша, по мнению этого автора, не была заинтересована «в организации антибольшевистского крестового похода», поскольку, помогая белым, подвергала опасности собственную восточную программу, а отношение Антанты показало, что «русские интересы получают приоритет над польскими требованиями». Вандич полагает, что Варшава маневрировала между генералом А.И. Деникиным и большевиками, а Рижский мир был шагом, «негативные последствия которого были очевидны для Польши больше, чем для России»[73].
Парадигма данной работы основана также на одном из ведущих направлений исторического исследования – «новой биографической истории», переключившейся на неординарного индивида, способного принимать в сложных обстоятельствах нестандартные решения. В каждой исторической ситуации имеется спектр возможных вариантов поведения. Из возможных альтернатив человек делает выбор – действие или бездействие[74].
Примером такого подхода являются работы историка-слависта Г.Ф. Матвеева о Ю. Пилсудском, имя которого много лет было окружено молчанием как в СССР, так в Польше. Этому есть объяснение: Пилсудский, боровшийся за независимость своей страны, был непримиримым врагом как царской, так и советской России. В самой Польше он установил диктатуру, жестоко подавлял оппозицию, поощрял возникновение культа своей личности. Тем не менее, несмотря на это, Пилсудский остается виднейшим польским политиком первой половины XX века, восстановителем польского государства, ярким и неординарным человеком, личность которого наложила отпечаток на все последующее развитие страны. Рассуждая о советско-польской войне 1919–1921 гг., Матвеев настаивает, что стороны конфликта были в равной степени виноваты в его развязывании. Он отвергает господствующий в современной польской историографии термин «польско-большевистская война», предпочитая определение «польско-советская» или «советско-польская война». По мнению историка, акцент на «большевизме» искажает сущность конфликта, в основе которого лежала не идеологическая борьба, а территориальная[75].
Иначе трактуют ученые сегодня и характер советско-германских отношений, позицию обеих стран в отношении Версальской системы, порожденных ею территориальных проблем. Военно-политическим отношениям между СССР и Германией посвятил свою книгу С.А. Горлов. Представленные им документы раскрывают начало контактов и подготовку военного сотрудничества. Материалы ЦК РКП(б) показывают, как принимались политические решения, военные документы – как решения реализовывались. Военно-политические отношения, по мнению Горлова, развивались сложно и противоречиво, имелись лишь элементы союзных отношений: это был «брак по расчету», до правового оформления альянса дела не дошло[76]. Общими для СССР и Германии являлись такие задачи, как необходимость выхода из дипломатической изоляции и возвращение в мировую политику.
Вместе с тем приводимые в некоторых современных работах ссылки на «подлинные» мотивы отхода Ленина от концепции мировой революции представляются спорными: так, Ю.Г. Фельштинский, по мнению Я.С. Драбкина, явил на свет наукообразную версию, будто Ленин сначала «продал Россию» германскому генштабу, а затем он же саботировал германскую революцию и тем «предал» мировую революцию[77].
Линии Рапалло продолжал уделять внимание А.А. Ахтамзян. Ученый писал о выгодных для Германии и СССР обоюдных военных связях, но считал их не сутью рапалльского курса, а побочным результатом. Ахтамзян обратил внимание на то, что советско-германское сотрудничество способствовало выходу обеих стран из кризисного состояния на основе взаимного учета национальных интересов[78]. Воздействие Рапалльского договора на германо-польские отношения рассматривает Г.М. Садовая[79]. Отдельные историки полагали,
