Читаем без скачивания Сады проклятых. Путь души - Дарий Дюже

В траве лежал израненный обнаженный человек, лицом вниз, вытянув одну рук к Чёрной скале, словно в последней, отчаянной попытке дотянуться до спасительной тени. И многие десятки нечеловеческих глаз наблюдали, как удлиняется и растёт эта тень, пытаясь дотянуться до человека. Видели, как Чёрная скала оплывает плачущей свечей, и вырастает заново – словно её собственная тень вытягивается вверх, материализуясь, всё ближе и ближе к неподвижному телу. Но из всех наблюдателей, лишь обладатель пары круглых птичьих глаз, понимал, почему и как может перемещаться Чёрная скала, и почему её тень, словно тёмное, непроницаемое для взглядов и лучей света покрывало, укутала, скрыла от всех тело Белого Волка.

Странник

– У вас тут что, очередь на проход образовалась?

Вопрос был задан басом – густым и гулким, и Фёдор, чьё сознание и так уже находилось на грани возвращения, от удивления открыл глаза.

Над ним склонялись две размытые тени, и когда зрение сфокусировалось, в одной из них Фёдор узнал профессора. Вторым оказался незнакомый мужчина, крепко сбитый бородач со светлой шевелюрой и бровями, светло-серые глаза смотрели на молодого человека внимательно и дружелюбно.

– Нет, – ответил профессор, украдкой переведя дух, когда Фёдор очнулся. – Этот молодой человек не может пройти. Не пускают.

– Вы серьёзно? – удивлённо поднял брови незнакомец.

– Куда уж серьёзней… – проворчал в ответ Фёдор, с трудом садясь: в теле, как при ангине, болели все мышцы и кости, кожа приобрела болезненную чувствительность. Задрав майку, с минуту рассматривал белесое пятно, оставшееся на груди там, где вошла молния, потрогал пальцем и пожал плечами: – Ничего не чувствую.

– Тебе надо в больницу, – негромко произнёс Степан Никанорыч, – неизвестно что это такое.

– Ерунда. Пройдёт само, – отмахнулся юноша, – а вы много путешествовали?

– Да, я посетил почти все открытые Запретные Земли. Кстати, меня зовут Кирилл. В честь пра-, пра-, пра-, в общем, прадедушки. И вы зря так насчёт больницы легкомысленно, но, если категорически не желаете терять время, могу одолжить меддиагностер. Я человек запасливый, – усмехнулся их новый знакомый, словно иронизируя по поводу последних слов.

Кирилл, правда, оказался человеком запасливым: кроме огромного, туго набитого рюкзака, из чрева летуна была извлечена столь же огромная вязанка дров. После чего, возмущённо чирикнув, транспорт улетел, не дожидаясь окончания пятнадцати финишных минут, которые обязан был ждать, уже после полной выгрузки, распоряжений пассажира.

Первым делом путешественник извлёк из недр рюкзака широкий браслет меддиагностера, нацепив на предплечье молодого человека. Спустя пять минут, после мелодичного негромкого свистка снял и, посмотрев показания, резюмировал:

– Он не нашел у вас ничего, кроме простуды. Рекомендует выпить таблетку аспирина и стакан горячего молока с мёдом. Вы здоровы. Так что не притворяйтесь, и помогите развести костёр.

Фёдор только хмыкнул в ответ и стал развязывать крепко увязанные четвертушки поленьев, прислушиваясь к постепенно ослабевающей боли. Естественно, что никакой простуды и в помине не было, а молоко он вообще на дух не переносил. Тем более – с мёдом.

Пока юноша возился с кострищем, подкатывая подходящие по размеру камни, Кирилл ловко нацепил браслет и на руку профессора, пытавшегося отбиваться от столь неожиданной заботливости. В этот раз меддиагностер молчал значительно дольше и в результате выдал сигнал другой тональности, заставившей путешественника нахмуриться.

– Что это значит? – поинтересовался Степан Никанорыч, наблюдая как он, найдя нужную ампулу в аптечке, вкладывает её в приёмный блок браслета. Поморщился, ощутив укол.

– Это значит, что вам давно следовало обратиться в кардиологический центр. Лекарство снимет боль, но ненадолго. Присядьте пока. Хотя, вам бы лучше отправиться в кардиоцентр немедленно. Отсюда лететь до него долго. Ещё один приступ – и лекарства уже не помогут.

– Знаю, – спокойно ответил старик. – Но ещё не сейчас.

Фёдор прислушивался «краем уха» к разговору профессора и путешественника, чувствуя себя Васькой, «который слушает да ест». Его встревожила новость о том, что у Степана Никанорыча проблемы с сердцем, но куда больше беспокоила судьба Суламифи. Солнце клонилось к закату, а это значит, что он вновь теряет время, пробыв без сознания полдня. Надо попытаться ещё раз пройти: раз его туда не пускают, вполне возможно, что ей нужна помощь, его помощь. Но при одном воспоминании о разряде, сотрясшем всё тело, всё существо раскалённой молнией боли, ему становилось дурно, в глазах темнело. Надо было чуть-чуть отдохнуть, прийти в себя, и этот путешественник подвернулся очень кстати.

Огонь ярко полыхал, отбрасывая уютные, мягкие тени сгущающейся вечерней тьмы, за лёгкой пеленой облаков проклёвывались первые звёзды, подмигивая тем, кто смотрел на небо.

– Люблю настоящий, живой огонь, – улыбнулся путешественник в ответ на вопрос, зачем таскать с собой столько дров, вместо того, что бы взять легкий и маленький брикет сухого топлива? – у него есть душа, и выглядит, и пахнет он совсем по-другому. Жизнь странника быстро учит ценить такие вещи.

– Давно путешествуете? – поинтересовался Фёдор полушепотом.

Они сидели рядом возле костра, но всё равно говорили тихо, так как с другой стороны кострища, в запасном спальном мешке Кирилла, спал Степан Никанорыч. Утомлённый бессонной ночью, тревогой из-за своих подопечных, он был окончательно сражен седативным действием препарата, вколотым меддиагностером. Но согласился отдохнуть только после того, как Фёдор дал слово, что не станет ничего предпринимать до его пробуждения.

– Давно. Иногда кажется – всю жизнь. Но если брать время по прямой, а не… ну, в общем, где-то лет десять, наверно.

– Вы что-то ищете, или это просто тяга к исследованию чужих миров? – полюбопытствовал юноша.

И над костром повисла тишина. Искоса поглядывающий на мужчину Фёдор заметил, как он вздрогнул, как расширились глаза, вглядывающиеся в танцующее пламя.

– Не что-то… – наконец с усилием, словно против воли, проговорил он, – кого-то.

– Кого-то?..

– Да. Жену. Альду.

– И вы тоже… вас тоже разлучил Поворот…

– Поворот… Мы называли его Сдвигом или Столкновением.

– Мы? Кто «мы»?

– Вы знакомы с теорией множественности миров, вселенных?

– Ну да, в какой-то степени. Она, правда, не пользуется популярностью в кругах учёных – физиков, поскольку малодостоверна и бездоказательна. Но я о ней слышал.

– Вы физик? Ну так перед вами сидит живое доказательство этой теории.

– Подождите, но как это может быть? Эта теория утверждает, что существует бесконечное множество параллельных миров, сдвинутых в поле времени на хроноквант – мельчайшее деление времени. Именно это не позволяет…

– Да. Именно это не позволяет мирам столкнуться, сдвинуться, повернуться. Они рядом, но… «за углом», так сказать. Были. Этот «угол» кто-то… или что-то… снёс. И миры сдвинулись, столкнулись, повернулись – как угодно. Знаете, что мне сейчас напоминает земля? Какой-либо орган в теле, пораженный раком – зоны и есть раковые клетки, что множатся и разрастаются на теле Земли. Ваш мир очень похож на ту землю, что знал я, где родился. Но лишь похож. И во времени вы, похоже, в нашем, или очень близком к нему, будущем.

– Почему вы так думаете?

– Я был у истоков процесса Сдвига. Одна из первых открывшихся зон – Долина Фениксов: дойдя до их храма, можно было исполнить желание. Одно. Заветное…

– Эта долина есть и в нашем Мире. Почему не отправитесь туда, не пожелаете, что бы нашлась ваша жена?

– Я там уже был, – криво улыбнулся Кирилл в ответ, – был. Много лет назад. Вместе с ней. Знаете, иногда мне кажется, что потерянное должно быть потерянным. И, если всё-таки ухитрился уберечь его в обход воле Судьбы – горько пожалеешь об этом… Я должен был потерять Альду. И целых три года скитался по Долине, ожидая её возвращения. Дождался, но лишь для того, что бы дом, в котором мы поселились, попал под открывающуюся зону. И вновь – жду и ищу. Из мира в мир…

– Простите… – растерянно прошептал, задетый за живое чужой болью, юноша, – я не знал… не хотел…

– Не за что. Всё нормально. Всё нормально, пока человек верит, ищет и ждёт. Значит, он ещё жив. Значит, я ещё жив, и когда-нибудь найду её. Рано или поздно, я побываю во всех зонах, где она может оказаться.

Замолчал. И над костром вновь сгустилась тишина, нарушаемая только тихим посвистом морозного ветра, обтекающего купол силового поля, раскинутого над площадкой. Иногда тихо поскрипывал транспорт, который так и не отпустил профессор, отключивший генератор, впавший в физический сон. Спал, напоминая то ли сказочного дракона, то ли огромную, доисторическую птицу, засунув голову под крыло и изредка встряхиваясь. Звёзды в сгустившейся темноте сияли неожиданно ярко и остро.