Читаем без скачивания Полное собрание стихотворений - Александр Пушкин

<Н. Д. Киселеву.>

Ищи в чужом краю здоровья и свободы,Но Север забывать грешно,Так слушай: поспешай карлсбадские пить воды,Чтоб с нами снова пить вино.

Портрет

С своей пылающей душой,С своими бурными страстями,О жены Севера, меж вамиОна является поройИ мимо всех условий светаСтремится до утраты сил,Как беззаконная кометаВ кругу расчисленном светил.

Наперсник

Твоих признаний, жалоб нежныхЛовлю я жадно каждый крик:Страстей безумных я мятежныхКак упоителен язык!Но прекрати свои рассказы,Таи, таи свои мечты:Боюсь их пламенной заразы,Боюсь узнать, что знала ты!

Кирджали

В степях зеленых Буджака,Где Прут, [заветная] река,Обходит русские владенья,При [бедном] устьи ручейкаСтоит безвестное селенье.Семействами болгары тут[В беспечной дикости] живут,Храня родительские нравы,Питаясь трудом,И не заботятся о том,Как ратоборствуют державыИ грозно правят их судьбой.

А в ненастные дниСобирались ониЧасто.Гнули, <-> их <->!От пятидесятиНа сто.

И выигрывалиИ отписывалиМелом.Так в ненастные дниЗанимались ониДелом.

Предчувствие

Снова тучи надо мноюСобралися в тишине;Рок завистливый бедоюУгрожает снова мне…Сохраню ль к судьбе презренье?Понесу ль навстречу ейНепреклонность и терпеньеГордой юности моей?

Бурной жизнью утомленный,Равнодушно бури жду:Может быть, еще спасенный,Снова пристань я найду…Но предчувствуя разлуку,Неизбежный, грозный час,Сжать твою, мой ангел, рукуЯ спешу в последний раз.

Ангел кроткий, безмятежный,Тихо молви мне: прости,Опечалься: взор свой нежныйПодыми иль опусти;И твое воспоминаньеЗаменит душе моейСилу, гордость, упованьеИ отвагу юных дней.

Утопленник

Прибежали в избу дети,В торопях зовут отца:"Тятя! тятя! наши сетиПритащили мертвеца.""Врите, врите, бесенята, —Заворчал на них отец: —Ох, уж эти мне робята!Будет вам ужо мертвец!

Суд наедет, отвечай-ка;С ним я ввек не разберусь;Делать нечего; хозяйка,Дай кафтан; уж поплетусь…Где ж мертвец?" – «Вон, тятя, э-вот!»В самом деле, при реке,Где разостлан мокрый невод,Мертвый виден на песке.

Безобразно труп ужасныйПосинел и весь распух.Горемыка ли несчастныйПогубил свой грешный дух,Рыболов ли взят волнами,Али хмельный молодец,Аль ограбленный ворамиНедогадливый купец?

Мужику какое дело?Озираясь, он спешит;Он потопленное телоВ воду за ноги тащит,И от берега крутогоОттолкнул его веслом,И мертвец вниз поплыл сноваЗа могилой и крестом.

Долго мертвый меж волнамиПлыл качаясь, как живой;Проводив его глазами,Наш мужик пошел домой."Вы, щенки! за мной ступайте!Будет вам по калачу,Да смотрите ж, не болтайте,А не то поколочу".

В ночь погода зашумела,Взволновалася река,Уж лучина догорелаВ дымной хате мужика,Дети спят, хозяйка дремлет,На полатях муж лежит,Буря воет; вдруг он внемлет:Кто-то там в окно стучит.

«Кто там?» – «Эй, впусти, хозяин!» —"Ну, какая там беда?Что ты ночью бродишь, Каин?Чорт занес тебя сюда;Где возиться мне с тобою?Дома тесно и темно."И ленивою рукоюПодымает он окно.

Из-за туч луна катится —Что же? голый перед ним:С бороды вода струится,Взор открыт и недвижим,Всё в нем страшно онемело,Опустились руки вниз,И в распухнувшее телоРаки черные впились.

И мужик окно захлопнул:Гостя голого узнав,Так и обмер: «Чтоб ты лопнул!»Прошептал он задрожав.Страшно мысли в нем мешались,Трясся ночь он напролет,И до утра всё стучалисьПод окном и у ворот.

Есть в народе слух ужасный:Говорят, что каждый годС той поры мужик несчастныйВ день урочный гостя ждет;Уж с утра погода злится,Ночью буря настает,И утопленник стучитсяПод окном и у ворот.

Рифма, звучная подругаВдохновенного досуга,Вдохновенного труда,[Ты умолкла, онемела];[Ах], ужель ты улетела,Изменила навсегда!

В прежни дни твой милый лепетУсмирял сердечный трепет —Усыплял мою печаль,Ты [ласкалась], ты манила,И [от] мира уводилаВ очарованную даль.

Ты, [бывало, мне] внимала,За мечтой моей бежала,Как послушная дитя;То, свободна и ревнива,Своенравна и ленива,[С нею] спорила шутя.

Я с тобой не расставался,Сколько раз повиновалсяРезвым прихотям твоим;Как любовник добродушный,Снисходительно послушный,Был я мучим <и> любим.

О, когда бы ты явиласьВ дни, как [на небе] толпиласьОлимпийская семья!Ты бы с нею обитала,[И божественно б] сиялаРодословная твоя.

Взяв божественную лиру,[Так] поведали бы мируГезиод или Омир:Феб однажды [у] АдметаБлиз тенистого ТайгетаСтадо пас, угрюм и сир.

[Он бродил] во мраке леса,[И никто], страшась Зевеса,[Из богинь иль из] боговНавещать его не смели —Бога лиры и свирели,Бога света и стихов.

Помня первые свиданья,Усладить его страданьяМнемозина притекла.И подруга АполлонаВ тихой <?> роще Геликона[Плод восторгов] родила.

<Б. М. Федорову.>

Пожалуй, Федоров, ко мне не приходи;Не усыпляй меня – иль после не буди.

Ворон к ворону летит,Ворон ворону кричит:Ворон! где б нам отобедать?Как бы нам о том проведать?

Ворон ворону в ответ:Знаю, будет нам обед;В чистом поле под ракитойБогатырь лежит убитый.

Кем убит и от чего,Знает сокол лишь его,Да кобылка вороная,Да хозяйка молодая.

Сокол в рощу улетел,На кобылку недруг сел,А хозяйка ждет милогоНе убитого, живого.

Город пышный, город бедный,Дух неволи, стройный вид,Свод небес зелено-бледный,Скука, холод и гранит —Всё же мне вас жаль немножко,Потому что здесь поройХодит маленькая ножка,Вьется локон золотой.

<Из альбома А. П. Керн.>

Если в жизни поднебеснойСуществует дух прелестный,То тебе подобен он;Я скажу тебе резон:Невозможно!

Amour, exil —[50]

Какая гиль!

Не смею вам стихи БарковаБлагопристойно перевесть,И даже имени такогоНе смею громко произнесть!

Когда, стройна и светлоока,Передо мной стоит она…Я мыслю: "в день Ильи-пророкаОна была разведена!"

Вези, вези, не жалей,Со мной ехать веселей.

—

Мне изюмНейдет на ум,ЦуккербродНе лезет в рот,Пастила нехорошаБез тебя, моя душа.

<19 октября 1828.>

Усердно помолившись богу,Лицею прокричав ура,Прощайте, братцы: мне в дорогу,А вам в постель уже пора.

Уродился я, бедный недоносок,С глупых лет брожу я сиротою;Недорослем меня бедного женили;Новая семья не полюбила;Сударыня жена не приласкала.

В прохладе сладостной фонтановИ стен, обрызганных кругом,Поэт бывало тешил хановСтихов гремучим жемчугом.

На нити праздного весельяНизал он хитрою <рукой>Прозрачной лести ожерельяИ четки мудрости златой.

[Любили] Крым сыны Саади,Порой восточный [краснобай]Здесь развивал [свои] тетрадиИ удивлял Бахчисарай.

Его рассказы [расстилались],Как эриванские ковры,[И ими] ярко [украшались]Гиреев ханские [пиры].

Но ни один волшебник [милый],Владетель умственных даров,Не вымышлял с такою силой,Так хитро сказок и стихов,

Как прозорливый <и> [крылатый]Поэт той чудной стороны,Где мужи грозны и косматы,А жены гуриям равны.

Клеопатра

Чертог сиял. Гремели хоромПевцы при звуке флейт и лир.Царица голосом и взоромСвой пышный оживляла пир;Сердца неслись к ее престолу,Но вдруг над чашей золотойОна задумалась и долуПоникла дивною главой…

И пышный пир как будто дремлет:Безмолвны гости. Хор молчит.Но вновь она чело подъемлетИ с видом ясным говорит:– В моей любви для вас блаженство.Блаженство можно вам купить…Внемлите ж мне: могу равенствоМеж нами я восстановить.Кто к торгу страстному приступит?Свою любовь я продаю;Скажите: кто меж вами купитЦеною жизни ночь мою? —

Рекла – и ужас всех объемлет,И страстью дрогнули сердца.Она смущенный ропот внемлетС холодной дерзостью лица,И взор презрительный обводитКругом поклонников своих…Вдруг из толпы один выходит,Вослед за ним и два других.Смела их поступь; ясны очи;Навстречу им она встает;Свершилось: куплены три ночи,И ложе смерти их зовет.

—

Благословенные жрецами,Теперь из урны роковойПред неподвижными гостямиВыходят жребии чредой.И первый – Флавий, воин смелый,В дружинах римских поседелый;Снести не мог он от женыВысокомерного презренья;Он принял вызов наслажденья,Как принимал во дни войныОн вызов ярого сраженья.За ним Критон, младой мудрец,Рожденный в рощах Эпикура,Критон, поклонник и певецХарит, Киприды и Амура.Любезный сердцу и очам,Как вешний цвет едва развитый,Последний имени векамНе передал. Его ланитыПух первый нежно отенял;Восторг в очах его сиял;Страстей неопытная силаКипела в сердце молодом…И грустный взор остановилаЦарица гордая на нем.

—

– Клянусь, о матерь наслаждений,Тебе неслыханно служу,На ложе страстных искушенийПростой наемницей всхожу.Внемли же, мощная Киприда,И вы, подземные цари,О боги грозного Аида,Клянусь – до утренней зариМоих властителей желаньяЯ сладострастно утомлюИ всеми тайнами лобзаньяИ дивной негой утолю.Но только утренней порфиройАврора вечная блеснет,Клянусь – под смертною секиройГлава счастливцев отпадет.

—

И вот уже сокрылся день.Восходит месяц златорогий.Александрийские чертогиПокрыла сладостная тень.Фонтаны бьют, горят лампады,Курится легкий фимиам,И сладострастные прохладыЗемным готовятся богам.В роскошном сумрачном покое,Средь обольстительных чудес,Под сенью пурпурных завес,Блистает ложе золотое.

Анчар.[51]