Читаем без скачивания Приговоренный - Леонид Влодавец

— А ты где стрелять научилась, кстати?

— В школе. Тогда еще НВП проходили. Нас даже на стрельбище возили из автомата стрелять. Но вообще-то я сегодня второй раз в жизни стреляла.

— Удачно вышло, — заметил Клык, ощутимо погладив Наде колено, и почувствовал, что у той это не вызвало негативной реакции.

— Случайно, — ответила Вера. — А мне за это ничего не будет? Это действительно были переодетые бандиты?

— Не бери в голову, — посоветовал Клык, переместив левую ладонь с Надиного колена на бедро. — Наша контора тебя не отдаст.

В это самое время правая ладонь Надежды легонько скользнула по колену Клыка, и остренькие ноготки шаловливо поскребли джинсовую ткань. Ишь ты, поди ж ты, что и говоришь ты! Клык опять пожалел, что дур сразу две. С Веркой, конечно, так просто не выйдет, она на фу-фу не пойдет, интеллигенция вшивая, а вот огородницу прямо-таки грех не трахнуть — похоже, готова, как юная пионерка.

— Но это могли быть и настоящие милиционеры? — спросила Вера почти профессиональным тоном репортерши.

— Могли, — сказал Клык и переместил ладонь на Надеждин живот. А Надежда положила сверху на его ладонь свою и мягко так, подушечками мизинца, безымянного и среднего пальцев, погладила… Клык шумно втянул воздух обеими ноздрями — ему что-то кислороду перестало хватать.

Нет, «капитан Гладышев», которому, как праведному чекисту, полагалось иметь в комплекте холодную голову при горячем сердце и чистых руках, должен был бы вести себя иначе. Во всяком случае, он не стал бы воровато расстегивать верхнюю пуговку Надеждиных джинсов, а потом тихохонько сдвигать молнию» вниз. Но Клык был вовсе не капитан. И вообще ему это дело — быть чекистом — как-то надоело. Ему жизни хотелось и всего, что эта самая жизнь может дать, если ее хорошенько попросить. В конце концов, он столько месяцев уже ничего такого не трогал. А Надежда опять не возмутилась. Наоборот, она своей ладошкой слегка помогла Клыку пробраться не только под шершавую ткань джинсов, но и под тоненькие узенькие трусики. Да еще и прижала Клыкову лапу к пухленькому-пушистенькому-мокренькому… Клык прислушался к моторчику, что работал у него под ребрами, — тот затарахтел на повышенных оборотах.

— Значит, с точки зрения Уголовного кодекса, — спросила все еще ничего не заметившая Вера, — если я его убила, то это 102-я?

— Так точно, — сказал Клык, — вэ — умышленное убийство, совершенное в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга.

Такую точную юридическую справку Клыку было дать нетрудно. За убийство охранника магазина ему именно эту статью пришили. Волей-неволей запомнишь. Удивительно только, что товарищ Гладышев сумел все это произнести почти спокойно, хотя средний палец его левой руки находился ужас как далеко от юриспруденции… Но ему было очень хорошо. А еще лучше — Надежде. Ей этот пальчик пришелся очень по вкусу. Очень уж ласково и осторожно шевелил им Клык, поглаживая что-то скользкое и нежное.

В правой руке у Клыка догорел бычок. Он уронил его на пол и растер ногой, уже чувствуя, как Надежда расстегивает на нем джинсы и тоже лезет жаркой ладошкой, цапает, ухватывается… Ах ты ж, стерва!

И тут произошло не совсем понятное для самого Клыка. Хотя вроде бы весь его организм уже настроился на Надежду, но правая рука потянулась к Вере. Причем намного более бесцеремонно и энергично. И — вот удивительно! — отпора не получила.

— Сумасшествие… — только и пробормотала Вера, уже не помня, что несколько секунд назад думала о каких-то статьях, пунктах, убийствах. Мысленно Клык был с ней полностью согласен. Но разума уже не было. Ни у кого.

Клыка обняли за плечи с двух сторон, притиснулись к нему боками, и две пары губ — слава Богу, не накрашенных! — скользнули по его щекам, уже нуждавшимся в утреннем бритье. Подруги-соперницы, возбужденно дыша, старательно обцеловывали и даже облизывали Клыку лицо, терли ему глаза носами, теснее и теснее приваливаясь к нему бюстами. Две ладошки сразу вертелись у Клыкового прибора, теребили, гладили, покручивали… Правда, не очень резко, иначе бы уже расплескали. Сам Клык все еще не мог выбрать, которую — первой. Рук у него было две, а хреновина, извините, одна. К тому же Клык как-то не заметил, куда делись ножи и прочее оружие, которое бабы вынули у него из карманов и выдернули из-за пояса. Ласкаться с этими телками, наткнувшись на охотничий нож или нечаянно сдвинув предохранитель на одном из пистолетов, было нежелательно. Слишком уж мало места было, чтоб улечься, да еще и чемодан… Там, между прочим, икона лежит. Конечно, в Бога Клык особо не верил, но все же какое-то ощущение неловкости испытывал. К тому же можно и раздавить невзначай, а нычка денег стоит. Даже если просто чемодан поломать — уже неудобство. Как дальше тащить все эти причиндалы и прибамбасы? Все эти практические вопросы начали как-то остужать Клыка, и, чтобы не угаснуть, он заторопился, резче заработал пальцами. Сам он от этого особо не окреп, а вот бабы…

— Ы-ы-х… — вырвалось у Надежды глухое утробное рычание.

— А-ай! — тихо взвизгнула Вера не больше чем через секунду. Тела их сжались, напряглись, судорожно дернулись. Нечто горячее и липкое омыло пальцы Клыка. Четыре руки оплели его и крепко сдавили в объятиях. Две пары колен жадно стиснули ноги Клыка — каждая ту, что ближе. Особо постаралась Надежда — прижала левое, раненое бедро, — и «капитан Гладышев» сказал не то что «пару слов без протокола», а просто взвыл от боли и загнул в три этажа с чердаком. Ему разом вся любовь стала по фигу. Он не просто вырвался из слишком тесных объятий, а прямо-таки отпихнул от себя обеих. Удивительно еще, что по морде никому не вмазал.

— 3-зараза! — простонал он, просовывая руки в штанину и ощупывая повязку — не намокает ли? Повязка была влажная, но скорее всего просто не высока после речки. Он хотел даже размотать и поглядеть, но боль уже притуплялась.

— Петечка, миленький! — Надежда спохватилась первая и, прежде чем Клык успел отреагировать, взялась заглаживать свою вину. Правда, гладила она не рану… Ротик у нее оказался вместительный, а губки и язычок — шибко умелыми. Казалось, Вере дела не найдется, но она быстро сообразила, что и как. Вскочила на ноги, перешагнула правой ногой через голову Нади и прижалась своей мохнушкой к его лицу.

Клык так и поплыл, отвалившись спиной к ящикам. Такого кайфа он еще не ловил, хотя много чего уже повидал и перепробовал. Острый бабий запах защекотал ноздри, захотелось уткнуться носом, лизнуть, куснуть, что ли… Положив правую ладонь на нежные гладкие половинки, Клык поглаживал их, одновременно придавливая Верин перед к своему лицу, елозил носом и языком, пощипывал губами пимпочку. И балдел, рыча и глухо повторяя матерное название предмета, с которым имел дело. Вера этого не слышала, уцепившись за затылок Клыка и ворочая его лицо из стороны в сторону. Где-то в глубинах души она удивлялась своему бесстыдству, даже ужасалась, наверно, но ничего поделать не могла. Инстинкт бушевал, жар разгорался, и то, что где-то внизу ворочалась и причмокивала сопящая Надежда, ничуть не смущало, не гасило страсть, а только разжигало еще больше…

Левой рукой Клык поглаживал Надеждины волосы, затылок, шею, уши с сережками, забирался за ворот, к цепочке с крестиком. Зубасто-горласто-языкастой блюдо пришлось по вкусу, да и приготовила она его быстренько — много ли надо Клыку после долгого мужицкого поста? Затеплилось, загорелось, полыхнуло, вспыхнуло!

— У-у-ух! — паровозом прогудел Клык. Сладко обожгло внизу, брызнуло, заплескалось. Надежда не отшатнулась, все вобрала, будто губка, ни капли не пролила… А потом еще лизала, вертела, дергала опроставшийся инструмент, пока себя не довела до нового хрипа. Едва она стала сдавленно дышать, как то же самое произошло и с Верой, которая стала бешено, неистово тереться животом о лицо Клыка, пока не вырвался у нее из груди счастливый всхлип…

«Вот это прыг-скок!» — вертелось в голове у Клыка, которая соображала пока еще плохо. Впрочем, лучше она соображать так и не стала, потому что сон накатил на него, сделал вареным и квелым, слепил ресницы…

Проснулся он тогда, когда солнечные лучи уже вовсю лупили сквозь вагонные щели. Поезд стоял, а из-за стенок вагона доносился неясный шум большой станции. Перекликались гудки маневровых тепловозов, лязгали буфера вагонов, брякали молотками осмотрщики, проходя вдоль состава.

Привалившись к нему с боков, посапывали Вера и Надя. Клык легко стряхнул остатки сна. Бережно освободившись от дам, он встал и подошел к двери. Отказывать настежь не рискнул, но чуть-чуть отодвинул. Первого же взгляда хватило, чтобы понять: поезд привез их в областной центр. Той самой области, где прокурором товарищ Иванцов В. С.

Вблизи вагона никого не было. Клык решился высунуть из двери голову.