Читаем без скачивания Гибельный мир - Вера Ковальчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гордон долго молчал. Он вертел в руках пустую клешню рака, то и дело постукивая ею по чистой, белесой столешнице, и напряженно размышлял. Сквозь плетеную перегородку было видно движение в зале, рабыни мелькали из угла в угол, разнося заказанные блюда, притулившийся в закрытом такими же плетеными экранами эркере арфист начал наигрывать что-то негромкое, ему вторил флейтист, и тут же появились две или три танцующие пары. Танцевали медленно и осторожно, видимо, чтоб не растрясти полные животы.
— То есть первосвященник предлагает мне место главы всех военных сил Храма? Верно?
— Совершенно.
— Мне? Человеку, далекому от религии?
— Дело сейчас не в религии.
— Но зачем?
— Ты не понимаешь?
Рутвен молчал. На лице его, семь лет назад таком юном (Оубер помнил его, но нисколько не удивлялся, что Гордон его не признал), теперь собрались морщинки, и выглядел молодой граф никак не меньше, чем лет на тридцать пять. Прошли те годы, когда при первом знакомстве ему давали двадцать лет, не больше. Он то ли думал о чем-то, то ли и в самом деле не мог понять, что происходит, но Товель ему не помогал. Если захочет понять, задаст прямой вопрос. Не время было играть словами, предстояло все обсудить открыто.
— Я понимаю, — сказал наконец Рутвен. — Я должен буду обеспечить поддержку тому претенденту на престол, которого изберет Храм.
— Нет, тому, кого укажет Бог. Ты прекрасно знаешь, что первосвященнику нет дела до проблем светских.
— Почти.
— Он не пойдет против воли Бога. — И Рутвен понял, что спорить небезопасно. Можно было крупно поссориться с хорошим человеком только потому, что к религии Гордон относился довольно легкомысленно.
— Да, конечно, — легко согласился он. — Но если не спорить о форме сказанного — я прав?
— Да.
— Понятно.
— Скажи, а кому из знатных домов ты отдал бы ветвь первенства?
Граф Рутвен пожал плечами.
— Затрудняюсь сказать.
— Не ты один. И ты должен понимать, что это будет означать.
— Войну. Я понимаю. Войну, причем долгую и изнурительную. Скорее всего закончится тем, что Империю раздерут на части, да еще в этом наверняка поможет парочка соседей.
— Если ты это понимаешь, не могу предвидеть, что сможет тебе помешать принять это предложение. — Оубер опустил глаза. — Разве что ты захочешь побороться за трон сам.
— Вот уж никогда. Предпочитаю свободу. Но ты упустил еще одно обстоятельство, могущее помешать.
— Какое?
— Я — слуга императора. Нельзя служить двум господам.
— Но императора нет.
— Это сейчас. Если все пойдет так, как планирует первосвященник, император будет.
Он замолчал, потому что в кабинет проскользнула рабыня и поставила на стол две миски с фруктовым салатом, покрытым изящно уложенным слоем взбитых сливок. Она убрала ненужную посуду, выслушала заказ на коктейли, поклонилась и исчезла.
— Твоя присяга будет временной, — тихо ответил Оубер. — Вернее, никакой присяги не будет вовсе. Ты будешь помогать Храму до тех пор, пока на трон не сядет новый император. Или пока сам захочешь.
— Демон тебя унеси, ты неплохо меня знаешь. Небось догадался, что отказаться от такой авантюры и бросить все на полпути я не смогу! — воскликнул Гордон, ударив ладонью по столу. Вино сделало свое дело, и Рутвену стало весело. Азарт щекотал нервы и горячил кровь.
Товель улыбнулся.
— Я надеялся на это.
Он дотянулся и разлил по бокалам остаток вина.
— Ты согласен?
— Да.
— Первосвященник будет рад. Думаю, облегчение испытают и большинство братьев. Тебя уважают, Гордон. Тем более в Ордене Лунного Потока. Завтра же мы отправимся в Империю.
— Боже мой, — Рутвен прикрыл глаза рукой, — я уже и отчаялся при жизни увидеть вновь серые башни Беаны. Скажи, ты что-нибудь слышал о моей матери? Она жива?
Оубер отвел глаза.
— Графиня мертва уже шесть лет как. Мне жаль.
Гордон не отвел руки от лица, только слегка вздрогнул.
— Да, помню, она болела. — Он сжал губы. — Ладно. Я буду рад еще хоть раз взглянуть на столицу. Или на Кон-Тегу.
— Уверен, и то и другое ты будешь видеть еще неоднократно. — Товель вытер руки салфеткой. — Идем. Я заказал нам номера. Ты наверняка смертельно устал.
— Не то слово.
Гордон добрался до снятой для него комнаты, со стоном стащил куртку и повалился на постель. Его уже не интересовало, что за служанка стаскивала с него сапоги и штаны, и он совсем не обратил внимания на то, насколько приятно прикосновение много раз стиранных полотняных простыней к телу. Он слишком устал, а тот, кто уставал по-настоящему, знает, что в подобной ситуации не так уж важно, что у тебя под ребрами, мягкая кровать, солома или твердая земля. Главное — поспать.
Столица встретила Гордона не так радушно, как ему того хотелось, не солнцем, рассыпавшимся горстями своего сияния по всему небосводу, не блеском белоснежных и серых камней пристани и припортовых строений, не пронзительной зеленью садов, а дождем. Ветер нанес с моря пасмурную погоду, она была нередка здесь, вблизи устья самой широкой реки Империи, неподалеку от морского побережья. Впрочем, даже дождь не обескуражил Рутвена. Он, одетый просто и удобно, только прихватил из сундука плащ плотного сукна и распрощался с Товелем. Оубер попытался предложить графу охрану, но Рутвен убедил его, что находится в безопасности, поскольку о его пребывании здесь никому неизвестно, и в такую погоду вряд ли на улицах окажется множество людей, способных его опознать. Молодой священник нехотя согласился и еще раз напомнил, что будет ждать Гордона в центральном храме города.
Рутвен не прихватил с собой ничего, кроме меча и кошелька с золотом. Он соскочил со сходней на влажный камень пристани и заспешил с открытого места, которое дождь прометал особенно охотно. Пристань была почти пуста по сравнению с тем, что творилось там в ясные дни, под дождем толклось лишь несколько носильщиков и разносчиков, оживленно торгующихся с матросами, которым до окончания разгрузки не разрешено было сходить с корабля. Нужда не знает удержу, и коробейники готовы были бы на мачты лезть, если так увеличивалось количество продаваемого товара. Капитаны не возражали против подобной практики, поскольку все настоящие матросы отличаются удивительной способностью хорошо делать свою работу в любом состоянии опьянения, а что касается лакомств, которые продавали разносчики, то тут уж и вовсе нет причин быть недовольным.
А вот в проулках и улочках, отходящих от порта, как стержни ограды из камня, даже в дождь кипела жизнь. Гордона то и дело хватали за руки, предлагая все что угодно — пирожки, спиртное, наркотики, драгоценности, одежду, рабов и обученных животных. Под навесами трактиров и постоялых дворов те посетители, которые не хотели сидеть внутри, пристраивались на вытащенных скамьях или прямо на мостовых, пили, ели, смеялись, кое-где, завлекая новых посетителей и развлекая тех, что уже есть, пели и играли, представляли комические сцены бродячие комедианты, которых за это кормил хозяин заведения, выступали жонглеры и акробаты. Нужда не знает удержу в выдумке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});