Читаем без скачивания Бразилья - Йен Макдональд

– Индеец спрашивает, кто Маир, человек или дух. Маир отвечает: «Потрогайте мои руки, мое лицо», – перевел Земба Фалькону.

Квинн расставил руки, словно черное распятие. Вайтака собрался с духом перед своими братьями, а потом смело шагнул вперед и прижал пальцы к ладоням Квинна.

– Индейцы просят прощения, но такого на их памяти не случалось, чтобы душа караиба вернулась в тело из миров курупайра, – прошептал Земба.

Квинн заговорил, и круг охотников издал низкий рык удивления и гнева. Фалькон заметил, что некоторые воины с золотыми лицами были еще необрезанными мальчиками. «О, где мой альбом!» – подумал он. Такие необычные черепа: должно быть, этого добиваются в детстве, бинтуя голову, – такая традиция была у многих исчезнувших народов Анд.

– А что сказал отец?

– Маир сказал: «Задайте мне вопрос, любой вопрос».

Игуапа стали переговариваться на своем языке. Манао недоверчиво ждали на краю круга света, готовые вступить в бой. Фалькон встретился взглядом с Журипари, его переводчиком. Одно слово – и манао нанесут удар. Одно слово – и на этой реке вновь свершится безвестное кровопролитие, смерти невидимые, неслышимые и неоплаканные. Вайтака ткнул в Квинна арбалетом и одновременно пронзил его вопросом.

– Он говорит: «Где был ваш бог, священник?»

На протяжении слишком многих ударов сердца Фалькон ощущал каждую ядовитую стрелу, нацеленную на него. Затем Квинн выхватил арбалет из рук индейца и дерзко постучал по его покатому лбу. Рука Вайтаки взметнулась к деревянному кинжалу, висящему на груди, глаза выкатились в гневе. Ирландец выдержал его взгляд, затем его лицо медленно растянулось в улыбку, раздался беспомощный смех. Смех заразителен: уязвленное самолюбие Вайтаки рассеялось, словно утренний туман, дрожа от еле сдерживаемого веселья, он взял арбалет обратно и с убийственной напыщенностью постучал иезуита по макушке. Квинн громко расхохотался, а все игуапа перестали сдерживать смех. Вайтаке удалось промычать, задыхаясь, какое-то предложение, после чего он сложился пополам от смеха. Вопреки воле, благоразумию и здравому смыслу Фалькон ощутил, что где-то внутри него тоже зарождается радостная беззаботность.

– Что он сказал? Что сказал индеец?

– Он сказал: «Конечно, где же еще?»

Смех медленно сходил на нет, но безумие страха преобразилось.

– Но, друзья мои, друзья мои, – сказал Квинн, утирая глаза рукавом засаленной черной робы. – Должен предупредить, что другой отец, Черный Пай, приближается. Его огромная церковь меньше, чем в дне пути от вас, а все его мысли обращены против вас. – Хохот тут же стих. – Он хочет захватить игуапа, и вас не защитят ни маскировка, ни ловушки, поскольку у него столько воинов, сколько звезд на небе, и он готов пожертвовать их жизнями, лишь бы забрать вас в свой Город Бога. Ваши боги и предки будут утрачены, ваше имя забудут.

Один из воинов выкрикнул вопрос. Вайтака перевел.

– Как Черный Пай узнал об этом?

– Я в бреду сказал ему, – ответил Квинн.

Среди воинов прокатилась волна тревоги. Молодой воин, все еще по-детски пухлый юноша, спросил:

– Черный Пай заберет нас?

Квинн уселся на бочонок, обратил взор вверх, на звезды. Вы же знаете ответ, подумал Фалькон. Вы все еще видите их, думаю, вы постоянно видите их, те звезды на чужих небесах. Все те миры, которые, по вашим словам, открыты вам.

– Приведите своих женщин и детей, – велел Квинн. – А еще захватите животных, оружие, инструменты и кухонную утварь. Повесьте за спины гамаки, соберите урукум и кости ваших предков. Приготовьте клетки для лягушек курупайра, возьмите их столько, сколько сможете унести, и самцов, и самок.

Когда сделаете все это, сожгите деревню дотла и следуйте за мной. Есть одно место для вас. Я его видел, это секретный уголок, безопасное пристанище не только для игуапа, но для любого, кто сбежал из невольничьего каравана или с торгов. Там не будет рабов. Это место будет богато рыбой, дичью, маниокой и фруктами и хорошо защищено. – Квинн кивнул Зембе. – Никто не сможет захватить это место: ни бандейранты, ни Черный Пай с его воинами гуабиру. Имя ему будет Сидаде Маравильоза, Изумительный город. Фалькон, соберите свои припасы и оборудование, которое сочтете необходимым. Сожгите каноэ и все, что не пригодится в пути. Мы отправляемся в путь немедленно. Я поведу вас.

– Квинн, Квинн, это сумасшествие, что за безумство?.. – воскликнул Фалькон, но ирландец уже скрылся в темноте леса. Один за другим золотые тела игуапа последовали за ним и тоже исчезли в чаще.

Богоматерь Золотой Лягушки

10–11 июня 2006 года

Книга легла на ладонь, как любимый и многократно поцелованный карманный молитвенник, – маленькая, плотная, переплетенная в мягкую крапчатозолотистую кожу, которая казалась странно теплой и шелковистой на ощупь, словно бы еще принадлежала живому существу. Вышитые вручную ленты, закладка из той же медной с золотым кожи с обрамлением из яркого сусального золота – этот томик переплетали многократно. Вручную разрисованные форзацы были оригинальными акварельными набросками, на которых художник запечатлел путешествие по реке, нарисовав оба берега: левый наверху, а правый внизу, – и пометил деревья, служившие ориентиром, миссии, церкви. Индейцы в накидках и фантастических головных уборах из перьев стояли на каноэ или на бамбуковых плотах, а из воды выпрыгивали розовые речные дельфины. На поваленном дереве сидели рыжие ревуны, слишком огромные, но нарисованные в мельчайших деталях. Все это было снабжено легендами, которые Марселина не могла расшифровать.

Местре Жинга жестом велел положить книжицу. На обложке красовался силуэт лягушки, выполненный в виде теснения на позолоте. Учитель руками в перчатках с благоговением отодвинул томик на край складного столика, перед тем как поставил перед Марселиной кофе. Она тоже сидела в перчатках, и ее проинструктировали ни при каких обстоятельствах не мочить книгу. Хоффман сделала глоток кофе. Хороший, с дымком, из кружки с эмблемой «Фламенгу». Стены маленькой кухоньки в дальнем конце фундасана были выкрашены желтой краской, а сколоченные вручную шкафы и столы – в синий и зеленый цвета. Патриотичная кухня. Ящерица очнулась от каменной неподвижности и скользнула вверх по стене между вставленными в рамку снимками великих мастеров капоэйры и капоэйристов сороковых-пятидесятых годов, до того как йога стала просто легальной, не говоря уж о моде на нее, – парни в панамах, играющие в кругах рода возле доков, на них майки, а гофрированные брюки закатаны до колен. Классические удары ногой и движения, но с сигаретами во рту. Вот уж подлинный маландражен[211].

– Итак, – сказал местре Жинга, – что ты заметила необычного в этой книжке?

Машина рванула от тротуара, словно реактивный самолет, Марселина была в оцепенении, смущении и шоке, но более всего не могла забыть обжигающую картину своего собственного лица рядом с тем ножом, а потому только и смогла что промямлить:

– Я не знала, что у вас есть машина.

– А у меня и нет, – ответил местре Жинга, врубая передачу. – Я ее украл.

Вскоре стало понятно, что он и не водит толком, – он с изяществом прокладывал хаотический маршрут между машинами такси на Руа Барата Рибейру, чуть не оцарапал дверь о стену тоннеля Нову, выскочив под рев автомобильных гудков в лиловые сумерки Ботафогу.

– Ну разве сложно водить машину, ведь таксисты же как-то это делают? – заметил местре.

Марселина увидела светящуюся синюю скульптуру непонятной формы, которая венчала здание Четвертого канала, появившееся на горизонте. Она казалась утешением и печальным псаломом, обетованной землей, откуда Марселину изгнали. Она сделала глубокий вдох, мощный успокаивающий поток воздуха наделил ее жгучей силой, как в круге рода или на планерке.

– Вы должны мне кое-что объяснить.

Теперь в район Ларанжейрас, к подножию горы.

– Да, – ответил местре Жинга, откидываясь в кресле и руля одной рукой. – Но с чего начать? Мы надеялись, что ты не влезешь во все это, и мы сможем справиться раньше, чем ты что-то узнаешь, но, когда убили бенса, оставаться в стороне не представлялось возможным.

– Так это вы были в террейру?

– Ты всегда была слишком умной, но не слишком проницательной, – сказал местре Жинга.

Марселину окружали знакомые улицы. Они ехали в сторону школы капоэйры местре Жинга. «А у вас все еще комплекс Йоды».

– Я приглядывал за тобой все время после того, как этот клоун Раймунду Суарес отправил тебя к Фейжану. Если бы он держал рот на замке… но после ссоры с бенса он разобиделся. Стоило бы прирезать его, тогда мы не попали бы в такую заваруху.

– Погодите-погодите, а что за заваруха-то?

Машина болталась по извилистой дороге, царапая стены жилых комплексов, выкрашенные охрой или желтой краской.

– Нужно бы переключить на передачу пониже, – заметила Марселина, которую беспокоил стучавший, выбивавшийся из сил двигатель. – Слишком быстро.