Читаем без скачивания День без Смерти (сборник) - Леонид Кудрявцев

Грег уже поднимался по лестнице и вскоре исчез в чреве космического корабля. Люк закрылся. В динамике послышалось характерное шипение воздуха.

— Включил наддув кабины, все о’кей, — доложил Грег, — начал проверку систем. Топливо в норме… управление в норме… Все о’кей. Люк герметичен, начался предстартовый отсчет. Время до старта — три минуты. Пратт, разреши проверку остающегося взлетного блока через мои приемники. Для спокойствия своей души. Ведь он последний. Вдруг что не так.

— Проверяй, Грег. Спасибо тебе за это, за эту заботу, Грег…

— Все системы исправны, Пратт. У меня на борту все идет по графику.

— Грег, стекло шлема не поднимай. Живи пока за счет автономных запасов скафандра. Там, наверху, вентили аварийных баллонов открой — капли, но все же кислород… А впрочем, нет, не делай этого, скафандр еще может понадобиться.

— Хорошо, Пратт, я все сделаю именно так. Двигатель в норме, синхронизация с орбитальным блоком устойчивая, время до стыковки компьютер дает двенадцать минут. Все о’кей, парни. Жду вас на орбите. Пратт, Касл, дисплей светит 20 секунд до старта. Парни, держитесь… Пятнадцать секунд. Пратт, у тебя будет внук, поверь мне будет, обязательно будет. А у тебя, Касл, будет жена, как ты и хотел — японка. У моей Бетси есть подруга, японка… она просто очаровательна, ты ей обязательно понравишься… семь секунд, Грег… пять, четыре, три, две, одна… тяга.

Взлетная кабина вздрогнула, оторвалась от нижней, стартовой части и устремилась вверх. Под днищем светился узкий синеватый луч. вырывающихся из сопла газов. Светлая точка пронеслась по черному небу, затерялась среди многочисленных звезд и исчезла за непривычно близким горизонтом. Грег улетел. Пратт и Касл остались на Луне одни.

— Ну вот, Пратт, нам осталось только ожидание.

— Я думаю, оно не обязательно что-то застывшее, пассивное и неизменное. Ожидание может быть разным. Скажем, у нас, в отряде. Один ждет своего полета год. Другой — пять лет. Третий — семь, восемь. Ситуация тут проста: дилижансов мало, а желающих много. Кто как ждал. Кто тихо и спокойно поджидал “своего дилижанса”, а кто лез в испытания в науку, под воду, в воздух. Ждать в буквальном понимании — жутко скучно. Вот я и “побежал навстречу своему дилижансу”. Тебе, наверное, привычно ждать, ведь ты ученый — человек спокойной работы, не то что мы — летчики. Вы любите сидеть, думать, творить. Правда, ты парень нашего склада — вон как за камнями бегал по Луне, нам помогал, гайки и болты ловко крутил. Спасибо тебе за это, Касл. Наш ты парень, хоть и док.

— Спасибо, Пратт.

— Да что там спасибо. Я ведь все видел. Мы с Грегом спать заваливались, а ты все что-то писал, считал. Что ты там накопал для своей науки, Касл?

— Во-первых, я пересчитал расход кислорода нашей компанией. Расчеты совпали с тем, что нам передали с Земли. Но я не стал говорить о них, чтобы там, в Центре, не расслаблялись. Это раз. Во-вторых, Пратт, эти камни могут стать ключиком для многих загадок. Жаль, что сейчас у нас с собой мало приборов для исследований и особенно по селенологии. Еще в первых полетах на Луну находили странные бурые камни, исследования показали, что их возраст более пяти миллиардов лет. А Солнечная система моложе почти на полмиллиарда лет. Откуда они? Луна старше своего родителя? Вроде такого быть не может. Или действительно Луна прилетела к нам из глубин космоса? Или этот камень прилетел с окраин или даже из другой Галактики? Но как он добрался до нас? Слишком мала вероятность такого события — миллиарднолетние дали. А тут сразу несколько таких: камней. Если их много, то какой вывод надо или, вернее, можно сделать? Вот и ломай голову. Тебе это не безразлично, Пратт?

— Нет, Касл, не безразлично. Я, кстати, теперь более глубоко понимаю, что раньше, когда астронавты готовились к полету годами вместе, в одном экипаже, было намного лучше — они понимали друг друга глубже, они знали друг Друга. Загадки Земли волнуют и меня. Я до сих пор отчетливо не понимаю предназначения и истоков; многих цивилизаций, религий, знаний приобретенных и потерянных. Майя, каяпо, друиды, Стоунхендж и Пальмира, появившиеся на грани каменного и бронзового веков, судьба Лалибеллы и Махенджо-Даро… А Тунгусский метеорит, а сверкающие “звездные знаки”… Мне тоже все это интересно, это волнует меня. Я еще не стал “слепой лошадью”, тянущей лямку, Касл.

— Я не хотел сказать ничего плохого, Пратт. Смотри, дисплей ожил, это Грег появился из-за горизонта.

В динамике зашуршало, и сквозь шум прорезался голос Грега.

— Все о’кей, Пратт, Касл. Стыковка прошла блестяще, автомат вел себя вполне прилично до трехсот метров. Далее работал я, трудно, но все-таки удачно. Я в орбитальном блоке. Остаток топлива в кабине мал.

— Не тяни, Грег…

— Понял. Язык не поворачивается… Топлива нет, Пратт. Я это понял, еще не войдя сюда. На орбите блока шлейф кристаллов. Красиво, особенно в лучах Солнца. Переливается все, играет всеми цветами радуги. Красиво смотрится наше топливо, но оно уже твердое… летающие камешки. Это раз. Да и орбита блока стала другая. Машина это поняла, а я догадался по дополнительному импульсу коррекции. Топливо вытекало и, очевидно, создало дополнительный импульс.

— А приборы?

— Приборы подтверждают. Ноль по всем датчикам, красные пульсирующие нули на дисплеях. Я попробую проверить систему, сейчас включу систему стабилизации, посмотрим, что получится.

— Понял тебя, Грег. Ты все делаешь правильно. Ждем результатов твоего теста. Комментируй свои действия, нам так легче, чем сидеть в неизвестности.

— Хорошо. Постараюсь сыграть сцену с одним артистом на подмостках. Кстати, со стороны наша — станция смотрится неплохо. Особенно оживляют мертвую Луну огни, какую-то веселость придают унылому ландшафту. Вообще впечатление такое, что на Луне была война — вся поверхность в воронках. Планета после войны — безжизненная и страшная. Хоть огоньки мигают, слава богу, прямо надежда на жизнь, Да и только.

— Ты абсолютно прав, пока жизнь на Луне действительно осталась, — вставил Пратт.

— Включаю программу подготовки к ручной стабилизации на двигателях. Программа включилась Да, Пратт, Касл, это очень хорошо, что на блоке есть гироскопическая система стабилизации и ориентации ей лишь бы Солнце светило и солнечные батареи были целы — есть энергия, есть ориентация. А если бы только реактивная система была? Что тогда?

— А тогда, Грег, орбитальный блок вращался бы как угодно и походил на сумасшедший волчок. К нему было бы очень трудно пристыковаться. Русские решали такую задачу на одной из своих станций. На какой, не помню. Их космонавт Джанибеков делал эту работу. Я интересовался подобной возможностью. У него это был пятый полет, то есть был большой опыт… А у тебя его нет. И трудно сказать, где бы ты сейчас был. Как идет программа, Грег?

— Все в порядке, на дисплее: “Приглашаем к работе”. Ну что же, последняя наша надежда. Боюсь отклонять ручку управления.

— Работай, Грег, все равно от истины не уйдешь. А истина всего дороже. Работай, Грег, работай.

— Сейчас, Пратт, сейчас. Дай собраться с духом.

— Да работай же, черт тебя побери! Не тяни! — Пратт сорвался на крик. — Грег, сдвинь ручку управления… мне нужна правда.

— Сдвинул, — голос Грега стал низким, почти шепот, — никакой реакции. Клапана хлопают, а тяги нет. Блок потерял ориентацию, гироскопы-то я отключил. Луна встала на дыбы и ушла куда-то вверх в иллюминаторе. Все, парни, теперь уже точнее некуда — нет топлива. Это ясно. Теперь все дело только — за Землей.

— Это ты, конечно, прав, Грег, но не так уж все за Землей, — отвечал Пратт, — но и за нами, и еще кое за кем, Пит. И ты это прекрасно знаешь. На селеноцентрической орбите русская станция. Это наш лоследний шанс. Притом надо уже сейчас готовиться к этому варианту. Все рассчитать, взвесить, обсудить с русскими. Сидеть и ждать и невозможно, и неправильно. Надо использовать все варианты и возможности. Дай подумать, Касл, и сам подумай. Грег пусть тоже посоображает самостоятельно, а потом сложим наши мнения. Слышишь, Грег?

— Да, конечно, до свидания, Пратт, Касл. Ухожу за горизонт. Связи конец.

— Счастливо тебе, Грег, — лоб Пратта наморщился. — Касл, прежде чем я займусь разговором с Центром о русских, нужно прежде всего сбить эту непомерную американскую спесь с наших. Иначе она из-за своей гордости и нежелания склонить свои высокоподнятые к звездам головы загонят нас с тобой в уютный длинный ящик. Может, такой ситуации не случится больше и мы вывернемся отсюда, но и тогда мне будет не стыдно за то, что я тебе скажу. Мне сейчас противно вспоминать первый полет “Шаттла”. Да, это было замечательно, грандиозно, ново, это была наша победа. Но зачем, скажи, на каждом углу продавать майки с надписью “И пусть русские сдохнут от зависти”. Кому это надо? Вот как бы нам тут теперь не сдохнуть от непомерной американской гордости и от зависти к русской громадине, летающей рядом. И вообще, кому была нужна эта гонка в конце шестидесятых. Гнали сами себя: ракету срочно, корабль срочно, троих потеряли, двадцать четыре миллиарда вложили — первые на Луне. И что? Сейчас-то и они тут, и мы тоже. Какую ракету они отгрохали! Отгрохали не спеша, не суетясь. Действительно мощь, чтобы такую станцию сюда притащить. Уж на ней, наверное, топлива до черта. Имея систему перекачки топлива, даже без стыковки можно было бы обойтись: протянуть шланги между кораблями. С помощью того же “летающего чемодана”, он себя хорошо показал еще на “Шаттлах”, когда перелетали с корабля на спутники. Отсосали бы топлива сколько надо, и делу конец. А русским бы заплатили или… Нет же! Все друг от друга прячем, все по-своему делаем, только под себя. Ну, у Земли еще ладно, да и не везде можно универсальные узлы ставить… шпионы же летают, но здесь или у Марса — что, и там так будет?! Вон она где, наша Земля, дождись от нее помощи… Помнишь, Касл, рассказ Джима Ловелла, он одним из первых был около Луны. Как здорово он говорил о Земле: вокруг нас был черно-белый мир” мир без красок, мертвый мир. И только Земля обладала красками жизни — белые, синие, коричневые, контуры материков, океанов… там была жизнь. Может, Касл, действительно мы одни в этой бесконечной Вселенной? Прекрасные слова Джима, не правда ли? У каждого землянина есть свой, хоть и разный, но все-таки свой дом. А Земля одна на всех. Извини, я заболтался. Что-то меня в философию потянуло стареть стал, наверное.