Читаем без скачивания Зять для мамы - Ирина Словцова

Дама, как всегда прокуренным голосом, сразу приступила к делу:

– Я выяснила, ты юридически ни при чем. – Интонация фразы была незаконченной, и Марина молча ждала продолжения…

– …а фактически вы обе виноваты.

– В чем ты нас опять обвиняешь?

– Ипполит оказался слабаком. Ему пригрозили, что если он не подпишет бумагу о своем согласии на продажу квартиры, то его хорошенькой жене и будущей актрисе попортят мордашку. Он и сломался. Ему нужно было только потянуть время, дождаться моего приезда… Такой же слабак, как и его папаша, – зло заключила Шум.

– Спасибо тебе, Настя…

– За что? – удивился прокуренный голос.

– Я знаю теперь, что твой пасынок не так безнадежен, как мне казалось вначале. У него есть характер… У тебя ко мне больше нет претензий?

Молчание – знак согласия, и Марина нажала кнопку отбоя.

Во всей этой кутерьме ей не оставалось много времени на переживания из-за Алены. Она только каждый вечер по привычке просматривала электронную почту. Дочь регулярно писала – дежурные фразы о здоровье, погоде, передавала приветы от старших Шантов и ни словом не напоминала об их разговоре про командировку.

Через две недели в электронном почтовом ящике лежало письмо с вложенным файлом: отличные фотографии средневековых рыцарей на лошадях и текст, под которым стояла подпись Alena Shanta.

В самом письме была фраза:

Сделали УЗИ. У нас будет сын. Янош учится с ним разговаривать. 

Ну слава Богу, обрадовалась Марина, теперь можно вздохнуть спокойно: ее дочь уж точно не станет «приложением».

Как многие люди, работающие за компьютером, Марина давно уже не смотрела телевизор, а интересующую ее информацию искала в Интернете. Вот и в этот раз она зашла на сайт, которым пользовалась постоянно, и прочла на первой «полосе»: «Инцидент на границе с Грузией… есть жертвы».

На следующее утро она уже была в Комитете солдатских матерей. Оттуда можно было получить информацию о пострадавших солдатах-пограничниках. Фамилия Ипполита была в списке раненых. Председатель комитета Алевтина помогла Марине связаться с начальником погранзаставы и выяснить, в какой госпиталь отправили Коржикова. К вечеру у Марины был его адрес и билет на самолет до Тбилиси. Она решила позвонить Алле.

– Если хочешь, поедем вместе, – кратко изложив суть, предложила реабилитированной приятельнице. – Может быть, это тот случай, когда ты сможешь с ним поговорить?

– А что я Олегу скажу? – испугалась Миссис Совершенство. – Нет-нет, это исключено. Поезжай, я тебе фрукты соберу, а ты мне потом все расскажешь.

Коржиков-старший к телефону подойти не мог…

На этот раз она не осталась одна со своими заботами об Ипполите. В аэропорт, не сговариваясь, ее приехали проводить Алла и Чернин. Алла, словно стесняясь, сунула ей в руки небольшой сверток:

– Скажешь, что от тебя.

Евгений Борисович предупредил:

– Если ранение серьезное, вези сюда. Здесь мы ему поможем.

…В самолете она, как всегда, спала, зная, что сил ей понадобится много. От аэродрома рейсовым автобусом без труда добралась до госпиталя, занимавшего большую территорию. Прошла через контрольно-пропускной пункт, спросила, где хирургический корпус. Медленно двигалась по аллее, вдыхая аромат южных цветов, и вдруг увидела картину, от которой ее снова затрясло, как в ознобе.

Навстречу ей стриженый ровесник Пола в больничном халате толкал впереди себя инвалидное кресло. В кресле сидел такой же молодой парень, только без ног – они были ампутированы выше колен.

И она сказала: «Господи, куда ты смотришь? Почему ты позволяешь вытворять нам такое с нашими детьми?» Ей стало страшно. Она корила себя за то, что ходила к военкому, что просила послать зятя «куда-нибудь, где мужчины заняты делом, а не пьют от тоски и безделья, не звереют и не развращают мальчишек». Господи, пусть он будет только ранен, только ранен!

Наконец она нашла корпус хирургии, надела бахилы, накинула халат и пошла по длинному коридору, ища палату.

…Ипполит спал. Она увидела коротко остриженную голову, повязку над ключицей и плечом, бледное, худое, спокойное лицо, родинку над пересохшей губой, пушистые ресницы, делавшие его лицо детским и беззащитным, села на край его кровати и заплакала.

– А вы его разбудите, – посоветовал сосед справа, – а то просидите до ужина. Он сутками спит, а встает только поесть. И то если мы растолкаем.

Она нерешительно потрясла Ипполита за плечо, он тяжело разлепил веки, открыл глаза в сонной поволоке, повернул голову, увидел ее, и его глаза сначала стали ярче, потом радостно засветились.

– Ма-ма… Марина… А разве сюда штатских пускают?

– Вот, оказывается, пускают. Как ты себя чувствуешь? Что с плечом?

– Все хорошо. Мне повезло – рана легкая, ничего не задето. Ни легкие, ни ключица. Хирург сказал, что я в рубашке родился.

Марина стала выкладывать на тумбочку фрукты. Она купила их много. Она знала, что он не один.

– Зачем же вы тратились?

– Ипполит, о чем ты говоришь! Мы ведь понятия не имеем о том, что происходит здесь. А я буду жалеть каких-то фруктов. Меня одно радует, что скоро твоя служба заканчивается.

Они проговорили до ужина – о части, о докторах, о том, что скоро демобилизация, и ни слова – об отце. На прощание она погладила его по руке:

– Я жду тебя домой.

После этой поездки долго приходила в себя. Как-то пришла в студию, посмотрела на своих дизайнеров, спросила:

– А вы в армии служили?

Они дружно посмотрели на нее как на больную. Ванечка, вернувшись глазами к монитору, ответил:

– Родители отмазали.

А кто тогда родители тех, кто отпустил своих детей туда ?

Глава 30. Жизнь продолжается

Время от времени Лиза бунтовала и кричала, что «мальчишки обнаглели и сели ей на голову и что даже не хотят сами просто позвонить по телефону и заказать себе обед». В дни Лизиных забастовок они ходили обедать в соседние с офисом кафе, и эти хождения отнимали часа три рабочего времени. Тогда они задерживались в офисе, а Марина их не торопила, ведь дома ее ждали только коты. Сегодня был как раз такой случай, но, как она ни старалась под любым предлогом задержаться в офисе, домой все-таки нужно было возвращаться… Она медленно поднялась на второй этаж, повернула ключ в замке…

Вот уже два года никто не встречает ее в прихожей – ни разговорами о Жириновском, ни возмущениями подлянкой, которую устроили преподы на зачетной неделе. В квартире не пахнет ни морилкой, ни жареной картошкой из кухни, а в шкафу прихожей висит куртка Ипполита, которая уже давно забыла запах хозяина. Марина с тоской и надеждой посмотрела на телефон, и он, словно под ее взглядом, ожил трелью звонка.